Плацебо в мягком переплёте

Полдня, по моим ощущениям, я пролежал в постели, но к вечеру всё-таки смог встать. Выйдя из палаты, дежурная медсестра была удивлена, увидев меня. Я медленно волочил ноги, опираясь о стену. Больничная роба такая же, как и у всех пациентов, сидящих возле телевизора. Отряд бойцов в пижамах в клетку, единственная радость которых это двадцать четыре кадра в секунду на старом кинескопе. Раньше мне приходилось лежать в больницах, и для людей преклонного возраста ТВ было чем-то вроде молитвы перед обедом. Они садились, каждый на своё место, натягивали очки, которые весь день висят на цепочке на шее, и с нетерпением ждали начала передачи. На следующее утро они всегда обсуждали моменты из вчерашней программы, на этом и строилось их общение.

Я встал позади всех. Покрутив головой по сторонам, я понял, что это столовая и по совместительству зал для отдыха. Около десяти столов сдвинуты друг за другом, маленькое окно с подставкой для подноса нежно-голубого цвета, возможно, когда-то это было детское отделение. Я сел на свободный стул и уставился в окно. Одного я не мог понять, почему я чувствую себя не в своей тарелке? Руки и ноги мои, волосы на голове, я их щупаю, но они кажутся чужими. Обратил внимание на ухоженные ногти, хотя не помню, когда в последний раз доставал маникюрные ножницы из пенала Элис. Вспомнив о ней, захотелось домой.

Я вздрогнул от звонка, и тут же медсестра объявила, чтобы все шли на ужин. Заняв своё место в очереди, держал в руках пластмассовый поднос, но столовых приборов я так и не нашёл. Позади меня стоял мужчина, он дышал мне в спину, я обернулся и увидел, как его потрясывает, он будто нервничал или от лихорадки. Это так насторожило, вдруг он чихнёт и заразит меня. Хорошо, что была уже моя очередь у окошечка, я сунул в него свой поднос. Мне дали второе, булочку и стакан молока. Также ложку, завёрнутую в белую салфетку. Но ни вилки, ни ножа не дали. Ну и как мне разделываться с этим кусочком мяса, на вид очень жёстким? Сел за свободный столик и принялся ужинать. Вскоре ко мне подсел тот странный мужчина, стоявший за мной в очереди. Он также дёргался, ложкой ударяя о зубы, криво улыбаясь. Я только собирался встать из-за стола, как он сказал мне:

– А где твоя тетрадь? Не поняв его вопроса, пожал плечами, ушёл в свою палату. Следом шла медсестра с деревянным подносом с отдельными секциями. Догнав меня, протянула таблетки и маленький стаканчик с водой. Когда я выпил, она попросила открыть рот, чтобы убедиться, проглотил ли я их. Меня как-то напрягла эта излишняя забота, или что это было, не знаю. Как только я сел на кровать, у меня стали закрываться глаза, резкая слабость распространялась по всему телу, от макушки до кончиков пальцев. Тяжёлая голова устремилась к подушке, а ноги по-прежнему касались больничного линолеума. Пришлось руками помочь закинуть их на койку. Я лёг на живот и почувствовал, как меня кто-то укрывает сверху одеялом.

Глава 7

Утро воскресенья было пасмурным. Снова ватная голова и мысли, которые я никак не мог привести в порядок. Я её начинаю, но она улетает как воздушный шарик, с которого стянули верёвку. Виляя над головой несколько секунд, уноситься прочь, или как показывают в мультфильмах – лампочка, которая загорается возле макушки, разбивается и осколки исчезают. Я заметил, что на прикроватной тумбочке лежит книга. Взяв её, открыл где-то на середине. Пошуршал пожелтевшую бумагу, провёл рукой по холодной и твёрдой, как мрамор, обложке. С обратной стороны были едва заметные царапины, будто книгу использовали вместо стола и писали на ней. Пытаясь разобрать, что было написано, мне, как и в случае с женским криком, причудилось, что на твёрдой обложке нацарапано «Элис», или что-то очень похожее. Я обратил внимание лишь на самые глубокие вмятины, а которые были ниже, не разобрать. Будто маленький танк прошёлся по ним, оставляя гусеничный след. Я услышал, как женский голос зовёт всех на завтрак. Он был другим, а значит, на смену заступила новая медсестра. Выходя из палаты, я вновь видел удивлённые взгляды, будто у меня на щеке засохла зубная паста. Мне стало не по себе и я тут же принялся осматривать своё лицо в оконном отражении, где через решётку виднелись влажные и замученные глаза.

Перед завтраком я пошёл умыться и заметил, как два мужичка курят самокрутку в туалете.

Так и хотелось выйти на улицу, найти ближайший ларёк с сигаретами и купить им пачку. Уж очень они не хотели делить эту папиросу на двоих. Я похлопал себя по карманам, но понял, что кошелька нет, да и вместо привычных мне брюк, я был одет в какие-то клетчатые шаровары. За завтраком моя голова начала приходить в себя. Я мог закончить свою мысль, смотрел по сторонам, пытаясь уловить больше информации, которую обмозгую в течение дня. В какой-то момент я понял, что все пациенты вокруг говорили на моём родном языке. Подошла медсестра и дала лекарства, как и та, другая, она удалилась только убедившись, что я проглотил таблетки. Позавтракав, отнёс поднос и задумался: «неужели в Норвегии для иностранцев есть отдельные больницы?»

«Вот это страна», – подумал я, и меня снова стало клонить в сон.

Я быстрее пошёл в сторону туалета, сунул два пальца в рот и ошмётки еды с тремя пилюлями вышли обратно. Умылся, обдумал дальнейшие действия, ведь лекарством было какое-то сильное снотворное и меня это насторожило. С каждой минутой я всё чётче соображал и начал замечать разные мелочи, на которые не хватало внимания. Мимо прошла медсестра и спросила:

– Почему ты всё ещё здесь?

– А где я должен быть? – сказал я с недовольством в голосе.

– В постели, – удивлённо ответила она.

– Но ведь ещё утро, почему я не могу походить по отделению?

– Санитары, – крикнула она, повернув голову направо. Я не мог понять в чём дело, ведь я просто после завтрака зашёл в уборную. Тут же забежали двое мужчин крепкого телосложения и держат меня. Медсестра достаёт из кармана больничного халата шприц и вводит его содержимое мне в плечо. Помню только, как моё вялое тело волокут в палату, а ноги – два безжизненных червя – шуршат по больничному линолеуму.

Я проснулся как с похмелья, сильно хотелось пить, страдала координация. У меня жутко чесался кончик носа, но попробовав дотянуться до него, я не смог. Руки и ноги были зафиксированы хомутами. Было страшно, что это за больница такая, где привязывают к кровати. Я же не буйный пациент в психушке. В палату зашла медсестра, сунула в рот таблетку и развязала. Помогла встать и, взяв за руку, вела за собой. Я шёл в полумраке, хотел что-то спросить, но не мог собраться с мыслями. Меня привели в кабинет доктора. Крупный мужчина с усами, круглое лицо казалось мне знакомым, очень знакомым, будто я видел его довольно часто. Он задал мне пару вопросов, на которые я как на автопилоте отвечал, еле поворачивая язык. Я сконцентрировал всё внимание, чтобы понять, что он хочет от меня.

– Как ваша книга? – спрашивал он.

– Откуда вы знаете, что я пишу? Что я вообще здесь делаю? Почему меня привязали к кровати?

Я как-то взбодрился и медсестра хотела дать ещё одну пилюлю, но доктор её остановил, сказав, что может быть так будет лучше, и попросил её оставить нас.

– Я имел виду тетрадь, но вы же её, как книгу читаете. Давайте по порядку. Вы знаете где находитесь? И что вы тут делаете? – спросил доктор.

– Я хотел спасти девушку, она была в воде, но нырнув за ней, я не смог выбраться на поверхность. Видимо кто-то меня достал и привёз в больницу.

Доктор спросил:

– Вы разве не помните, что вас привела мать? Она сильно переживала, что вы всё дома и пьёте от отчаяния. На работе не появлялись две недели, да и вообще запустили себя из-за какой-то там девушки.

– Мама? Причём здесь она? Это невозможно, у неё даже загранпаспорта нет.

– Я думал вы пришли в себя, видимо стоит увеличить дозу. Мне доложили, что вчера утром Вы буянили, и медсестре пришлось вводить успокоительное, – тяжело вздыхая, говорил он.

Тут же мне сделали укол и увели обратно в палату. К вечеру я проснулся, подошёл к пациентам, смотрящим телевизор, и сел рядом. Скоро должен быть ужин. В первый день я заметил, что больные приносят еду с первого этажа. Я попросился помочь, чтобы выйти на улицу. Сестра кивнула головой санитарам и те взяли меня с собой. Спускаясь по лестницам, пытался сосредоточиться. В моем расположении, будет несколько минут на улице, за это время я должен узнать больше о том, где я. Первое, на что я обратил внимание – номера у машины были не норвежские, и регион родного города. Осмотрелся по сторонам, какая-то закрытая забором территория и несколько отделений. В окне здания напротив я увидел молодую девушку, которая была приветлива и помахала мне клетчатым рукавом своей робы. Мне в руки вложили тяжёлую коробку и я поднимался с ней наверх. На нашем этаже, кроме медсестёр девушек не было, а значит, это мужское отделение. Кусочек за кусочком, я собирал полную картину и хотел поскорее всё понять.

За помощь, повара мне дали пару яблок, я поблагодарил и ушёл к себе в палату, положил их под подушку. Пока я был на кухне, раздавали вечерние таблетки. Мне повезло взять их последним, и из-за невнимательности сестры я успел сунуть их в карман и спокойно уйти в палату.

Позже я вышел, медленно шагая. Всем своим актёрским мастерством показывал сонный вид. Сегодня будет вся ночь для того, чтобы подумать, и никакие препараты не собьют меня с толку. Я сел со всеми у телевизора и ненароком поглядывал по сторонам, слушал разговоры, собирал информацию. Ведь я уже догадывался, где я сейчас находился, и первостепенной задачей было убедить врача в том, что я не пытался покончить жизнь самоубийством, утопив себя в море. Выключился свет, все разошлись по палатам. Я лёг на бок и начал размышлять.

Уснул под утро, а когда проснулся, решил отрепетировать свою речь. Лежал и ждал приёма у врача, ведь я уже знал, как буду себя вести при нём. И вот заходит медсестра и говорит эти долгожданные слова. Пока мы шли, собирал волю в кулак. Я должен быть убедительным и уверенным в своей правоте. И зайдя в кабинет, начал искать бейджик на халате доктора. Успел прочитать и поздоровался, назвав его по имени и отчеству. Он удивлённо посмотрел на меня, затем опустил глаза вниз, понял и улыбнулся. На этот раз не было шаблонных вопросов, мы перешли к сути. Он обратил внимание на то, что сегодня я более сосредоточен. Наверняка он понял, что я подготовился к приёму, и сразу же дал мне слово.

– Вам кажется, я пытался совершить суицид, раз меня нашли тонущим в воде, но уверяю вас, это не так. Я понял, что нахожусь в мужском отделении психиатрической лечебницы. И препараты, что мне выписали, что-то вроде сильных успокоительных. Они настолько хорошо действуют, и я не могу сформулировать мысли в голове. Как бы подавляя желания о чём-то вообще думать и расстраиваться. Вы пытаетесь уберечь меня от самого себя, но мне не нужен врач, это недоразумение. Я могу пройти любые тесты, ответить на все ваши вопросы, и вы убедитесь, что я не хочу причинить себе вред. Да, я тяжело переживаю смерть близкого мне человека, но я и не собирался наложить руки на себя.

– А кто у вас умер? – перебил меня врач.

– Моя невеста – Элис, – сказав это, я заметно взгрустнул.

– Вы вроде бы пришли в себя, но до конца не понимаете, что с вами произошло, позвольте я всё объясню.

Ваша мать обратилась к психологу с жалобой на то, что её сын расстался с девушкой, которую безумно любит. Он опустил руки, не выходит из дома, постоянно пьяный и злой. Мать, навещая Вас, часто замечала заплаканное лицо сына и решила обратиться к врачу, чтобы тот побеседовал и назначил антидепрессанты. Но Вы так боялись психотерапевта, что пропали на несколько дней и жили у друга. Мать уговорила Вас на приём у психолога.

Был совершенно обычный визит к врачу, выполнив пару тестов, доктор посоветовала Вам написать несколько страниц о том, что наболело, и о той жизни, которую бы вы хотели прожить. Орудуя шариковой ручкой словно художник кистью, Вы целиком и полностью погрузились в этот рассказ. Перестали реагировать на слова психолога, мать заплакала, ведь раньше такое уже бывало и не раз. В детской карточке есть записи обращения к психотерапевту. Болезненное расставание с игрушками и оживление выдуманных историй. И последний зафиксированный приступ был в школе, на уроке литературы. Вы напугали одноклассников, когда писали сочинение и всем начали утверждать, что ваш рассказ чистая правда. Затем последовали насмешки от ровесников, а в кабинете детского врача вели себя неадекватно. Так же и у психолога, у Вас был приступ. Словно нанося текст на бумагу – стиралась грань между мечтами и реальностью, и Вы, конечно же, выбирали мечты. Вас привезли сюда и вы больше двух недель сидели в комнате с тетрадью и писали что-то. Санитары как-то забрали её и Вы ночами не могли уснуть, а когда удавалось, снились одни кошмары. Мы не знали, что делать, ведь даже успокоительное не помогало. Я решил, Вам стоит дописать всё, что вы хотели. Возможно, выговориться тетради, как своему другу, с помощью письма. И получив желаемое – вернулись в обычное состояние, но эта эмоциональная встряска помогла вам выбраться. Глядя на Вас сейчас, я не могу сказать, что Вы сумасшедший. Просто впечатлительный с весьма необычным приступом помешательства. Возможно, лекарства усугубили состояние, ведь они напрочь дезориентировали Вас и Вы перестали понимать, что только в голове, а что перед глазами. Мы попробуем понаблюдать за Вами без вмешательства препаратов и посмотрим на результаты.

Я слушал его с открытым ртом, точно зная, что это ложь, я помню каждый день, каждую минуту, проведённую с Элис. Но если сейчас начать отпираться, я сделаю только хуже. Я попросил показать записи наблюдения за пациентами, хотелось посмотреть на это с другой стороны. Мне нужно было больше информации, чтобы решить эту задачу. Доктор неохотно, но согласился, сказав, что на следующем приеме даст проигрыватель, чтобы послушать записи сеансов со мной. Задал ещё интересующие вопросы, а после он уже верил мне, что я говорю правду. Он был готов помочь во всём разобраться.

Придя в палату, я уставился в одну точку, пытался принять то, что сегодня услышал. Ведь и правда, у меня раньше бывало такое, что в своём ярком воображении я мог заблудиться. Неужели и сейчас происходит то же самое.

Глава 8

На следующее утро я с нетерпением ждал, когда за мной придёт медсестра и я наконец послушаю записи сеансов. Но время тянулось как жвачка, каждые пять минут я смотрел на часы, вот уже начался завтрак. Сегодня на удивление вкусная каша, наверняка это из-за отсутствия препаратов в крови.

Как обычно, меня привела сестра, постучала в дверь и удалилась. Я зашёл и увидел на столе футляр небольшого размера, доктор протянул его мне. В нём был старый диктофон с затёртыми кнопками. Я сел в кресло, вставил наушники и смотрел на доктора, который делает какую-то бумажную работу. Он сказал, что могу тихонько сидеть здесь до обеда, но все вопросы, возникнувшие при прослушивании, оставить на следующий визит. Нажал кнопку воспроизведения.

15 марта. Состояние пациента нестабильное, он начинает нервничать, когда речь идёт об Эм. Со слов матери, так звали его девушку, уже бывшую девушку. Отчёт медсестры гласит, что пациент не выходит на завтрак и ужин. Нет аппетита. Не отрывается от своей толстенной тетради, пишет и что-то бубнит под нос. 

16 марта. Стал более спокоен, хоть и задавал странные вопросы. Спросил, нравится ли мне имя Элис? Описывал девушку и был в хорошем настроении. Был очень воодушевлен, игнорировал некоторые слова, постоянно о чём-то думая.

17 марта. У пациента появился аппетит, видны заметные улучшения после приёма препаратов. Контакта с другими больными не ведёт, всё также пишет в своей тетради.

18 марта. На приёме рассказывает о Норвегии, о природе и путешествиях.

19 марта. Говорит, что счастлив быть здесь, особенно нравится маяк, что виден из окна. Но его тут нет, и не было. Галлюцинации или сны, пока сложно определить.  

22 марта. Раздражительный и неразговорчивый. Требовал вернуть тетрадь, которую отняли санитары из-за отказа выходить из палаты и смотреть телевизор со всеми.

23 марта. Снились кошмары, не мог успокоиться, пока ему не вернули тетрадь. 

24 марта. Пациент узнавал, есть ли возможность привезти гитару. Был в хорошем настроении. Рассказал очень забавный анекдот, который придумал сам. С другими пациентами до сих пор не контактирует.

25 марта. День посещений и эмоциональная встреча с матерью. Появился румянец на щеках. Пытался что-то рассказать про девушку по имени Элис, но так и не собрался.

26 марта. Не расставался с тетрадью, говорил о встрече с мамой. Обещал, что скоро вернётся домой.