Совсем голову потерял

Хеопсыч закивал:

– Морской закон и в пустыне – закон! Так и пять тысяч лет назад от наших эр было!

Никита не слышал их. Он не сводил глаз с Инны.

Ищун стал подбадривать Никиту:

– Давай, давай! Это – легко! Не то, что сокровища искать! Если тяжело будет, свистни, помогу по дороге съесть!

Никита по-прежнему ничего не слышал. Он встал, зашатался, сделал неуверенный шаг к Инне, стал падать на нее, но умудрился упасть на колени. Чтобы не упасть дальше, он обнял ее за талию. Инна вытаращила глаза, попыталась оторвать от себя ее руки, но он мертвой хваткой сцепил руки, и у нее не получалось даже двинуться с места.

– Вот это – по-нашему! – обрадовался Толстой. – Скажи ей что-нибудь умное и ласковое!

И Никиту прорвало:

– О моя царица! Я снова увидел тебя!

К Инне стал возвращаться дар речи. Она залепетала:

– Ну-ну, то есть, но-но-но! Познакомиться не успел, а уже – лапать! Я даже не знаю, как тебя зовут.

Никита не расцеплял рук, опасаясь распластаться на полу от слабости, сковавшей его:

– Я тоже не знаю! У меня не было родителей, а все звали меня просто воином.

Тут его руки так ослабли, что Инне удалось расцепить их. Она попятилась от него.

Никита почувствовал, что сейчас упадет и снова сделал несколько неуверенных шагов на коленях к Инне. Язык его сам зашевелился, выпуская слова, которые он еще не успел обдумать:

– Наша ночь была изумительной!

Все присутствующие разинули рты, а Толстой бурно зааплодировал.

Инна попятилась и отбежала за соседний стол. Но в ее глазах начало сквозить любопытство к Никите. А тот уже потерял ее из виду, растерянно хлопал глазами, растянулся на животе и замер.

Хеопсыч многозначительно усмехнулся:

– Подумаешь, царица! Да у меня девять цариц было, не считая… забыл чего не считая. А главных из тех, девяти, помню: Зарима, Тахина, Шахина, да еще Блохина была, зарплату она выдавала и профсоюзные взносы собирала.

Цезарь снова поднял ложку:

– Подумаешь, девять! У меня сто девять наложниц было, не считая цариц! Все наложницы накладывали мне еду, и еще продукты тоже, в тарелки. А царицы потом тарелки мыли.

Толстой тоже не удержался, чтобы не высказаться по такому поводу:

– Мужики! Сколько у меня почитательниц моих произведений было, вам всем до ужина не сосчитать! Но ужинов впереди еще много, так что можно стараться!

В это время Инна незаметно проскользнула до выхода из столовой и, усмехаясь, исчезла за дверью.

Но окончательную точку в споре о царицах поставил Ищун:

– Если их сосчитать не получается, значит, их так много не надо! Сокровища считать надо! А цариц – хватит и по одной, ежегодно, но на каждый день, чтоб они зарплату постоянно выдавали!

Все с ним, молча, согласились, и многозначительно закивали. Только Толстой удивленно спросил: «Зачем тебе сокровища?»

А Никита, приходящий понемногу в себя, смутно услышал голос Ищуна: «Для справедливости. Я человек справедливый и считаю, что каждый должен найти свое сокровище. Я тоже обязан вместе с каждыми, каждый день его искать, и постоянно находить! Я же всю Аляску из-за своих сокровищ перерыл и перемыл, пока к остывшему ручью не примерз. Аляску же купить обратно хотел на золото, но не успел».

Пока голос звучал в ушах у Никиты, он соображал, про что звучит этот голос, а когда перестал, почти про всё забыл. Только запомнилось, что для справедливости надо искать сокровища.

ГЛАВА 9. ВСТРЕЧА С ФЛАВИЕМ

В кабинет главврача двое санитаров с трудом втолкнули упирающегося Никиту, одетого в смирительную рубашку. Главврач, отдаленно напоминающий Флавия чем-то еще кроме шрама, взял в руку авторучку и стал нервно постукивать ею по ладони другой руки. Санитары не выпускали из рук сопротивляющегося Никиту.

– Так, так, так! – издалека начал воспитательную беседу главврач.

– Что – три раза так? – удивился и перестал извиваться Никита.

– Не так ведешь себя, Воинов!

– А говоришь: «Так!», да еще трижды! – презрительно усмехнулся Никита.

Главврач сжал авторучку в руке и продолжил воспитание:

– Тебе не до трех считать надо, а – вести себя порядочно! Это же – основы нашего воспитания! И нельзя сразу на женский персонал бросаться!

– Я больше не буду сразу! – решил исправляться Никита.

Но главврач никак не понимал его, и продолжал гнуть это непонятное воспитание:

– Ты мне эти штучки брось, а то без сладкого надолго останешься!

Инна робко вошла в кабинет, осторожно обошла удерживаемого санитарами Никиту, и покорно уставилась на главврача:

– Звали?

А Никита не терял времени даром. Он всё пристальней и пристальней вглядывался в лицо главврача, пока не произнес:

– Что-то мне твоя морда знакома!

Главврач бросил ручку на стол и его затрясло:

– Ты насчет моей морды не выражайся! О своей подумай! Она в изоляторе, ох как похудеет!

Но Никита его не слышал, он думал о своем:

– Точно! Ты тогда бесстрашную морду строил, три дня назад, когда к ней полез! – показал он на Инну. – А сейчас в трясучку ударился!

Инна покраснела.