Рассказы

– А ты старуху не корми, – посоветовала Люська. – Полежит, полежит и помрет.

Но это уж слишком! Нельзя же так, не по-людски. Впрочем…

Таня попробовала. Выдержала часа четыре. Но старуха за стеной так требовательно закряхтела, что сердце соседки дрогнуло. А наутро опять: топ, топ, топ.

Так продолжалось четыре долгих года. За это время Таня, сама того не заметив, втянулась готовить на двоих. Бесшумно выскальзывая из гостиничного номера или снятой на час-другой квартиры, она спешила домой: как там бабка, жива ли? Но всякий раз, готовя на кухне ужин, она слышала в коридоре знакомое топ, топ, топ…

– На запах идет, – понимающе сама себе кивала кухарка поневоле.

А потом старуха все же померла. Таня обнаружила это вечером, заглянув в ее комнату, когда та не вышла к ужину.

– Ее тут же в морг увезли. А я ночью слышу в коридоре: топ, топ, топ, – с благоговейным ужасом, округлив глаза, шепчет Таня. – Матушки мои! Топ, топ, топ. Я шубу в охапку и к подруге. Неделю дома не ночевала. До сих пор на ночь дверь в комнату на ключ запираю. Топ, топ, топ…

Через полгода принимать наследство откуда-то с юга приехал старухин сын. Немолодой уже, с седеющей бородкой, он деловито пояснил Тане:

– Жить у нас здесь некому, будем продавать. Если хотите, сделаем разъезд. И вам лучше, и нам: квартиру-то охотнее возьмут, чем комнату.

Подходящий вариант нашелся быстро. Закипели хлопоты переезда. Обе комнаты стояли с распахнутыми дверями.

– Кому нужен весь этот хлам, – развел руками старухин сын, когда Таня заглянула к нему по какому-то делу. – Выбросить надо.

Внутри был полнейший раздрай. Впрочем, кое-что во всем этом беспорядке заставило Таню разинуть от удивления рот. Так, за отодвинутым зачем-то от стены холодильником (старуха держала его в комнате, опасаясь, что соседи будут воровать продукты) высилась чудовищная куча папиросных окурков, а в огромном платяном шкафу со снятыми дверками громоздилась батарея пустых бутылок из-под водки.

– Вот тебе и трезвенница некурящая! – только и смогла выдохнуть Таня.

– И ведь знаете, ничего даже в сердце не кольнет, – зачем-то вдруг разоткровенничался мужчина, задумчиво вертя в руках старухину фотокарточку в деревянной рамке. – Я ведь мать плохо знал. Мы с отцом жили. Она нас бросила, когда я еще и в школу не ходил. Сбежала в ваш Мурманск с каким-то моряком. Тот выбился в капитаны. Всю жизнь мать не работала. А потом, говорят, еще и к водочке пристрастилась, после смерти мужа квартиру профукала. М-да…

– И ведь я уже три года живу в отдельной квартире, совсем в другом районе, но, понимаешь, иногда ночью опять слышу эти топ, топ, топ. Явственно так. Жуть! – Таня морщится, потом профессионально улыбается, явно переключив свой интерес с тяжелых воспоминаний на меня, и, маршируя в мою сторону по столу двумя пальчиками, повторяет уже игриво:

– Топ, топ, топ.

ПАШКА-ВОРОТИЛА

Вы знаете, как тяжело отстирать с брюк пятно от мороженого? Ручаюсь, вы даже не догадываетесь об этом, если вы его туда никогда не сажали. А меня вот угораздило. И все из-за Пашки. Кто он такой? Понятия не имею. Интеллигент физического труда, я бы так сказал. Он просто сидел на скамейке напротив. Но именно из-за него я и пострадал. Впрочем, сначала надо ввести вас в курс дела…

Теплым деньком, которых в наших краях выдается не так много, я присел на скамеечку в сквере на Пяти Углах, чтобы во благе душевном съесть мороженое. Но было похоже, что его заморозили с тайной надеждой переломать кому-то зубы. И мне пришлось подождать.

Скамейку напротив занимал молодой мужчина в обтрепанной одежонке, с бутылкой пива в одной руке и телефоном в другой. Причем трудно было сказать, чему уделял он больше внимания – телефону или пиву.

– Лешка, привет, это Пашка, – орал мужчина в трубку, одновременно прихлебывая из бутылки. – Как твое ничего? А я сижу на Пяти Углах, пиво пью. Приходи. А, ты в гараже? Так, может, мне подскочить? Чего у вас там – типа шашлычки, водочка? Переднюю подвеску меняете? Хорошее дело. Не буду тогда мешать. Давай.

Надо сказать, что мужику, похоже, здорово не везло. Никто не хотел разделить с ним на скамейке радость солнечно дня. Следующим абонентом оказался Саня с крайне строгой, как я понял из разговора двух приятелей, женой. Причем жена эта, как на грех, оказалась дома и в весьма жестких выражениях потребовала присутствия мужа на семейной кухне. Затем последовал звонок таинственному Вадиму. Вадим, собственно говоря, был готов на многое, если не на все. Но у него, как выяснилось, не оказалось денег не то что на пиво, но даже на троллейбусный билет.

– Нет, нет, пешком идти не надо, – узнав о финансовом кризисе друга, тут же стал отговаривать его Пашка. – Когда ты дойдешь сюда из своей Росты? К вечеру? Отдыхай, отдыхай.

Однако напор Паши не ослабевал. И он продолжал жарить по телефонным клавишам. Его упорство напоминало старания человека, пытающегося прикурить от пустой или барахлящей зажигалки. Знаете, когда фильтр уже разжеван во рту, а высечь огонь все никак не получается. А ты все чиркаешь, чиркаешь, потому что кажется, что вот-вот, еще разок и из летящих из-под кремня искр возгорится наконец-то пламя…

Удача улыбнулась ему с шестой или седьмой попытки.

– Привет, Наташка, приходи на Пять Углов пиво пить, – уже почти отчаявшимся голосом буркнул он в трубку, вертя в руке пустую пивную бутылку, и добавил слегка ошарашено, но с явной радостью: – Жду.

Я только-только приступил к оттаявшему мороженому, когда Пашка принял на телефон входящий звонок.

– Ты на остановке? – заорал он в трубку, из чего я заключил, что Наташка на подходе. – Иди прямо по дорожке. Да. Там скамейка. Рядом урна. И блевотина. Видишь? Сразу за блевотиной – налево…

Он вел приятельницу к своей скамейке с уверенностью опытного авиадиспетчера, который туманной ночью заводит «Боинг» на посадку в незнакомом пилоту аэропорту.

– Вижу тебя! Вижу! – вдруг взревел Пашка уже не в трубку, а во все окружающее пространство.

Так, наверное, кричал гоголевский Вий, когда ему наконец-то подняли веки. Надо сказать, что испугался я куда больше Хомы Брута. И как следствие – уронил мороженое себе на брюки. Забот у меня тут же, как вы сами понимаете, прибавилось. Однако краем глаза я все же заметил, как к соседней скамейке подошла призываемая панночка.

– Погодка класс! – приветствовал ее Пашка.

– Ага, – кивнула та.

– Самое время пивко попить.

– Угу, – неопределенно протянула девушка, присаживаясь на краешек скамейки.

– Сбегаешь? – поинтересовался у нее Пашка, скосив глаза в сторону. – Понимаешь, тут ко мне еще приятель обещал подойти. Боюсь, не разминуться бы.

– Ладно, – согласилась девушка, поднявшись.

– Деньги есть? А то не хочу пятитысячную купюру бить, – роясь в кармане застиранной рубашки, продолжил кавалер.

– Есть, – кивнула девушка, – я быстро.

Наташка вернулась, когда я еще не успел понять, что носовым платком оттереть следы от мороженого с брюк не удастся. Из пакета она достала две или три бутылки пива и бутылку с минералкой.

– Это я себе, – поймав недоуменный Пашкин взгляд, объяснила она цель приобретения безалкогольного напитка.

– А чего, пиво не будешь? – изумился мужчина.

– От него полнеют, – почти заискивающе улыбнулась девушка.

– Так тебе можно, – хмыкнул Пашка, ткнув ее пальцем в то место, где с анатомической точки зрения должен был находиться живот, – кости одни.

– Я на фитнес хожу, – пояснила девушка.

– Тебя на мыловарню надо отправить, – снова хмыкнул Пашка и, взглянув на пиво, добавил: – Ладно, настаивать не буду, сам выпью.

– Ага, – с готовностью подтвердила девушка.

Затем я на какое-то время полностью погрузился в исследование пятна от мороженого и потерял нить их разговора. Когда я окончательно убедился в том, что с этим пятном мне придется идти домой, пиво и минералка на скамейке напротив были выпиты досуха, а диалог дошел до сакраментальной темы.

– Натаха, бабам что нужно? – с упорством, достойным лучшего применения, допытывался у своей собеседницы Пашка.

– Любовь? – почти подсказала девушка, придвинувшись вплотную к любителю пива.