Епархиальные реформы

* * *

Публикация записки «32?х» и вскоре после этого записок митрополита Антония и Витте[228 - Эти записки были опубликованы 28 марта; Преображенский. 122–136.] спровоцировала широкие дискуссии в прессе и обществе. Дискуссии в прессе постепенно утихли к середине 1907 года[229 - Мы судим лишь по количеству статей, встреченных нами при просмотре периодики, однако необходимо специальное исследование по этому вопросу. Впрочем, наше утверждение находит себе поддержку в том факте, что именно 1907 г. «ознаменовался закрытием целого ряда периодических изданий, отражавших взгляды сторонников церковного обновления» (Балашов. 46).], проявляя себя впоследствии отдельными всплесками[230 - Например, в 1911–1913 гг. «Церковный вестник» публикует несколько больших серий статей о реформе епархиального управления.]. Наряду с печатными выступлениями, значительную роль сыграли дискуссии в рамках благочиннических и епархиальных съездов и собраний духовенства, пик которых приходился на осень 1905 года. Об этом свидетельствует умножение публикаций их материалов в периодике[231 - Отчеты об этих съездах печатались, в частности, в виде кратких, но многочисленных заметок в синодальных «Прибавлениях к Церковным ведомостям» и академическом «Церковном вестнике» в 1905–1906 гг.]. «Вопросы о необходимости церковного обновления широко и свободно обсуждались на многих епархиальных съездах», свидетельствует «Церковный вестник», указывая, что «на них приглашались по местам и светские лица, не только пастыри, но и пасомые»[232 - Начало обновления. 1443.]. Частично эти съезды созывались архиереями для консультаций по поводу вопросов, направленных Святейшим Синодом на их отзыв. Созыв съездов мог быть и личным почином архиерея или инициативой духовенства, одобренной епископом. Впрочем, были случаи и неодобрительного отношения архиереев к таким инициативам. Так, петербургская газета «Слово» писала в июне 1905 года:

Московское духовенство (разумеется, не все), несмотря на строгий запрет местного митрополита касаться вопроса о церковной реформе, изложило свои pia desideria в интересной записке[233 - Планы и проекты. Выделение наше.].

Инициативы по созыву съездов получили дополнительную поддержку в синодальном определении от 18 ноября 1905 года, предлагавшем к руководству архиереев правила по устроению приходов. При этом отмечалось, что эти правила «не могут не вызвать потребности в особых пастырских собраниях для обмена мыслей по этим предметам», в связи с чем было принято соответствующее решение:

Святейший Синод благословляет созываемые, по мере надобности, пастырские собрания в пределах благочинии, уездов и епархий <…> с предоставлением, если представится надобность, приглашать и мирян[234 - Об устроении церковноприходской жизни. 524.].

Обязательную силу постановления таких съездов приобретали, тем не менее, лишь после утверждения их архиереем.

Еще одним направлением развития дискуссий стало создание общественных организаций, в рамках которых обсуждались вопросы о реформе. В основном это две организации: «Группа петербургских священников» (позднее – «Союз ревнителей церковного обновления», еще позднее – «Братство ревнителей…») и «Московская комиссия по церковным вопросам». Каждая из этих организаций проводила семинары, издавала под авторством того или иного своего члена статьи, и, наконец, каждая организация выпустила по сборнику статей, посвященных реформе[235 - Соответственно: К Собору; Перед Собором.]. В рамках «Московской комиссии» работали некоторые из наиболее активных в будущем членов соборного отдела, занимавшегося вопросами епархиального управления – А. И. Покровский[236 - Покровский Александр Иванович (1873–1928), окончил Вифанскую дух. семинарию (1893) и МДА (1897); помощник инспектора МДА (1898–1902); преподаватель Моск. дух. семинарии (1902–1906); доцент Моск. университета (1904); доцент, затем профессор МДА (1906–1909); редактор «Богословского вестника» (1907); преподавал в Моск. университете и на Высших женских юридических курсах (1906–1916); Советом МДА присуждена степень д-ра богословия, но указом Синода присуждение степени отклонено (1916); проф. Новороссийского университета (1916–1919); формально восстановлен в МДА и в степени д-ра богословия (1917); член Всероссийского съезда духовенства и мирян, Предсоборного совета (1917); член Всероссийского церковного собора – докладчик отдела Об епархиальном управлении (1917–1918). После революции уклонился в обновленческий раскол. По материалам: Обзор деяний (1). 355–356.] и И. М. Громогласов[237 - Громогласов Илья Михайлович (1869–1937), окончил Тамбовскую дух. семинарию (1889) и, со степенью канд. богословия, МДА (1893); и.д. доцента МДА по кафедре истории и обличения русского раскола (1894); магистр богословия (1908); доцент, затем профессор МДА (1909–1910); в 1911 г. подал прошение об увольнении по требованию Синода, перед которым Громогласов был ректором епископом Феодором (Поздеевским) представлен политически неблагонадежным; канд. юридических наук (1914); магистр церковного права (1916); препод, юридического ф-та Моск. университета (с 1916 г.); восстановлен в МДА (1917); член Всероссийского съезда духовенства и мирян, Предсоборного совета (1917); член Всероссийского церковного собора – товарищ председателя отдела Об епархиальном управлении (1917–1918); на Соборе избран членом Высшего церковного совета от мирян. После революции принял священный сан (1922), подвергался арестам и ссылкам. Расстрелян. Канонизован в 2000 году. По материалам: Голубцов. 125–153.]. В программу работ комиссии входила «реформа церковного управления», в том числе – «вопрос о выборном начале в применении к высшему и низшему духовенству» и «коренная реформа епархиального управления на началах широкого применения принципа соборности»[238 - Перед Собором. XII.]. Однако изданный комиссией сборник содержит в себе лишь работы по первому вопросу той же программы, – «о церковном Соборе». Было ли продолжение работ комиссии, – нам неизвестно. Если же говорить об общих принципах комиссии, то она ставила перед собой целью освобождение религии и Церкви «от стеснительной опеки государства», «борьбу с клерикальным бюрократизмом, утвердившимся в нашем церковном управлении и подточившим рост ее творческих сил» и, наконец,

самое полное и широкое восстановление древнего принципа церковной соборности, полного участия всех членов Церкви (не только епископов, но также белого духовенства и мирян) в различных видах и формах церковной жизни, начиная с низшего – церковного прихода – и кончая высшим областным собором всей Русской Церкви[239 - Перед Собором. IX. Это – слова из устава комиссии. По всей вероятности, устав был составлен теми четырьмя ее членами, из которых она была первоначально образована. Это прот. Н. П. Добронравов, свящ. Н. Г. Попов, свящ. И. И. Кедров, А. И. Покровский.].

«Союз ревнителей церковного обновления» вырос из той самой «группы 32?х священников», которая в свое время подала записку митрополиту Антонию. В дальнейшем эта группа продолжала собираться, в нее входили новые члены, в том числе и миряне, и к осени она приняла новое имя[240 - См.: Ореханов. 90; Фирсов(1). 333.]. По мнению священника Георгия Ореханова, Союз являет собой радикализацию мнений группы «32?х»: в программных документах Союза дискуссия о необходимых реформах в Церкви редуцировалась к противостоянию белого духовенства и епископов[241 - См.: Ореханов. 109, 111. Сходное мнение, хотя с не столь ярко выраженным оценочным элементом, см.: Фирсов (1). 333. Впрочем, Фирсов относит это противостояние и к более раннему периоду.]. Отношение Союза к вопросу епархиального управления включалось в общее воззрение на реформу в Церкви:

Союз полагает, что начало церковного единства находит свое восполнение в церковной соборности. Она должна осуществиться во всех церковных организациях от меньших до больших (приход, епархиальный, областной соборы и учреждения при них) и во всех сторонах церковной жизни, во всей деятельности Церкви, в церковном управлении и в церковном суде.

Понимание соборности Союзом предполагало, что «будущие Соборы Русской Церкви должны включать в себя как членов клира, так и мирян». Наконец, «утверждение соборности в жизни церковной требует возможно скорого восстановления выборного начала при замещении всех церковных служений, включая и епископское»[242 - Цитаты приведены из программы Союза. – Союз церковного обновления.]. Эти положения были развиты в статьях, вошедших в сборник, изданный Союзом; они будут рассмотрены ниже. В 1907 году, на фоне общего спада предсоборных дискуссий, «Братство церковного обновления» прекратило свое существование[243 - См.: Фирсов (1). 340.].

* * *

На упомянутое выше предложение обер-прокурора Победоносцева Синод ответил указом от 27 июля 1905 года, в котором поручил епархиальным преосвященным

войти в суждение по означенным вопросам, предоставив, в помощь себе по разработке означенных вопросов, пригласить лиц, заслуживающих доверия и способных оказать в этом деле содействие[244 - О преобразовании. 1905. Подробно об отзывах см.: Фирсов (1). 182–183 и 193–215.].

Разбор содержания Отзывов мы отнесем к следующей части нашего исследования, здесь же кратко охарактеризуем этот «заочный архиерейский собор», по выражению современного исследователя[245 - Ореханов. 131.]. Большей частью, Отзывы свидетельствуют о глубоком понимании и заинтересованности архиереев в современных им проблемах Церкви. И если, по мнению И. К. Смолича, «реформа нередко рассматривалась с узкой, провинциальной точки зрения, слишком много внимания уделялось частным, местным вопросам»[246 - Смолич (2). 700.], то интересующие нас проблемы епархиального управления суть вопросы именно местного характера, а частный характер рассуждений, то есть связь их с реальным опытом, – скорее положительная, чем отрицательная черта. Для составления своих отзывов некоторые архиереи, в согласии с определением Синода, консультировались у специалистов, создавали комиссии или созывали съезды духовенства. В ряде случаев отзывы были полностью или частично результатом творчества комиссии[247 - Например, отзывы преосв. Вологодского Алексия; Воронежского Анастасия; Калужского Вениамина; Новгородского Гурия.], иной раз заседавшей под председательством архиерея. Если же, к примеру, взять отзыв преосвященного Казанского Димитрия (Самбикина) в его части, посвященной епархиальному управлению, то окажется, что

она является произведением профессора Казанской духовной академии И. С. Бердникова[248 - В первом полугодии 1906 г. этот текст был напечатан, с некоторыми дополнениями, в журнале Казанской духовной академии под именем И. С. Бердникова (Бердников (1)). Этот же текст, за исключением некоторых частей, был представлен проф. Бердниковым в качестве доклада во II отделе Предсоборного присутствия (ПИ I. 415, 430–432, 453–457, 463–464, 479–493). Бердников Илья Степанович (1839–1915) окончил Вятскую дух. семинарию (1860) и, со званием магистра, КазДА (1864); профессор КазДА (1869–1911); д-р богословия (1881); проф. Казанского университета по кафедре церк. права (с 1885 г.); член комиссии для пересмотра академического устава (1881–1910); член Предсоборного присутствия (1906). По материалам: Журавский.]. В других случаях труды комиссий или съездов прилагались к отзыву самого архиерея или присылались отдельными записками[249 - Так поступили, к примеру, преосв. Санкт-Петербургский Антоний (приложение); Псковский Арсений (отдельная записка); Кишиневский Владимир (приложение); Архангельский Иоанникий (приложение); Смоленский Петр (отдельная записка); Финляндский Сергий (отдельная записка).]. Однако не у всех архиереев была такая возможность; на ее отсутствие жалуется в своем отзыве, к примеру, преосвященный Владивостокский Евсевий (Никольский)[250 - ОЕА. II. 899. См. также отзыв преосв. Холмского Евлогия (ОЕА. II 54) и отзыв преосв. Владимирского Никона (ОЕА. II 256).]. Впрочем, образовательный уровень архиереев был в большинстве случаев высок[251 - По статистике на 1905 г., приведенной Фирсовым, из 109 архиереев (правящих и викариев) 99 получили высшее (редко – незаконченное) образование, большей частью закончив духовные академии. – Фирсов (1). 89.], так что наличие лишь «скудной [личной] библиотеки и еще более скудной библиотеки архиерейского дома» не помешали тому же пресвященному Евсевию дать «обстоятельные ответы на предложенные вопросы»[252 - ОЕА. II 899.].

Всего от 65 епархиальных начальств было прислано 79 записок[253 - Некоторые архиереи разбили свои отзывы на несколько записок, присланных в разное время. В приведенную цифру 65 включены: отзыв Варшавской консистории, поданный, по причине кончины правящего архиерея, временно управляющим епархией еп. Холмским Евлогием (Георгиевским), и отзыв Олонецкой консистории, подготовленный ею, но не рассмотренный правящим архиереем по причине его смерти. Из одной епархии – Гродненской – отзыв пришел дважды, поскольку за время подготовки отзывов там сменился архиерей.], датируемых от 19 октября 1905 года до 1 марта 1906 года.

Одну записку мы исключим из общего счета: епископ Еродненский Михаил (Ермаков) лишь указал, что он во всем (кроме вопроса о митрополичьих округах) присоединяется к отзыву преосвященного Могилевского Стефана (Архангельского)[254 - ОЕА. II 807.]. Не считая этот «отзыв», в 68 из 78 записок, присланных от 64 епархиальных начальств, затрагивается в той или иной мере вопрос о епархиальном управлении[255 - Архиеп. Финляндский Сергий (Страгородский) прислал свой отзыв и отдельно – мнение, изложенное причтом своего кафедрального собора. Епископы Псковский Арсений (Стадницкий) и Смоленский Петр (Другов), помимо своих отзывов, отдельными записками прислали мнения епархиальных съездов своих епархий. Еп. Курский Питирим (Окнов) разделил свой отзыв на несколько записок.]. Именно этот материал стал основой для работ созванного в 1906 году Предсоборного присутствия. 8 марта 1906 года, открывая первое заседание Присутствия, митрополит Антоний (Вадковский) заметил:

Отзывы епархиальных преосвященных с приложением при некоторых епархиальных съездов и окружных собраний духовенства доставлены в Святейший Синод и представляют собою тот материал, который и подлежит предварительной разработке присутствия[256 - ПП. I. XI.].

Рассмотрение вопросов, предложенных вниманию Присутствия, происходило в семи отделах, работы которых затем рассматривались в общем собрании (то есть собственно «в Присутствии»). В частности, во II отделе под председательством архиепископа Литовского Никандра (Молчанова) в 14 заседаниях с 13 марта по 30 мая обсуждались вопросы о церковных округах (в рамках этой темы обсуждались и вопросы, связанные с епархиальным управлением) и о епархиальном управлении[257 - В состав отдела, при рассмотрении этих вопросов, входили: проф. прот. Т. И. Буткевич, прот. И. И. Коялович, проф. прот. Ф. И. Титов, проф. свящ. А. П. Рождественский (присутствовал лишь на четвертом заседании), прот. А. П. Мальцев, академик Е. Е. Голубинский, проф. А. И. Алмазов, проф. И. С. Бердников, проф. А. И. Бриллиантов, проф. Н. Н. Глубоковский, проф. В. З. Завитневич, проф. Н. А. Заозерский, проф. М. А. Остроумов, проф. И. И. Соколов, проф. Н. С. Суворов, П. Б. Мансуров.]. В основу обсуждения был положен доклад профессора И. С. Бердникова.

Учитывались также «Сводки отзывов епархиальных архиереев», составленные синодальной канцелярией[258 - Сводки отзывов.].

Вопрос о епархиальном управлении был затронут и в IV отделе под председательством епископа Могилевского Стефана (Архангельского). Этому отделу был поручен вопрос о епархиальных съездах[259 - См.: ПК /.XI.]. Здесь же был затронут и вопрос о благочиннических собраниях.

Присутствие заседало с 8 марта по 13 июня и с 1 ноября по 15 декабря. Решение о скорейшей подаче в Синод докладов по результатам работ Присутствия было принято еще до возобновления его работ, – 25 октября. С. Л. Фирсов указывает, что с лета 1906 года «в обществе стало изменяться отношение к будущему Православной Церкви» и охладел интерес к созыву Собора. Фирсов считает, что именно это заставило церковные власти поспешить с завершением трудов Присутствия, хотя «о завершении работ осенью нельзя было и мечтать»[260 - Фирсов (1). 241–243.]. В итоге общее собрание Присутствия не успело полностью завершить свои работы. В том, что касается епархиального управления, оно успело рассмотреть лишь вопрос о способе избрания епископа на кафедру и вопрос о реформе епархиального правления (консистории)[261 - См. сводку принятых общим присутствием положений: ПП. III. 1. 384–386.].

В феврале 1907 года императору были представлены материалы Присутствия, с которыми он ознакомился в последующие месяцы[262 - Фирсов (1). 249.]. Но вопрос о созыве Собора тогда уже не поднимался. Эта тема вновь была поднята лишь в 1912 году обер-прокурором В. К. Саблером, назначенным на должность годом ранее. Хотя его попытка не имела успеха – в марте она была отклонена императором[263 - Яцкевич. 148–149.] – она, однако, позволила созвать в конце февраля 1912 года Предсоборное совещание. Цель Совещания объяснялась просто:

в работах Особого присутствия, представленных Святейшему Синоду, содержится большое количество разнообразного материала. <…> Необходимо подвергнуть их [материалы Присутствия – и. С] рассмотрению для сопоставления и согласования предположений

разных отделов по вопросам соприкосновенным как между собой, так и с суждениями общих собраний Присутствия, а равно и с изменившимися после того условиями церковной и гражданской жизни[264 - Предсоборное Совещание (1). 53–54.].

На первом же заседании было решено:

в Святейший Синод Совещанием должны быть представлены готовые законопроекты с объяснительными записками, составленные на основании материалов Предсоборного присутствия, а где нужно, и дополнений к ним, в первую очередь поставить вопрос о синодальном и о епархиальном управлении русскою Церковью[265 - Предсоборное Совещание (2). 441. Выделение наше.].

Таким образом, Совещание являлось технической комиссией, целью которой было подготовить рабочие материалы (проекты) для Собора. Подробнее об организации работ Совещания мы скажем ниже, при рассмотрении их итогов.

Часть I

Период подготовки к Собору: подготовительные работы и предсоборные дискуссии в 1905–1916 годах

Глава 4

Общие основания епархиального управления

Рассматривая во введении к своей работе различные определения соборности, отец Георгий Ореханов отмечает, что «главное место в дискуссиях о высшем церковном управлении в России занимает именно эта богословская категория»[266 - Ореханов. 11.]. Предсоборные дискуссии о строе церковного управления в известной мере отображают те три направления, которые мы видели в работах протоиерея А. М. Иванцова-Платонова, Н. А. Заозерского, П. В. Тихомирова. А именно: соборность как «общение верхов и низов» при строгом соблюдении полномочий епископской власти и известной степени участия клира и мирян в управлении; соборность как общественный союз; соборность как участие в управлении всех членов Церкви посредством представительства. Конечно, это разделение несколько искусственно – все три направления мысли в большей или меньшей степени сочетались в мнениях, высказанных во время предсоборных работ и дискуссий.

Из постановки вопроса о значении соборности в Церкви непосредственно вытекал вопрос об определении канонических рамок власти епископа и участия клира и мирян в церковном, в частности, епархиальном управлении. По этому поводу, указывая на ограничения канонической власти епископов в синодальный период, протоиерей Владислав Цыпин пишет:

Когда в начале XX столетия началась подготовка Поместного Собора, обнаружилось, что часть приходского духовенства и мирян главную задачу предстоящих церковных реформ видела не в укреплении канонических полномочий епископа, а в их умалении, в призвании к самому широкому участию в делах церковного управления на всех уровнях, в том числе и епархиальном, пресвитеров и мирян[267 - Цыпин (3). 160.].

Разграничение между «либералами» («обновленцами») и «консерваторами» в значительной степени связано с расхождениями при определении соборности. Священник Георгий Ореханов, рассматривая требования «Союза ревнителей церковного обновления» в области реформы церковного управления, полагает, что Союз «сформулировал в своих программных документах основные положения церковно-обновленческой идеологии и выступил с либерально-реформаторскими требованиями»[268 - Ореханов. 130.], которые, считает он, шли вразрез с православным каноническим правом[269 - Ореханов. 111.]. С другой стороны, сводить цель всех «либералов» к ниспровержению канонического строя представляется преувеличением. С. Л. Фирсов считает, что обновленцы начала XX века сыграли роль церковной оппозиции слева, указав на опасность дальнейшего игнорирования вопроса о статусе белых клириков, которые давно и остро чувствовали свою незащищенность перед епископатом и привыкли видеть в монашестве корпорацию, изначально неспособную к церковному реформированию[270 - Фирсов (1). 339. Заметим, что термин «обновленчество» у проф. Фирсова не несет отрицательного заряда, как у о. Ореханова. Фирсов скорее с симпатией относится к «обновленцам», считая трагедией, а не закономерностью то, что в их деятельности политические идеалы получили перевес над церковными; см. Фирсов (1). 341–342.].

Такие «обновленцы» в своих «соборных» устремлениях скорее ратовали против искажений церковной жизни, обусловленных государственным влиянием на церковный строй – в частности, на сословное расслоение внутри церковной иерархии.

Вообще же, говорить о резком разделении в период предсоборных дискуссий между церковными «либералами» и «консерваторами» достаточно затруднительно. По словам протоиерея Николая Балашова, исследователя дискуссий о реформе в богослужебной жизни, говоря о «новаторах» и «консерваторах», надо иметь в виду, что речь не может идти о каких-то монолитных и непримиримых лагерях, состоявших из носителей прямо противоположных убеждений. <…> Граница между «новаторами» и «консерваторами» к тому же была подвижной[271 - Балашов. 46–47.].

Заметим, что защитники как «либерального», так и «консервативного» мнения по большей части считали, что оно отображает канонический строй Церкви и аргументировали его на основе канонов. Особенно ярко это выразилось в дискуссиях о принципах избрания епископа, где радикально противоположные точки зрения всякий раз обосновывались каноническими нормами. Лишь в редких случаях высказывалось мнение, что не следует апеллировать к канонам, но создавать новые церковные законы, новые формы церковной жизни[272 - См. об этом: Белякова. 64–65, и вообще гл. 2–3 работы Е. В. Беляковой. См. также: Ореханов. 158–159.].

Приведенное выше замечание профессора Фирсова заставляет обратиться нас еще к одному параметру, игравшему роль в дискуссиях о реформе епархиального управления. А именно, в предсоборных дискуссиях прослеживается не только противопоставление епископата и белого духовенства, о чем мы упомянули выше, но и противопоставление по сословному признаку монашества и белого духовенства, а также духовенства и мирян. Разделяя основной пафос записки «32?х», профессор Московской духовной академии В. Н. Мышцын[273 - Мышцын Василий Никанорович (1866–1936), окончил Рязанскую дух. семинарию (1886) и МДА (1890); преподаватель Симбирской и Рязанской семинарии (1890–1894); магистр богословия (1894); доцент МДА по кафедре Священного Писания Ветхого Завета (1894); член Предсоборного присутствия (1906); преподаватель Ярославского Демидовского юридического лицея (1906–1927); доктор богословия (1909); после выхода на пенсию в 1927 г. преподавал на курсах при Педагогическом техникуме в г. Сергиеве. По материалам: Богословский вестник.], тем не менее, указывал на присущую ей сословность, отстраняющую мирян: «Авторы, говоря о Церкви, большей частью разумеют в ней духовенство»[274 - Мышцын (1). 848.]. Эту же сословность, но с другой стороны, отметил во второй записке «32?х» епископ Сергий (Страгородский): «Та же тенденция [сословность. – и. С] сказывается и в совершенном исключении из Собора монашества»[275 - К Собору. 22.]. В ответ на эту рецензию, Ф. Н. Белявский (вероятный составитель записки Витте) писал, что «правящее монашество – это только дикий, больной нарост на здоровом теле Церкви», и приветствовал «пробуждение белого духовенства от тяжелого кошмарного сна в монашеских объятиях»[276 - Преображенский. 549–550 (Белявский Ф. Н. Монашество и всецерковный Собор // Слово. 1905. 27 мая).]. Подобные же мысли несколько ранее высказывались профессором столичной академии Н. К. Никольским:

Епископы – это представители монашества, которое оценивает жизнь церковную под углом зрения аскетизма, с точки зрения идеалов монашества, но не с точки зрения общенародной и общецерковной пользы.

Монашество, добавляет он, «будет производить реформу прежде всего в интересах епископства и монашества»[277 - Преображенский. 141 (Никольский Н. К. Почему 32? // Новое время. 1905. 28 марта). См. также: Преображенский. 137–138 (Розанов В. В. По поводу статьи проф. Н. К. Никольского // Новое время. 1905. 28 марта) и Преображенский. 291 (М – ский ??., свящ. Невольные опасения // Варшавский дневник. 1905. 5 апреля).]. Мы, однако, видели, что понятие об архиерее, как сановнике, находящемся в отрыве от реальной жизни епархии, страдает приблизительностью. Следует также напомнить, что более трети епископата составляли вдовцы.

Естественно, упрекали монашество и в том, что оно правительствует над белым духовенством. Однако в данном случае речь идет об упреке не в сторону епископата как такового, не в сторону иерархии, но в сторону «монашеского сословия», занявшего иерархические посты:

Нельзя <…> упускать из виду существующее в настоящее время значительное нравственное разделение и недовольства между белым и черным духовенством. Черное духовенство в лице епископов является властвующим и часто вполне самоуправно, а белое поставлено к нему в совершенно подчиненное положение низшего чиновника к высшему и всеми средствами чисто внешней власти обязывается к формальному повиновению»[278 - Кузнецов (2). №.].

Примечателен краткий обмен близкими к теме репликами, происшедший во втором отделе Предсоборного присутствия. Профессор Московского университета и Ярославского Демидовского юридического лицея Н. С. Суворов[279 - Суворов Николай Семенович (1848–1909), окончил Костромскую дух. семинарию (1868); преподаватель духовного училища в Солигаличе (1868–1869); учился на юрид. ф-те Санкт-Петербургского университета (1869–1873), по окончании – оставлен при университете; защитил магистерскую диссертацию по кафедре церковного законоведения (1877); профессор Ярославского Демидовского юридического лицея (1877–1909); защитил в Моск. университете диссертацию на степень д-ра церк. права (1884); проф. Моск. университета по кафедре церковного права (1898–1909). Автор многократно изданного «Учебника церковного права». По материалам: Томсинов.] задал вопрос: «Почему съезды епископов последнего времени не могут быть названы соборами?» профессор НА. Заозерский отвечал: «Потому что это сословные собрания». Н. С. Суворов на это возразил: «Сословия епископов нет»[280 - ПИ I. 398.].

В приведенной выше точке зрения профессора Никольского привлекает внимание не столько противопоставление монашества и белого духовенства, сколько определение епископов как представителей монашества, достигших высшей власти в Церкви. Такая постановка вопроса уводит в сторону от понимания соборности, как, скажем, взаимодействия носителей различных служений внутри Церкви (епископов, клириков, мирян), и представляет соборность в категориях представительства тех или иных слоев церковного общества во властных структурах Церкви. Проблема в таком ракурсе становилась политической, и об основах канонического строя легко можно было забыть[281 - См. об этом: Ореханов. 35,163–169. Вопрос о монашестве епископов мы здесь рассматривать не будем, поскольку на наш взгляд он является исключительно дисциплинарным – его решение в ту или иную сторону не влияет на принципиальное решение вопроса о форме епархиального управления. При обсуждении на Соборе 1917–1918 гг. проекта определения Об епархиальном управлении, вопрос о монашестве епископов, правда, будет обсуждаться довольно продолжительно (Деяния, VI(1). 96–115: деяние 70–26.01.1918). Но по существу этот вопрос был вынесен в качестве отдельной темы на рассмотрение соборного отдела О церковной дисциплине (в отделе Об епархиальном управлении он почти не обсуждался; см. Протоколы ОЕУ. 179: протокол 18–26.11.1917). См. по этой теме: Белякова. 397–421.].

Итак, мы определили некоторые основные параметры дискуссий об изменениях в церковном управлении: проблему определения соборности и связанное с ней противостояние «либерального» и «консервативного» подходов, проблему сословного противостояния епископата и клира, духовенства и мирян. Применительно к епархиальному управлению речь пойдет о сочетании в нем соборного и единоличного начала. Исследуя этот вопрос, мы естественным образом приходим к вопросу о существующих проблемах в отношениях между епископом и паствой, а также к вопросу об ограничениях епископской власти, имевших место в синодальный период.

§ 1. Власть епископа и участие клира и мирян в управлении

Вскоре после публикации «записки 32?х» группа профессоров столичной академии составила «Проект заявления относительно задач предстоящей церковной реформы». Проект этот был опубликован спустя почти год, однако положения его ясно определяют одно из направлений в дискуссиях о реформе в Церкви. В частности, соборность здесь определяется «в смысле всеобщего полноправного живого соучастия в церковной деятельности». Необходимо, пишут авторы проекта,