Честность

Приятно сидеть в предновогоднем Минске с чашечкой рождественского пунша в руках, внутри некоего кафе, окнами, угловыми, так, что лучше и не придумаешь, которые выходят на длинный проспект. При условии, что где-то там далеко, быть может, даже немного за пределами твоего разума, в другой системе отсчёта, связанной с байтами, ты и твои друзья-миллионеры. Приятно, сидя в таком многообещающем положении жить, как обычный гражданин, не богач, а скорее даже и экономнее обычного гражданина. Приятно во многом потому, что это как бы растягивает твои временные жизненные рамки, даёт тебе большую уверенность, некую более мягкую подстилку твоего будущего. В канун Нового года Минск преобразился. Минчане всегда радовали своим ещё чуть советским, коллективным отношением к Празднику. Любить-так любить, праздновать-так праздновать, а потому по городу в большом количестве шастали песняры, одетые в красные новогодние шапочками с баянами, гармошками, аккордеонами-кто во что горазд, и распевали или наигрывали белорусские народные песни. На фасаде почти каждого здания, по крайней мере в центре города, висели гирлянды и мишура, над проспектом и вовсе играла всеми своими блестящими цветами новогодняя радуга, полярное сияние, покинувшее вдруг Норвегию и отправившееся в путь вместе с Ильей, вслед за ним решившее расширить свой кругозор. Илья долго думал, заказывать ли ему вторую чашку пунша, или что-нибудь поесть, но порешил на том, что в данной сказочной, такой волшебной ситуации, что охватила его, а вследствие и весь город, отсутсвие действия и есть лучшее действие. Чтобы, как говорится, не спугнуть. И вот, на Илью напал-таки голод, но уже другого характера. То был творческий голод, приходящий обычно в двадцатых числах, когда все заботы вдруг припорошило сказочным снегом, и ты понял вдруг, что, рождество ли, Новый год, неважно, из рекламы Кока-Колы, что вот он-то, здесь, живехонький, царит и, больше того, лишь начинает царствовать. Подумать только, и всю зиму я буду просыпаться и видеть снег! Если представить того старика, которого чуть не казнили, знал бы он, что, стоя на последнем клочке земли будет видеть еще и снег, он бы наверное сам повесился от счастья. Илья, глядя на елку, так к месту поставленную в кафе, в самом ее центре, припорошенную искусственным снегом и настоящими подарками в обёрточках от городских жителей, неравнодушных, надо сказать, и веселых, начал свой новый рассказ «Елка». Времени было часов семь, а точнее-без двадцати восемь, и на Илью нашло настоящее творческое вдохновение, лихорадка. Он чувствовал, как с кухни доносится запах чего-то, ну, вкусного, переносил запахи в чувства, а чувства в слова, и переносил все на листочек. То Отти готовил рождественские блюда на кухне. Перейдем же к его рецептам и к нему самому. Перво-наперво Отти наделал немало глинтвейна, пряности, в общем их понятии, пожалуй, слились бы все в одну, узнав, что Отти готовит такую вкусность. Гвоздика, корица, имбирь, мята-в глинтвейн входило по-эстонски все, и Отти, с позволения товарищей, не отказал бы себе, при всем желании не отказал бы в возможности поэкспериментировать. Впрочем, четыре кувшина глинтвейна с малиной и имбирем, пожалуй, получились бы вкусными даже в Африке, о чем заботливо сказал Кристиан, что уж говорить об умелых руках Норвежского повара. Друзья все до единого хотели что-то перекусить, а потому Генриус (оказывается, се бродяги умеют хорошо готовить) приготовил большую стопку оладий, полив их кленовым сиропом. Не оладий даже, а скорее канадских панкейков, но никто точно не знал, как они называются. Владимир со своим другом, за разговорами о молодости, вспоминая армейские годы, как-то ненароком приготовили вишневые сырники. Кристиан в это время, поотжимавшись, при чем сделав это прямо на улице, под косым таллинским снегом (прогулка по морю закалила ребят), сбегал до магазина и приготовил две пиццы, а так же гору бутербродов со вкусом местного счастья. Ребята, как сейчас в готовке, еще никогда не были столь дружны между собой. Утка по-Пекински с овощной смесью, португальскими мандаринами и сладкой ягодой, заправленной медом-одно из главных блюд, приготовленных сейчас Отти. «Но сыр, сыр, ребята!Ведь я забыл потереть сюда сыр!-кричал чуть не в исступлении от осознания своего бессилия Отти-ведь так получится совсем сладко». «Тихо, Отти, тихо, милый друг, ты зачем кричишь во сне, не нада»,-чуть грузинским акцентом говорил друг Владимира, проснувшись. Отти протер глаза и правда успокоился. Посмотрел на календарь- было еще неперевёрнутое двадцать третье. За окном только-только начинало светать. И Отти вздохнул с облегчением. Выходит, весь этот кошмар, вся эта ругань ему приснилась? Что ж, вполне возможно, очень даже может быть. Вот и вы, дорогие друзья, я уверен и обещаю, будете думать о всем том прошлом, о всех тех препятствиях с таким выражением лица, с таким же непониманием, мол: а разве может все быть иначе? А разве мог я не пройти через все эти испытания, мог разве я после всего того не стать вдруг великим, как Норвежские горы? Да… Враки. И приснится же мне однажды! Так что, дорогие друзья, прошу вас, лишь выполняйте свои цели, не примените вставать рано по будильнику, и тогда на синусоиде жизни вы остановитесь ровно в точке один, в точке безоговорочного успеха.

«Жизнь-это море»,-говорит Владимир Отти, когда те, непонятно, правда, почему, решили пойти с утра на пробежку. «Ты хочешь меняться?»,-говорил Владимиру Отти.

–Да, а ты?

–Ну тогда чего ж мы стоим, побежали!

И побежали. «Вот такая, блин, вечная молодость!», как пелось в одной известной песне. Немного странное решение ребят, но я бы посмотрел на других, вдруг оказавшихся в такой ситуации, когда из денег в твоем кармане натурально не остаётся ни гроша, а твой друг со всеми деньгами если и приедет, то не сегодня. Или сегодня? Ребята заскочили на рынок, чтобы купить томатов и пасты для Ильи. Но, все равно, в такой ситуации волей-неволей начнешь меняться. С томатами, макаронами в рюкзаке бежали, вдоль какого-то, чуть скалистого берега, глядя вслед уплывающему навстречу солнцу парому. Картина навевала, своими берегами моря навевала некое соленое, приятное состояние в голове, позволяющее и располагающее к тому, чтобы думать.

-Скажи, Отти, нужно ли планировать жизнь, или более всего жизнь нуждается все не в планировке, а в панировке?

–Я бы не смог ответить но твой вопрос, Владимир, не обсуждай я его с Ильей перед его отъездом. А Илья говорил так: «Ведь все, что известно в своем сознании, что можно понять, можно и вертеть на вертеле мысли, как шашлык на морозе, поливать его разными соусами и оттого будет только вкуснее, представлять одно через другое. А потому можно и планировать жизнь, панируя, и панировать ее пряным планом. Но план на жизнь иметь все таки стоит. Я так считаю.»

Трусцой переступая чуть сзади, поодаль, Илья слушал ребят и улыбался. Вчера, дописав «Елку», он сел на первый самолет и полетел в Таллин, чтобы порадовать ребят и успеть к празднику.

Глава 22. «Да, тяжело жилось ребятам в это время в Эстонии»

И, как это обычно бывает, в момент, когда ты уже готов сдаться, где-то вдалеке на помощь тебе выезжает собственно говоря сама помощь. Держись, трудись. Варьируй. Вертись, как сверчок, как червяк, и ведь недаром говорят: «хочешь жить-умей вертеться». Несладко живет глупый, горькой живет гений; Жизнь умерщвляет тени, их заплетая в круг. Солнце моей печали Тускло прольет свет, Господи, сколько лет нужно запить чаем? Раны лишь станут знаком, что я живой еще. Господи, дай мне сахар, и принеси счет. Примерно такое упадочное настроение было у четырех друзей после того случая, как они поругались с хозяином, с тем самым другом, хозяином квартиры, этак пару дней назад. Не буду называть тему, ибо дело глубоко интимное, лишь скажу, что в деле фигурировала некая женщина, из-за которой теперь лучший друг Владимира выгонял из квартиры его самого. Да, так всегда и бывает, политика, религия, и да, женщины. Но никогда не сдавайся. Да, поначалу сложно мыслить в узком направлении, как я тебе посоветовал, но согласись, поначалу всегда и трудно. И чем труднее, тем лучше, тем правильнее то, что вы делаете. И наши ребята хоть и оказались без дома сейчас и мерзли в предрождественском Таллине, заглядываясь на теплые каюты проходящих мимо паромов в порту, но их единственной ошибкой было лишь отсутствие цели, как таковой. А остальное-жизнь. Если же ты попал в такую ситуацию, что за имением чересчур величайшего количество целей не попадаешь в график, то чем сильнее не попадаешь, тем лучше. И я повторюсь, лишь продолжай делать, научись выкручиваться, и если надо сделать тренировку, но уже пора спать, сделай тренировку. Если только сон не является твоей целью. Скорее всего в данном случае твоей целью является спорт, потому на первых порах сон подождет. Ничего. Просто продолжай делать. Часто люди даже не представляют, что будет, что может быть дальше. Порою лишь выехавшая помощь уже может оказаться ненужной. Так бывает с какой-нибудь фразой, похвальбой, предложением, которое ты вдруг захотел рассказать, вставить свои пять копеек, но из-за новой тактики смирения, принятой тобой недавно на днях, не сказал. И вот ты ждешь, что получишь некий, хоть и не невероятный прилив сил оттого, что сделал все правильно, в соответсвии со своими принципами. Но время проходит, и ты просто забываешь об этом, не получаешь от этого вовсе никакого удовольствия. Между прочим, это один из главных показателей, что ты на верном пути. И забываешь ты только потому, что живешь настоящим моментом, а живя так, порою часто сложно думать о прошлом. Пораздумав чуть над собой и над жизнью, друг Владимира чуть ли не бегом, извиняясь, вернул своих гостей обратно. Друзья любили друг друга, и им было в тягость такое расставание при таких драматичных обстоятельствах, когда оба поочередно повышали голос. Ребята, все вместе, встали в круг, обнявшись, и даже чуть всплакнули, пообещав никогда-никогда больше так не ругаться. Тем более, из-за женщин, учитывая, что та женщина, из-за которой поругались, была ещё сама и виновата. Стояло двадцать четвёртое число. Уже стемнело. За картинным, аккуратным окном белыми хлопьями пошёл мокрый, сказочно-пряный Таллинский снег.

«Ну, что же, пора накрывать на стол, друзья?»,-спросил друг Владимира, как бы проводя послесловие этой счастливой, хоть и немного грустной Таллинской истории. И стали накрывать на стол. Но послесловие для истории писать, как по мне, пока рановато, да и декабрь, не сменив ноябрь, ещё никак не мог бы вступить в свои владения. В общем, наша история сейчас находится в стадии скорее апофеоза, нежели чем послесловия, и, несмотря на все невзгоды наши герои упорно двигаются в Афины, по синусоиде, останавливаясь на единице и как бы символизируя успех. Да и вся наша жизнь, впрочем, вполне сравнима с математикой. Я говорил когда-нибудь, что все можно сравнить со всем, выразить через все? Не помню, говорил ли, но сейчас бы точно хотел сказать. А потому, что все можно представить через все, легко доказать теорию: ничто-только нолик, но нолик не конечный, печальный, а скорее бесконечный и обещающий творить.

Глава 23. «?»

Владимир же привел ребят в такое место, в такое, как бы сказать, знаменательное, ключевое место. Идея Владимира была такова: каждый по очереди взойдёт беседку, проглядывающуюся вдалеке в роще, и полчаса просидит там, в тишине и неведении, раздумывая над тем, как ему дальше жить. После, когда закончится его очередь, подойдет очередь другого, спокойно выйдет, и, не говоря никому ни слова о своем выборе, пустит следующего. От беседки идут три тропинки: одна назад, к той же железнодорожной платформе, вторая-по толстому слою льда, щедро наморозившему Эстонию, по бережку, в Таллин; третья же, самая главная, куда-то на запад, к приключениям. И вот, перед друзьями стояла задача: найти цель, одну единственную и большую, наиважнейшую цель, и в соответсвии с ней выбрать дорогу. И уже никогда с нее не сворачивать. Владимир рассчитал и все сделал так, чтобы ближе к полночи все они вместе зашли в беседку, чокнулись бокалом шампанского, пожелали друг другу удачи, высказали бы благодарность за дни, прожитые вместе, и с последним, двенадцатым ударом курантов вышли бы в путь, не теряя ни единой секунды. И такую беседку предлагаю сооружать я вам каждый раз, когда вы стоите перед выбором, совершая важное решение, или лишь хотите сделать свое решение важным, чем-то, от чего вы могли бы оттолкнуться потом. Я сейчас серьезно. Просто выделите полчаса и останьтесь абсолютно один, одна. Проанализируйте все. И по прошествии получаса выберите дорогу. Назад, к станции, это значит все закончить, исправить, поменять все и начать что-то новое. Вторая, в Таллин, это значит продолжать делать то, что вы делали. А эти полчаса считать лишь временем незапланированной медитации. Третья же дорога, на запад, это дорога, пойдя по которой вы найдете наконец свою самую будоражащую мечту и двигаться к ней. И навсегда покончить со своей неуверенностью. Люди-боги. Они беспомощны лишь в выборе своего всемогущества. Ребята по очереди стали заходить в беседку. Наступила полночь. Как только наступила, зашли все вместе, сразу. Владимир достал откуда-то и вправду целую бутылку шампанского. Разлили, когда чокались. Но Илья просто закрыл на это глаза, наслаждаясь таким моментом. Все было, как он и представлял: куранты били двенадцать часов, подбрасываемые окрыленными хлопьями снега, и в воздухе стояло необычное сияние, как будто мерцание, словно кто-то включил невидимые фонари, гирлянды, щедро развешанные Владимиром в роще. Закрывая глаза, Илья представил некое хитрое переплетение ощущений, происходящих у него внутри. Белый снег, белые хлопья этого замечательного, почти родного северного эстонского снега плавно залетали в беседку через прорези в окошках, плавно гладили Илью по лицу, сразу тая. Складывалось впечатление, что тебя поливает из самого что ни на есть обычного ведра. Откуда-то вдруг стал доноситься шум, чуть резковатый гул. Такое бывает обычно, когда долго сидишь в тишине и вдруг начинаешь прислушиваться. Органы чувств часто играют с нами в шутку. Открыв глаза, Илья почему то оказался на дне «Молодости», как бы полностью погруженный в неё, с банкой малинового варенья в руках, как будто прячась, стараясь спрятаться от очередного шторма, настигшего путников где-то в северном море. Назавтра должны были приплыть в Амстердам. Владимир отчаянно рулил, и так как ветер был лишь попутным, а те датчане, что однажды забрали лодку, сказали, что не так уж она и хрупка, то обещался прибыть к берегу Голландии ещё ночью.

***

Дискутировали о чем-то волнующем и интересном, что может волновать только поистине свободных людей. Чтобы пар не выкипел, не прошел через них насквозь, остужали себя копнами ветра, холодным бризом мелких морских волн. Впрочем, даже и пар, исходящий из них был каким-то родным, добрым. Буквально все в ребятах говорило о их радости от возвращения в море. Шла, пожалуй, вторая неделя их пути после выхода в новогоднюю ночь из Таллина. Все там, в Таллине, чувствовали мысленную необходимость в переменах, а Владимир, как капитан корабля, и подавно, но за имением чувства такта не мог вот так просто покинуть землю, края, в которых его приютил его лучший друг. И он нашел выход из положения. Он придумал такое решение, за которое «Спасибо» ему скажут все. Да что скажут! Мне кажется, сейчас, четырнадцатого января, и друг Владимира, и уж тем более Генриус, все уже успели обжиться на новом месте, и с радостью, по настоянию Ильи провожают Новый год. По моему, все они очень даже счастливы. Ведь дело было вот как:

По пробитии курантами двенадцати часов ребята, как и условились, пошли в разные стороны. Наша первоначальная плеяда героев: Илья, Владимир, Кристиан и Отти отправились покорять морские вершины, выбрав тропинку номер два, хоть лед нынче и был не слишком крепок, зато достаточно скользок. Генриус отправился, почти бегом, с новым, казалось, смыслом жизни первым путем на отъезжающую электричку. По его глазам было видно, что он знает, что делает. Друг же Владимира стоял в нерешительности долго, как это и бывает в таких случаях, а после, сжав волю в кулак, отправился по пути третьему, ведь он всегда мечтал стать путешественником. В Россию ли он отправился, или на запад, но я уверен в одном: сейчас, по прошествии четырнадцати дней с момента принятия решения он неизменно счастлив. Отплывая от пристани в Таллине (датчане привезли «Молодость»прямо туда-так им понравилось путешествие) взяли заскочившего уже на ходу Генриуса, который признался, что не знает пока ничего лучше своего домика в Копенгагене. И вот, два дня назад высадили Генриуса, попрощавшись с ним. В Копенгагене перевели деньги, вырученные за аренду лодки на счет Генриуса, и, побыв на открытии маленькой булочной на Ньюхавен, в доме Генриуса, прямо у воды, отчалили. Проплывая под знаменитым мостом, три раза погудели в гонг, и уже без абсолютно какого бы то ни было зазрения совести. Они теперь могли себе позволить десятки таких яхт, которыми в изобилии кишело море. Лишь понимали, что счастье не в этом, а в их любимой, вытащенной с Идэна «Молодости». Счастье в том, чтобы добраться до Афин, по дороге съев всю живность, которая бы хотела съесть их, счастье-узнать что-то новое, купить маленький домик в горах Чили, но никак не в яхтах, а если и в яхтах, то совсем чуть-чуть, ненадолго. Для Ильи было счастье в написании романа, которого готова была уже половника, и который он вдруг решил переписывать, да так, чтобы ни у кого и сомнения не осталось, он-писатель. Для Кристиан счастьем было преодолеть порог в четыреста отжиманий, ранее чем на половине пути до Афин. Для Отри-приготовить закуску из помидорок, плавленного сыра и хлеба, будто только вытащенного из печи. Умеют же в Копенгагене готовить хлеб! Для Владимира счастьем было успеть в Амстердам к полночи, как он и обещал, ну или рано поутру пройти, проплыть на «Молодости» все местные каналы. В Амстердам и правда успели. Зашли в местную гавань уже ближе к полночи. В предверии крещенских морозов Илья не преминул искупаться, прыгнув за своим, приобретшим цвет, вкус, запах и характер стальным жировиком в Голландскую бездну. Вынырнул весь веселый, довольный, почти не ощущающий от радости холода, и под изученные возгласы случайных прохожих на пристани полез греться обратно на «Молодость». Отти начинал что-то готовить.

Глава 24. «Такой бодрый»

Мне кажется, во мне заложена необъяснимая, никогда и никогда не уходящая, просто нейдущая тяга к морю. Я всегда плохо плавал, и, пожалуй, плаваю, а потому всегда смерть как боюсь, стоя на палубе круизного лайнера представлять, что вдруг упаду в воду. Но именно оттого, мне кажется, именно оттого, что мне снятся сны, где я вот-вот сорвусь вниз, или уже сорвался, именно оттого, что хоте бы вживую увидеть шторм, да даже и на простые волны могу глядеть часами, мне думается, что именно оттого меня всегда так тянет к морю… И именно оттого, пожалуй, и главные герои мои отправились в путешествие с первого же дня написания книги, что, будь я на их месте и притом будь я чуть-чуть смелее, я бы поступил именно так. Ребята же в этот момент попивали зеленый чай с бергамотом, и ели кашу, прекрасную амстердамскую кашу с малиной и холодными сливками. У ребят после почти двухнедельного плавания был зверский аппетит и морская походка. Знаете завтрак-этакую большую тарелку мяса и всего, который стоит уйму денег, но который, если ты съешь за раз, то не будешь оплачивать? Илья только-только съел именно такой завтрак, заказав еще и тарелку каши со сливками. Это могли бы сделать и все друзья, но из-за наличия денег (было же, должно же было быть хоть какое-то отличие в том, имеют они деньги или нет) заказали блюда поинтереснее. Кристиан, то следивший за своим питанием, то съедавший вдруг целый бутерброд, все же придерживался некоего баланса и к своей малиновой каше заказал тарелку тропических фруктов. Отти, как настоящий гурман, решил взять на завтрак что-то рыбное, и ему принесли треску, запеченную с чесноком и щедрую порцию местного омлета. Владимир чуть заскучал по родине, а потому, вспоминая своего друга и размышляя, как поживает еж, их товарищ, заказал себе немецкое блюдо: баварские колбаски с жареным хлебом и овощами. Впрочем, по манере говорить Владимир был скорее Шотландец, нежели чем уроженец Баварии. Но не будем об этом. Илья же заказал, а самое главное-и съел столь обильный завтрак не только потому, что за время путешествия заимел вдруг могучий аппетит, но еще и потому, что почти всю ночь без остановки бегал по Амстердаму, избороздив его вдоль поперек, чтобы понять: чего все-таки чувствует человек, пробежавший всю ночь не переставая, как это сделал герой его книги. Сказать пока что можно было лишь одно-человек наверняка чувствовал огромную усталость в ногах, буквально не мог ходить, а потому его Илья на пару недель отвел на второй план-сил набираться. Аппетит, впрочем, у всех членов бравой команды значительно повысился. Нахождение на свежем воздухе, целый день в движении, то на один борт палубы, то на корму, то нырять, то вахта; загар, покрывающий теперь плавно и немилосердно, но, черт возьми, довольно красиво их лица; иммунитет, безусловно повышенный после бессчетных ночей в открытом море-короче говоря, все это явно вело лишь к двум последствиям: появлению могучего богатырского аппетита и чистому, цельному прояснению мысли, что, казалось раньше, могла произойти только с Китайскими монахами в их пагодах. Нет, нет, оказывается, Норвежские, да и не только Норвежские, а и просто северные моря здесь тоже очень подошли. Так вот, четверо друзей завтракают. И завтракают они в Амстердаме. Позавтракав, они идут обратно к своей лодке. Владимир уже привычным для него жестом руки заводит мотор. Набирая скорость, проплывая, как некая лягушку, мимо блеющих вдалеке глянцевых судов, они едут на каналы. Каналы Амстердама, безусловно, вещь очень интересная и выглядят удивительно. Впрочем, как и любая другая достопримечательность в любом другом городе. Конечно, интересно проехать с тремя друзьями на борту своей лодки, прошедшей столь великое множество приключений, имея большие деньги на счету… Но это именно та грань, где измерения книжные и реальные расходятся. Вот как горбы этих верблюдов, литосферных плит, что находятся в постоянном движении. Примерно такое зрелище происходит в моей голове, когда я начинаю описывать что-то немыслимое, но очень желанное и, впрочем, в месте, где я все же когда-то был. Вам лишь следует знать, что герои испытывали довольно приятные визуальные, «вкусовые» ощущения от картины, что предстала их взору. Узкие, по обеим сторонам заснеженные, рождественские улочки, заставленные сплошь машинами, укутанные столь редким в этих местах шарфом снега. Велосипеды, казалось, с обоих берегов стремились свалиться в пасть канала. Небо было теплое, но пасмурное. Из соседнего кафе доносились ароматы кофе и пиццы. То, что испытывали ребята, можно описать примерно так:

Однажды летом я, представим, пошел гулять в поле, в которое гулять доселе еще ни разу не ходил. Оно было поросшим рожью и мелкими сорняками, везде летал пух от одуванчиков. Я шел по колее, вытоптанной за меня любезно лошадьми, или не менее тружениками-самосвалами. Светило солнце. Было достаточно жарко. С каждой секундой моего подъема (а я еще и поднимался), я сильнее и сильнее желал идти вперед. Меня подталкивало ощущение, осознание, что впереди уйма таких же полей. Меня переполняло счастье от осознания того, что я перевернул свое же представление о мире. Начав путешествие, ребята почти каждый день испытывали такие чувства. Ребята хотели добраться до Афин, а порой и до берегов Чили.Порой и я хотел стать одуванчиком… Но ребята плыли по каналам. И им, безусловно, было хорошо. На них находило то прекрасное состояние, когда один за другим начинал высыпать в воздух, в небо, повсюду, свои планы на жизнь, свои мечты и пожелания. «Что, если доплыть до Афин часа за два?-говорит Кристиан-ну, чисто теоретически, какую скорость надо развить, чтобы доплыть за такое время? А то, если честно, я уже устал, порядком устал мерзнуть в странах северного полушария. Да, рождество-это, конечно, хорошо, и впрочем сколько? И ребята посчитали, сколько это выйдет. В лодке царила атмосфера того же счастья, что излучал фонарь на домике Генриуса. Кстати, как думаете, как у него дела? «Горячая булочка, горячая булочка, сударушка! Вот, возьмите одну с курагой!».. Ребята хоть и порешили добраться до Афин, но не видно было, чтобы особенно торопились. Сейчас, например, просто ради интереса поспорили, уже собравшись отъезжать из Амстердама, с одним лавочником, что умеют продавать лучше него. И если они сейчас продадут сто сырников с курагой, то лавочник должен будет включить в меню этот продукт. А они на обратном пути зайдут и отведают. Заварушка началась оттого, что Отти не увидел здесь свой любимы рецепт. И понесла-ась. В общем, веселились, как могли. А рецепт, кстати говоря, был не такой и сложный.

Глава 25. «Люди-Боги»

А рецепт, кстати говоря, был довольно прост для того, кто начинал с акульих ребрышек. Отти все это по быстрому приготовил, и нарадоваться не мог, глядя на то, как сырники его расходятся из рук в руки в этот чуть подтаявший снежный вечер в Амстердаме. На календаре было четырнадцатое января. Вы спрашиваете, в чем ваш просчёт? Почему выезжали, вроде бы, в Рождество, плыли две недели, а наплавали все три? Впрочем, просчета вашего здесь нет, скорее мой просчёт. Но дело лишь в том, что плавание на Фарерские острова не прошло бесследно. Когда ребята отплыли из порта Таллина, в дно «молодости» кто-то резко начал стучать, как будто желая войти и отпраздновать Новый Год, прошу прощения, Рождество, вместе. То был, как выяснилось много позже, уже на Готланде, когда звук ребятам окончательно надоел, так вот, то был, пожалуй, детёныш спрута, что приклеился, вероятно, где-то в Атлантике, посидеть в тени, но что-то пошло не по плану, и теперь он окончательно замёрз, желая отлепиться. Его мама, пожалуй, теперь в отчаянии мечется, крушит корабли, мстит и ищет своего сына. Спрута же открепляли ровно неделю. Отсюда и задержка. Дорогие друзья, пожалуйста, любите и жалейте своих мам. Они у нас одни-одинешеньки в этой жизни. ?? Ребята же наши всегда проверяли дно судна перед отплытием, приятно совмещая поиск жирафа Ильи с этим занятием. Нырнув в очередной раз, нашли старинный сундук с золотом. Лавочник по случаю отбытия теперь уже своих друзей, стоял рядом, и ребята, не задумываясь, подарили этот сундук ему. Такое событие говорит лишь о том, что надо чаще делать подарки, в целом нести в свет счастье и добро. Проходя по одному из каналов, ребята натурально поймали высадившийся им на голову велосипед. Да, такое часто бывает. Я же, кажется, говорил, что Амстердам-это весёлый город? Ну вот, убедитесь сами. И, ладно бы, сверху, на мостике, стоял хозяин, истошно крутя руками в жанре «Мамма-миа, мой велосипед!». Но, на удивление, сверху тоже никого не было, кроме десятков тысяч сородич-таких же железных велосипедов, впрочем, поживающих очень хорошо. А потому, что хозяина не было, ребята решили забрать велосипед себе, как некий трофей. А теперь представьте себе картину: Владимир, мастер на все руки, прикрутил велосипед на две ножки, над каютой, так, чтобы колёса могли спокойно вращаться, и Кристиан сейчас, прямо посреди моря, сидел там и крутил педали, будучи, пожалуй, самым высоким обьектом в Атлантике на сотни километров вокруг. Проплывали Ла-манш. Отти и Илья готовили так любимую Ильей пасту. Во Франции двигалась этакая передвижная Неаполитанская кухня-вкушая ароматы соусов, Владимир напевал какую-то старую песню и резво правил. К концу этого дня уже условились быть в Шербуре. Приплыли поздно. Но, впрочем, успели приплыть. Шербур, конечно, был город поменьше, и вовсе не столичный, да и лодку оставили не в гавани, в какой-то одинокой бухточке, по типу Фьорда. Но ребят сейчас больше интересовала не кухня, не размеры города, и не погода за бортом, а впрочем, все сразу, но лишь с тем пониманием, что им следует везде успеть. Сейчас я попробую нагляднее объяснить, что они чувствовали. Помните, я рассказывал, как некто Илья гулял по полю? Это было одно ощущение. И совсем другое, когда сей некто забежал на неведомые вовсе поля, притом имея в своем запасе некий ограниченный срок времени. Природа вокруг настолько хороша, а рассветы и закаты столь необычны, что невольно хочется рассмотреть все эти чудеса подольше. Но лишь в том небывалом темпе, когда надо пройти десять километров, я говорю примерно, за час, а ты вдруг пробегаешь их все за полчаса, притом успевая все-все посмотреть, и будучи уверенным, что везде, вдобавок ко всему, успеешь к сроку. А когда успеваешь, уже после, в спокойной обстановке, очень дивишься: как ты успел? Примерно так же дивились сейчас ребята, сидя в обратном уже для них поезд Шербур-Париж. На часах было где-то без двадцати шесть утра, следующего дня с момента их прибытия в Шербур. А дело было вот как: погуляв по улицам той деревушки, куда, казалось, прибыли ненароком, сели на последний автобус в город, а сидя в нем-решили: Что же мы должны будем делать в провинциальном городке ночью? И тут Владимир, так кстати для сложившейся ситуации захныкал, что никогда не видел Эйфелевой башни. Зная бродячее прошлое Владимира, ребята сначала ему даже не поверили. Но узнав, что это действительно так, Илья чуть ли не с водителем автобуса, не имеющим никакого отношения к поезду, договорился о билетах на поезд до Парижа. И даже не спрашивайте меня, как. Секретов выдавать не стану. «И даже не спрашивайте меня, как. Секретов выдавать не стану.»,-произносил полушутливым, полусерьезным тоном свои реплики Илья на одной из смотровых площадок Эйфелевой башни. Дело в том, что там он встретил своих друзей, одноклассников, которые приехали в Париж на рождество. Они выглядели все довольно счастливыми, но впрочем, всем им все же чего-то не хватало. И многие люди год за годом томятся в рассоле своей жизни, пропитывая ее соками, в поиске ответа на сей вопрос. И лишь Илья знает правду. А ведь все очень просто, более того, Илья уверен, решение своей проблемы люди знают, и даже время от времени повторяют вслух. Проблема лишь в том, что это происходит время от времени. А чтобы сбылось-желательно произносить всегда. Да, я о том, что нужно мечтать и ставить цели. Делать или менять их и снова мечтать. А после снова делать. Всем, казалось бы, понятная установка. Но никто не повторяет ее всегда. А дисциплина, пожалуй, друзья, лучший друг человека. «А дисциплина, пожалуй, лучший друг человека.»,-бегло читал Илья по-французски, переходя по брусчатке к Лувру на запах каштанов, жареных зимой. И, как следует время от времени повторять теоремы по математике, чтобы не забыть, так и лишь четкое, постоянное повторение установки «мечтай и делай» приведет вас в Коста-Рику, куда я, например, сейчас, в свои шестнадцать лет мечтаю попасть. Даю вам слово, друзья, что если я попаду туда когда-нибудь, а эта книга еще не выйдет, я выпущу ее за собственные деньги и назову «Как я попал в Коста-Рику», при этом, пожалуй, я запатентую идею цель-срок-действие-получение результата. Друзья же стали искать каштаны, жареные в Париже Зимой. А я-вспоминать, как был в Париже, там же, у каштанов, с родителями. Лет, пожалуй, в тринадцать. Стоял месяц май. Мы приехали в город поездом, впрочем, как и друзья сейчас. Первое, что бросилось в глаза после выхода с вокзала- невероятное тепло, около восемнадцати градусов, и много-много туристов. И привкус какого-то сладкого дождя. Но небольшое отступление, друзья. Только что я провалил одно из своих ежедневных действий по достижению целей. И на меня нашло озарение. Конечно, не обошлось тут и без толики знаков судьбы. Ну, впрочем, так ведь оно всегда и бывает. Безусловно, кризисы, вот такие провалы, один из которых произошел и со мной, полезны. И тому, что случился кризис-лучше радоваться. Просто потому, что кризис наверняка заставит вас стать лучше, а еще потому, что почти все и всегда можно поправить. Другими словами, если ты сожалеешь о том, что сделал что-то не так, чаще всего это «полностью» все еще можно без потерь поправить. И счастье в том, что случилось это сейчас, а не через два месяца. За цикл, ограниченный целью один-два месяца, два-три кризиса-это самое оно. Можно сказать, что такие дни, лишь индикатор того, что вы на правильном пути. Ведь ничего правильное никогда не будет даваться легко. А все то, что вы нарушили, не сделали, обязательно нужно поправить, доделать в день тот же или следующий и со спокойной душой, закрасив кружочек дня, пусть хоть и другим цветом, но равносильным основному, закрыть глаза и заснуть. Ведь что такое, по сути, стресс во время кризиса? Мы объясняем его фразой по типу: «Ну вот, я снова забрал время у самого себя». На самом же деле, всегда, ставя цели, мы волей-неволей завышаем свои стандарты, а потому два-три дня, вдруг выпавшие из вашего срока в два месяца, просто физически не смогут повлиять на искомый результат. По настоящему же мы переживаем вот почему, я сейчас наглядно объясню вам это. И все дело лишь в том, что день за днем, кризис за кризисом, мы одну за другой отбираем у сидящей внутри нас обезьяны-лентяйки поблажки. Согласитесь, если вы поставили себе цель не есть конфеты на протяжении двух месяцев, то есть шестидесяти дней, и вдруг на пятый день съели одну, можно вовсе отбросить эти пять дней и начать заново. От шестидесяти не убавится. Другое дело, что, не ев конфеты первые четыре дня, вы безусловно с каждым днем повышали свой уровень мотивации, и ваш организм чувствовал примерно следующее: мотивация ему сама по себе была, как сладкая пилюля, при том при всем он понимал, что сорвись он разочек за два месяца-ничего не будет. Видите, он понимал, в отличии от вас. Грубо говоря, все это время, все эти первые четыре дня организм вовсе и не бросал есть конфеты. Просто он смаковал ту одну, которая, к его великому счастью, не заканчивалась. Безусловно, он смаковал эту конфету втайне от вас, работая как бы на два фронта. Но, как известно, все тайное когда-то становится явным. И вот, на пятый день организм решается съесть настоящую конфету, вместо той, которую вы ему представляли. Пригрели, называется, у себя гадюку. Конечно, организм попадается, вы даете ему палкой по лбу, и тогда он пускает в ход единственное оружие, которое ему доступно-стресс. А после уползает за угол залечивать свои раны, и уже оттуда, из-за угла, передохнув, начинает вас подтрунивать. Вот мол, никудышный, хотел продержаться шестьдесят дней без конфет, но не смог и четырех.А после вспоминает и мушку, которая посидела в сахаре, а после прыгнула тебе в рот. В общем, организм, после того., как вы его уличили в измене, вдет себя очень подло, стресс же, его единственное непоколебимое оружие туманом окутывает вас, и разобрать правдивые мысли от ложных, факты от выдумок, не представляется возможным. На самом же деле организм очень-очень злится, что,

попавшись споличным, лишил себя не только настоящей, но даже вымышленной конфеты, причем не на месяц и не на два, а на срок гораздо больший, еще более мучительный. Именно от этого воет организм, оттого, что его лишил конфеты. Воет, как малый ребенок, но ни в коем случае не от того, что результат теперь не будет достигнут. И вот еще его коронная фраза: «Видишь, мы все равно не справляемся, так зачем и дальше себя мучить, Пойдем, лучше, съедим еще конфету, и еще, и пончик. ну, а если тебе и впрямь это тк нужно, то завтра начнем все сначала, и я клянусь, что больше никогда-никогда не буду ее представлять. Но, согласитесь, съесть одну конфету за шестьдесят дней лучше, чем съесть пять конфет и пять пончиков за этот срок. И второе действие уже и правда может повлиять на результат, так как количество это немалое. В любом случае, согласившись в тот день съесть еще конфету и два пончика, вы либо обречете себя на неопределнные мытарства на неделю и больше между «все, завтра начну» и «ммм, как вкусно», либо и правда начнете завтра, но отставание в пять конфет точно хуже, чем в одну. А потому, начиная писать таблицу цель-срок-действие, лучше сразу отпускать пару дней на кризисы, а по их настпулении, сразу же, в тот же день стараться их исправить. В общем, где бы ты ни был, и что бы ни делал ты, не переживай, варьируй и всегда продолжай делать основное действие, которое себе поставил. Ну, а если результата пока нет, то это все еще ничего. Как мы знаем, везде и во все времена цыплят по осени считают. «Да, цыплят по осени считают»,-говорил Кристиан, вспоминая, как они заскочили в последний вагон поезда, вчера уходившего на Париж. «Да, цыплят по осени считают»,-вторил Отти… Про Париж. Ах, да, про Париж. Было это в первых числах мая, когда по России стоит на удивление холодная погода. Мы же на поезде из Амстердама с утра прикатили во влажный, теплый и громкий, суетный город Париж. Он встретил нас почти тропическим, по сравнению с теми местами, откуда мы пришли, дождем. Была весна. Город цвел. Для меня, как для человека, редко когда успевшего побывать на юге, приезд в Париж был почти эквивалентен приезду в Афины. Помню, как очень долго ли пешком до какого-то собора, сюда цветущего сиренью. Помню, как посещали настоящий Французский ресторан. Помню, опять же, и Нотр-дам-де-Пари, в то время еще находившийся на своем законном месте. Помню и ту площадку перед Лувром, где родители и правда покупали себе каштаны, жаренные на ветру. Помню и реку Сену, по которой, подплывая к Эйфелевой башне, мы тоже, собственно говоря, успели пройти. Город для меня двенадцатилетнего был наполнен некой взрослость, необычайными загадками и теплом. Помню девушку, которой, пожалуй, некое модельное агенство устраивало фотоссесию на берегу Сены. Воды в реке были мутными, но перила, камни и мосты-посветлее. И, казалось, несли в себе целую историю. Говоря в общем, наступал именно тот переломный момент, когда начинаешь подмечать первые необратимые изменения на пути к цели. Снег в Париже у ребят сейчас хоть и шел, но был намного более липкий, и теплый, и неизведанный. В Шербур и подавно кое-где цвели цветы. Из Эйфелевой башни, про нее, помню немногое. Помню большую площадку перед ней, на которой высиживали, продавая, разные белорусы. Помню большие очереди на подъем. Помню, по моему, лифт, и швейцара, высокого, в черном таком костюме, контролирующего лифт. Помню ремонт на одной из обширных Парижских лестниц, из-за которого мы опоздали, почти опоздали на вокзал. Вспоминая сейчас, по прошествии нескольких лет, Париж, замечаю, что было бы интересно приготовить местную кухню. Да и вообще, кухни всего мира, взятые в охапку и брошенные передо мной на стол. Сама возможность побывать Коста-рике, приготовив пиццу с кокосовой стружкой, делает, правда делает мою жизнь намного интереснее. К слову о годах, мы часто недооцениваем время. Как я уже говорил раньше, мы нерациональны в его контроле. Ложись человек спать в девять вечера, он невольно будет думать, как он хорош. Но человек, ложащийся в пол-восьмого, почему-то уже не замечает особенной разницы. он чувствует, что возможно все, и от этого лишь понимает, что делает самую малость. Так и с годами. Задумайтесь. Сейчас мне шестнадцать. В Париже я был четыре года назад. А теперь представьте, сколько подросток претерпевает изменений с двенадцати до шестнадцати лет. Довольно много, согласны? А теперь представьте, что все это время, все эти четыре будущие года до двадцати лет я стану выполнять лишь половину, треть, четверть того, что выполняю сейчас ради достижения своей цели. Мне кажется, я успею сделать довольно много в таком случае. Согласны? Мне кажется, если поставить конкретную цель на срок в четыре года и этак с месяц походить, хотя бы полчаса в день раздумывая над правильным условием для этого срока, то за будущие четыре года можно достичь реального успеха в той области, которую выберешь. Четыре года. Звучит несколько пустовато. Потратить четыре года на непрерывную работу над собой. Звучит несколько ужасающе. Так, как будто только что ты втоптал эти четыре года в грязь. Но то опять организм напустил на вас туман своей чувственности. Я вас уверяю, друзья, до этого вы годы напролёт, шесть, семь, восемь лет тратили вечер на просмотр телевизора, и, если уж так посмотреть, то занимались прежним-втаптывали своё время в грязь. Потому что время в любом случае уходит, и уходит безвозвратно. И его нельзя провести с пользой или вредом относительно жизни. Жизнь сама по себе пуста, ничто, лишь мы придаём ей значение. А потому, работая над собой, чувствовать себя ни хуже, ни лучше, чем, когда бы вы не работали над собой, вы не будете. Станет происходить лишь некое другое, организм ваш время от времени станет напускать на вас стрессы. Впрочем, напускать стрессы он будет в любом случае. Короче говоря, в работе или не работе над собой смысла как такового нет. Жизни нет до нас почти никакого дела. Слишком уж низко мы, увы, летаем. Смысл же есть в другом-в результате. Он почти всегда развивает нас. А именно развитие-то, что может поднять нас выше к жизни, так, чтобы она нас разглядела, и, быть может, подарить всем нам бессмертие. Ведь все, что существует в нашем сознании, имеет место быть. И все, что можно представить-осуществимо. Мы часто говорим о Богах. Быть может, развившись, мы станем ими, или же они сами не преминут показаться нам. Фраза потратить четыре года в работе над собой звучит ужасно. С другой стороны, фраза стать успешным в двадцать лет, начав работать над собой в шестнадцать, звучит более чем приемлимо, я бы даже сказал-приятно. Вот так вот человек ценит время. И дело в том, что он никогда не научится его ценить. А потому надо брать и делать, ставить срок хотя бы в шесть месяцев, в год. И вы непременно придёте к результату, а, как следствие, и к развитию. Мечты помогают нам расширить рамки сознания. Достижение своих мечт, одной за другой, и последующее продолжение работы даёт почти стопроцентные шансы небывалого развития. Поверьте мне, жизнь столь длинна в своём многообразии, мы даже, кажется выполнив все мечты, все равно можем наткнуться в нашей повседневности на простую безделушку, которая перевернёт нам сознание и подарит новую, ещё более небывалую мечту. Было бы очень здорово, если бы каждый из вас сейчас себе придумал цель на срок в четыре года, а после, побродив хотя бы неделю в раздумьях над действием, выполнял бы его после, скажем, хотя бы месяца два. Всего лишь час в день, одно действие. Друзья, я думаю, с этим справится каждый. Просто попробуйте и посмотрите на результат. Я уверен, что он вам понравится. Да так, что вы продолжите выполнять Действие оставшиеся три года и десять месяцев, по прошествии коих станете очень успешны. С единственным условием-заранее понимайте, что будут кризисы, и не позволяйте им изменить ваш курс. Считайте цыплят по осени!

Глава 26. «Шербур»

А наши друзья, этим временем, прибыли в Шербур и искупались там в морской воде, переночевали в хорошем домике одной семейки, сходили с утра за круассанами, впитывая в себя свежий воздух Нормандского счастья, сейчас отплывали в Сельту, и планировали прибыть не позднее завтрашнего дня. И, как говорится, сказано-сделано. По прибытии в Сельту лодку отдали напрокат, как это делали уже раньше. Договорились, что встретятся после, уже на другом берегу мира, в тёплом и спокойном Средиземном море. Ребята вдруг вспомнили, что у них на счету все ещё много денег. А потому по прибытии в Сельту, ещё перед сдачей своей уже полноценной яхты-парус явно прижился, провели некий косметический ремонт. Подкрасили, подлатали и сделали «Молодость» чуть современнее, здоровее, но все же оставив толику того, Идэнского счастья. Деревянные, чуть потёртые и потемневшие, посыревшие доски каюты, скаты, половицы, на корме и на носу, штурвал, все это золото дерева сочеталось с настоящим, Испанским золотом. А потому яхту «Молодость» отдали в аренду одной молодой паре, по видимому отправляющейся в свадебное путешествие. Отдали за большие деньги, и договорились встретиться через некоторое время уже в Валенсии. Денег, вырученных с яхты, и тех накоплений, почти ни копейки которых ещё не потратили, хватило с лихвой на довольно дорогие увлечения. Купили себе, конечно, на время, то есть как бы тоже взяли в аренду, но с условием: отдаём, когда захотим или закончатся деньги, четыре спорткара Порше. А денег все равно осталось, будто нисколько не тратили. Не теряя ни секунды, по самому центру города прокатились с ветерком, и, останавливаясь на заправке Шелл, заливая полный бак самого лучшего, экологичного топлива, на капоте белого Порше Ильи расстилали карту, намечая свой путь, попивая холодный кофе глясе, в обновлённых только-только костюмах. Ставили план местности. Впрочем, пожелания оставались те же. Лиссабон, Танжер (Илья замахнулся на пустыню Сахару, но передумал)-Алжир, Кальяри, Палермо, Александрия, и Греция.. Тут Владимир, как главный заведующий по яхте позвонил и перезаявил, что встреча будет не в Валенсии, а чуть южнее-в египетском городе… И, то ли фортуна была все ещё на стороне победителей, то ли Владимир просто своим красноречием их убедил, но факт в том, что молодая пара на все согласилась, сообщив, что выплывают уже в море, и лишь порадовалась-увеличилось время их пребывания на столь прекрасном судне. Ребята выехали на автостраду, и, стараясь держаться моря, что периодически показывалось из-за горизонта, к следующему вечеру приехали в Лиссабон. Да… Гнали нещадно. Пользуясь положением и статусом, часто нарушали скоростной режим. Заприметив же какую деревушку, наоборот снижали скорость, останавливались, порой, в чистом поле, уходили подальше от своих машин и ложились под открытым небом, в развалинах старой церквушки, слово герой Коэльо-Сантьяго. Часто заезжали просто к местным жителям погостить. Те же угощали свежим хлебом, чистой водой, своим сыром… Машины находились в пыли и блестели на солнце в цвет своего хрома, не имея ни единой царапины, когда последние закатные лучи касались их крыш. В один из таких дней, когда, сидя на своих капотах вкушали малину, встретили, переползающих, как перекати-поле, паломников, пилигримов. Те, вероятно, заметив на своём пути разнообразие, приняли его за знак. «Кто знает, быть может, это и правда был знак»,– так говорил один из паломников, которого Илья угостил малиной. Разговаривали на русском языке. Паломник родом был из Белоруссии. Однажды он бросил свою работу на ферме, на тракторе, и назло товарищам пешком пошёл в Лиссабон. Это была мечта его детства. Уговор был такой-не возвращаться. Но на пятый день пилигрим вернулся, и друзья поголовно сказали ему, что он ничего не добьётся.Впрочем, через пару дней он снова собрался и тронулся в путь. По прошествии трёх лет он здесь, в Лиссабоне. Быть может, это действительно был знак. «Но, знаешь, путник, ничего-это и есть жизнь. И она у меня получится. Вернее, уже получилась. И чтобы достигнуть чего либо, нужно сто один раз подняться, сто упав. И помимо контролируемых кризисов, исправимых в своём сознании, будут случаться и полные фиаско, тотальные провалы. Ничего. Собирайся. Отдышись, и в путь. Дорогу осилит идущий.» Илья завёл двигатель Порше и в свете фар показалось медное блюдечко лиссабонского неба с большой медведицей в центре. Белорус тоже наблюдал эту картину. Он улыбался. А ведь тогда, по возвращении на родину, он был готов убить звёзды. Ничего. Собирайся. Отдышись и в путь. Тебя ждёт небо.

Переночевав под лиссабонским звездным небом, где-то вдали от автострад поутру тепло распрощались с паломниками. Несмотря на то, что стояла зима, здесь было относительно жарко. А то вы подумаете, что несостыковки в тексте. Нет! В мире случаются сотни аномалий. Почему бы одной из них не произойти прямо здесь и сейчас? Вы знаете, действительно хорош метод визуализации. Представляете, ведь на моих часах сейчас около пяти утра, и в это время где-то существует Новая Зеландия.. А между прочим она есть, и там живут такие же люди, и испытывают такие же чувства. Ставят такие же цели, например однажды попасть в Россию. Падают, так же, я уверен, падают. Но не сдаются. Вспомните последний раз, когда вы куда-либо бежали. Ещё лучше-бежали через силу. И, вспомните, если вы добежали, то какие чувства вы испытывали? Сколько раз собирались сдаться? А если сдались, то что испытывали, когда дошли до места, куда надо было бежать? Пожалуй, сожаление оттого, что все же могли это сделать. Так поступить. Именно то, ведь именно то происходит с вами, когда вы двигаетесь к цели. Раз пять или десять, с непривычки, вы бежите и почти задыхаетесь. Пару раз и вовсе падаете без сил от неимоверной боли в боку и не понимаете даже: а как можно жить и при этом бегать? Но ведь все это ещё не показывает, что игра не стоит свеч? Да, сейчас вам невероятно тяжело, и даже, кажется, вредно для здоровья. Но ведь есть в мире люди, которым это вполне легко? Ведь есть же люди, что достигают этого! А после испытывают наслаждение, оттого, что тогда, по возвращении в Белорусь, не сдались. Ехали неспешным караваном. По въезде в город рассматривали его изо всех окон. Ребят настигала последняя, как говорил Пауло Коэльо, стадия достижения мечты. Понимая своё превосходство сейчас, ощущая, как тяжелы их кошельки по сравнению с другими, поминутно ловили себя на мыслях: продать все, на вырученные деньги построить храм и открыть здесь, обжившись, свою булочную. Но, между прочим, и продавать то тут было особо нечего. Телефонами ребята до сих пор не пользовались. Да и зачем? Как сказала фортуна, она таких людей любит даже больше, уважает пуще прежнего. По прибытии в Лиссабон побросали автомобили на какой-то парковке, поодаль от всего, и буквально благоговея, в смирении, ступая каждый шаг, как по плитке ступает кошка, стали осматривать, восхищаясь, старый город, покрытый свежестью и прохладой временных лет. Илья все ещё писал свой роман по дороге, во время отдыха, глядя вслед проезжающим машинам, сидя на обочине и прижавшись к теснёной двери. Кристиан в это время отжимался, притом делал уже четыреста пятьдесят, даже более сложных, чем нужно, отжиманий. А Отти ещё в Сельте, когда выбирали диски для своих будущих машин, тыкнул в первые попавшиеся и сбегал в магазин через дорогу за грилем. И потому сейчас, время от времени докупая продукты, постоянно что-то на нем готовил.

Глава 27. «Собака лает-караван идёт»

Например, сейчас он, похоже, готовил пиццу на гриле под соусом «мармеладный джем». Это была обычная Итальянская пицца, ну, как обычная, там присутствовал, все же, джем из бекона. Но так, типично Итальянская. Аромат заставлял всех хотеть побыстрее попасть в Италию… Владимир частенько уходил за десятки километров туда, сюда и возвращался только к ночи. Но что это я говорю так, будто это происходит сейчас? Сейчас ребята гуляют по утреннему Лиссабону, и в эти минуты Владимир договаривается с начальником, быть может и несуществующего трамвайного депо о том, чтобы им четырем на день выдали трамвай, просто чтобы весь день ездить по маршруту. Владимир показал свои еще действующие права на вождение трамвая. Начальник, конечно, думал долго, но после, с ноткой недоумения в голосе, согласился, когда ребята оставили ему в залог ключи от четырех Порше. В общем, теперь трамвай был всецело в их руках. Первым делом Отти поднял на корму гриль и продукты, решив не перебарщивать, он наметился делать бургеры с котлетами из винограда и кураги. Ладно, переборщил, все-таки. Но было вкусно. Кристиан в углу, который образовывается меж сидений в центре трамвая постелил коврик, рассчитанный на двоих, чтобы могли соревноваться: кто больше отожмется? Илья и Владимир окрашивали трамвай снаружи в орнамент из бумаги, и пока это было похоже только на птицу-ананас. Но выглядело, скажем честно, необычно и интересно. Владимир собирался быть экскурсоводом, но не простым, не по местности, а по памяти. План был такой: кучка народа загадывала ему любую европейскую страну, а он притихал и начинал про нее рассказывать. Илья же просто договорился сам с собой записывать каждый день новые мечты, и, когда выйдет его первая книга, все их исполнить. А пока проводил пробную версию: ему всегда хотелось, став успешным, отбросить все и пожить со смирением, спокойной жизнью, работать на интересной работе, где тебя никто не знает, и предаваться самым обычным человеческим удовольствиям. Поэтому, с первым рейсом он с наслаждением, с каким еще даже не писал книгу, завел трамвай. Говоря о слове «волшебный», «счастье», я все время вспоминаю март, конец марта, когда мы с семьей на наземном метро, вечером, возвращались из торгового центра, купив у самого входа разных светящихся воздушных шариков. И вот, я помню, поезд медленной гусеницей ( но теперь я вижу в нем бабочку ), полз к следующей остановке, а мама, папа, говорили со мной, просто говорили со мной и мы понимали друг друга. По-моему, они чуть журили меня , но все же хвалили за последнее написанное сочинение по русскому языку. Я помню, нужно было написать письмо себе в будущее, точнее, как раз, нет, письма не нужно было писать, а я написал, а нужно было рассказать своих мечтаниях. А я написал письмо себе в будущее, в Испанию. Там я рассказывал, что буду иметь домик у моря, спортивное тело, здоровый дух, свой сборник стихов… И, хоть на чуточку, но я уже приблизился к той мечте. Сборник стихов у меня имеется. А с каким цветом ассоциируется у вас счастье? Лично у меня-с желтым. Этаким золотистым в крошку. Мне интересно, а у вас? Кстати, Кристиан разделяет мои вкусовые предпочтения. Его автомобиль то желтый, то ли бронзовый, то ли золотистый, но точно с песчаной крошкой. Только вот похоже, сейчас он об этом напрочь забыл. Возвращаясь после тяжелого, но притом веселого рабочего дня на трамвае, по Лиссабону шли, шатаясь и смеясь. И, как в книге «Мартин Идэн» Мартин после своего успеха пошел на пикник со своей старой компанией, так и ребята, пожалуй, перенеслись в начало пути, когда из имущества у них была только «Молодость». Ах, сколько счастливых моментов происходило вокруг! Взяв из машин теплые вещи, они пошли гулять по ночному Лиссабону и пробовать местные блюда и танцы. Но часах, похоже, было без двадцати двенадцать.

***

Да, тяжел, тяжел путь верблюда в караване, что перебирается через Сахару… И день за днем предстоит ему двигаться, приседая больше даже не от мысли, что груз тяжел, а от неведения-сколько еще ему нести этот груз и даст ли это хоть какую-то пользу? Но, как показывает практика, даст, дает. Именно сейчас, в моменты, когда хочется сдаться под тяжестью неимоверного груза, именно сейчас важнее всего стоять. И знак того, что вы уже на пределе, уже на подсознательном уровне готовы падать и рыть песок, лишь знак, что хуже не будет, а потому хотя бы ради интереса стоит продолжить и прожить так же еще чуть-чуть. Как назывался один альбом одной музыкальной группы-«Собака лает-караван идет». И все трудности, что встречаются у вас сейчас на пути, нужны лишь для того, чтобы вы сами стали сильнее. Для вас, несмотря на срок, не должно быть важным-сколько делать. Если будет надо, вы станете делать еще и еще, на полном серьезе, до конца жизни. А потому сложности для вас вообще перестают существовать. Ну, годом раньше-годом позже. Но, как показывает практика, именно для тех людей, кто не обращает внимания на срок, срок становится самым что ни на есть замечательным и правдивым. Мне нечего больше тут сказать. Я и сам сейчас эти слова пишу через силу, но мне очень, очень нравится писать и говорить с вами. Лишь у каждого человека есть свой предел. Мне кажется, сейчас я нахожусь на собственном. Но человек свойственен принимать решения. Эволюционируй. Жизнь-это танец. Так танцуй же, танцуй же, друг, что тебе даст та забота, что тебя сейчас наверняка заботит там, в конце жизни? Да ничего, пожалуй. Так двигайся к своей цели и танцуй. Иногда бывает очень сложно изучить новый танец. Зато, как потом приятно его станцевать… Пожалуй, на последней страничке на сегодня мы с вами помечтаем. Как думаете, что сделают, куда отправятся герои на этот раз? Танжер, Алжир? Месопотамия? На самом деле, потихоньку книга подходит к концу, и об этом явно говорит продвижение героев по карте к Афинам. Какую судьбу предпочли бы вы для ребят? Быть может, на них резко нападет белорусская милиция? Резко отберет все деньги, вырученные ими в казино? И отправятся они гулять по свету, одни, разумеется, или вместе, но каждый вольный, как ветхий ветер? Или, может, в Александрии, куда они собираются, в библиотеке они вдруг прочитают тайную мудрость масонов, и, огорошенные, выйдут и их хватит лишь на то, чтобы дойти до пирамид, да там и остаться, став сфинксами, изваяниями, как два фонарных столба в ноябрь ночью? Быть может, Илья всю жизнь станет работать на трамваях и писать, а Владимир-делать фальшивые удостоверения? Быть может. А Кристиан, опять же, станет вдруг сильнее и крепче Арнольда Шварцнегера? А Отри-лучшим поваром мира? Думаю, да. Но скорее всего, по приезде в Италию, в последнюю отправную точку перед самими Афинами, зайдя в кафе, ребята все закажут себе по итальянской пасте в соусе, заведут уж слишком непринужденную беседу, а потом, когда один из них моргнет, на секунду пропадет все, а после Илья, допивая местную сангрину, вдруг ощутит необычайную тяготу всего тела. Силу, наполненность его внутреннего мира и души. Оставит «Молодость» на приколе, где-то в Кальяри, не помня даже точно, рассчитались с ним арендаторы, или нет, а до Афин доберется самолетом, ведь так проще и безопаснее. Частенько мы прерываем свои обещания, как прервалось вдруг существование Отти, Владимира, Кристиана, но именно такова жизнь. И даже медленный танец заканчивается, а атмосфера единства рассыпается. Ни кристиан, ни Отти так и не достигли своих целей, хотя и были близки. Но рецепты Отти, я, пожалуй, все же напишу. Да и не конец это книги вовсе, а лишь переход к ее второй части. Еще более значимой, чем первая. Ведь там-смысл. Пожалуй, Афины-красивый город, но пора, раз уж и цель, что была поставлена-достигнута, переходить от слов к делу. Что ж, это были Погорелые Дома. А теперь-Цветы Жизни.

Глава 28. «Цветы жизни»

Побродив по Афинам с недельку, Илья все больше и больше начинал наслаждаться своей дорогой до сюда и вспоминать ее. Вспоминать, как в Танжере, на марокканском рынке, торговал вместе с Отти мандаринами, разложив их прямо на капоте машины, собранных по дороге на ничейных плантациях жизни. Вспоминал долгую, длинную дорогу до Алжира, по бедным селам Африки, запыленным дорогам, на которых, правда, всегда можно было хорошо разогнаться, и пустыням. Вспоминал, как в Алжире бросили свои машины посреди пустыни и отправились на месяц в путешествие на верблюдах, вместе с каким-то африканцем, по настоянию Кристиана посетить его родину, Эфиопию, пересев у нагорья Тибести с верблюдов на квадроциклы, делая при этом почти нереальную тысячу километров в день. Вспоминал, как обратно из Эфиопии в Алжир летели самолетами местных авиалиний, за штурвалом которых сидел Кристиан. «Он почему-то всегда скрывал, что в молодости мечтал быть лётчиком и даже был им одно время. Наверное, из-за того позорного случая, когда его уволили»,-вспоминал Илья, глядя на греческую богиню, попивая холодную газированную воду. Вспоминал, как, по возвращении в Алжир, конечно, не нашли в помине своих автомобилей, а когда наконец поняли, в чем дело-полдня откапывали. Хотя надо отдать должное Порше и их кузовам-ни одна песчинка не попала ни внутрь салона и в трубы выхлопа. Машины почти сразу завелись. Разве что потеряли свой первоначальный лоск и чуть выгорели на солнце. Но это нормально. Проезжая Триполи, получили звонок с «Молодости», в котором говорилось, что парочка вошла в Гибралтарский пролив и в течение трех-четырех дней будет на месте. Вспоминал Илья и купаясь в вечернем озере жизни, в левой пяте мирового океана-средиземном море, о том, как там же, в Триполи, на берегу побросали Порше, закончив аренду и сделав прощальный круг по Африканскому году, и перешли с автомобилей на «Молодость». Они не могли нарадоваться красоте обновленной яхты, о которой чуть позже снова позабыли. Ребята как будто вернулись в детство. Вспоминал, стоя на берегу моря, на рассвете, как настолько сдружились с ребятами, что всерьез поговаривали снять по домику в Сельте каждый, да и жить, не тужить и почаще бывать в гостях друг у друга. Сыграли даже в игру наоборот, в один из жарких Африканских вечеров, в которую Илья играл еще на Идэне. Всем понравилось так, что играли до ночи. И было, в общем-то, еще много преинтерсных моментов, настолько много, что просто «Ах!». Отжимались вместе с Кристианом, вместе с Владимиром спорили-где были, а где не были, готовили одним мизинцем настоящие Венские шницели с Отти, если вы понимаете, о чем я, а после заканчивали все это дело чаем, с бананом и вишней, на десерт, конечно, пекли австрийский торт «Захер». Почему-то, вспоминал Илья, всех их тогда потянуло на воспоминания.. «Писали роман с Ильей, все вместе»,-думал Илья за завтраком в отеле, вспоминая и Хельгу, и свой уже почти довершенный роман. Около берегов Италии, где-то в районе Кальяри, все вместе, по очереди, ныряли за жирафом Ильи, и затею эту нашли очень хорошей и даже посетовали, что нет ее еще в категории олимпийских видов спорта. В Италии, конечно, весь день гуляли, наслаждаясь, фотографировали, пробовали. Илья порой ел свою пасту три раза в день. Пара посчитала свое путешествие лучшим свадебным путешествием в мире. По пути до Палермо их горящие глаза напоминали свет глаз праведника. В Палермо поставили яхты на привязь и все вместе отправились в Колизей. Кому-то в голову пришла безбашенная идея, что там зарыт клад, и чтобы повеселиться, ребята, в тайне от парочки, сняли со своего счета тысяч двадцать долларов и перевели их в Итальянское золото, подбросили парочке. Обратно в Палермо направлялись настолько счастливые люди, насколько только могут быть счастливыми люди в познании человека. Клад решили перепрятать в Египте около пирамид, и пока парочка прятала, ребята, особенно Илья, подчерпнули в Александрийской библиотеке что-то, хоть и не страшное, но сверхъественное и все же полезное. Конец света-лишь переход от финиша к другому старту. Апофеоз жизни. Так говорят. Парочка, похоже, теперь решила навсегда, что будет жить в Италии, а потому после Египта договорились рассчитаться, где-то в прибрежном городке, и, обменявшись чем-нибудь, например обещанием завести телефоны, разойтись. Вспоминал, глядя в иллюминатор вылетающего из Афина самолета Илья. Вспоминал, как там, в Италии, наконец-то понял свой смысл жизни. И именно потому отправлялся сейчас на Иден. Вспоминал, как там, в прибрежном городке, после расчёта, ребята никуда вовсе не делись, но лишь вместе с тем, что у него появилась своя цель в жизни, слились с ним и стали единым целым. Ребят настигла вовсе не смерть, а, скорее, жизнь. Ведь они были лишь разбросанными, хоть и очень добрыми и общительными интересами Ильи, которые он рассеивал после своего прибытия на маяк. Сейчас они все вчетвером, собрались, объединились в другого, нового Илью, образуя совершенного, главного человека с единым, общим интересом, объединяющим все те. Этот новый, главный Илья был смиренен, всегда уделял время готовке, спорту, часто путешествовал, и писал, писал, обязательно бы писал романы, работая над собой и просто-напросто при всем этом танцуя. По прибытии на Иден в который раз уже удивлялся хвойной среде, встречающей его своим первым выпадом, порту, все еще цветущему, как подсолнух, и времени на часах. На Идэне постоянно, как он подплывал, было без двадцати восемь. Быть может и потому, что подплывал он на корабле. Корабль же заходил по расписанию. Свой маяк Илья застал не то что неразрушенным, а почти нетронутым. За исключением того, что теперь это была маленькая, уютная, только-только, казалось, построенная церковь. Наше тело-это наш храм. Церковью же владел, если так можно выразиться, а, впрочем, никто церковью не владел, правда лишь в том, что, зайдя в церковь, из многих незнакомых лиц Илья узнал одно-того монаха затворника с острова Готланд. Припоминаете? Его звали отец Феррон. Но с Ильей он в последнее время сдружился так, что Илья его переименовал в Ферри. Ферри принял Илью в слушатели своей маленькой церкви на берегу Балтийского моря, впрочем, «побыть затворником»-у Ильи и самого иногда возникала такая идея. Кстати, Иден с норвежского переводится, как идея. Знали ли вы? Но да ладно. Илья же на время стал затворником одной очень уютной норвежской церквушки, построенной и воссозданной им самим у него в голове, из материалов, что он собрал сам по дороге в Афины. Монах, после того, как Илья сам стал монахом, попросил и вовсе избавиться от имен, чтобы лучше вслушиваться в жизнь. А потому на время не стало ни Ферри, ни Ильи, их поглотило что-то всемирно-целое. Но для нас-то с вами Илья так и останется Ильей, и в продолжение истории надо сказать: монах Илье дал вступительное задание, как в старые годы, переписать одну книгу. Илья с головой ушел в комнату своего маяка, где были только окошко, матрац и лампадка, и с небывалым усердием сел писать.

Глава 30. «Погорелые дома»

***

Жизнь очень похожа на рыбалку. Еще она похожа на баню, сауну, в которую тебя посадили лет этак в десять, набегавшегося на морозе и сказали: вот, мол, сиди, учись, грейся… Но больше все-таки на рыбалку. Ты закинул удочку своей цели и ждешь успеха. Проводя такую параллель, сразу видим-главное-ждать. Но на пути ожидания нас будут, безусловно будут встречать трудности. Так давайте же не сдаваться под гнетом их великих сил!

1. Человек, который пропустил свой день рождения.

Вспоминая Пауло Коэльо думаю: «все в мире построено на любви». Любовь, как писал Пауло, бывает трех видов: любовь к человеку, любовь к мужчине или женщине и всемирная, всепоглощающая любовь, которая зачастую вызвана именно вдохновением, порывами в творчестве. Человек, закинувший удочку своего успеха, безусловно обладает третьим видом любви, причем в таком количестве, что даже об этом не задумывается. Он может обладать, а может и не обладать видом первой любви, но это даже не так важно, потому что любовь к человеку почти никогда не требует того, чтобы этой любви добивались. Чего нельзя сказать о любви второй, к человеку, не как к духовному, а как к биологическому существу. Потому важным пунктом в достижении своего успеха станет то, как вы следите за своей удочкой. Ежели к человеку, который имеет невероятный потенциал, придет давний, горячолюбимый, но ненужный сейчас друг, а в этот момент клюнет рыбонька, кому тогда говорить спасибо? Так и с нежданной негодной любовью. Да, очень хорошо, что вас полюбили, но плохо, что именно сейчас. А потому, начав вместо цели, из жалости ли, или ради хорошего тона, ради ли заведения новых знакомств, но начав однажды уделять этому время, пропустите свою рыбку. Станете человеком, который пропустил свой день рождения. Гораздо лучше, не правда ли, будет, если вы сумеет все же не отогнать того человека, а сделать так, чтобы он вместе с вами смотрел рыбку. И ведь не даром дана вам любовь один и любовь три, не правда ли? Так обратите их в пользу! И вовсе, все, чего бы вы ни имели, из своих недостатков, друзья, превращайте в свои достоинства. Пожалуй, это дельный совет в становлении той личностью, стать которой мы все желаем.

2.      Человек падающий.

Но не значит это, конечно, что следует специально искать такого человека. Не определившись с целью, или только начав свой жизненный маршрут, еще не обживаясь, часто продолжают жить, как жили. И вот, наш рыбак вдруг видит другого рыбака, с которым давно хотел обменяться парой фраз и приглашает к себе, устраивает застолье, и, собственно говоря-обменивается. Рыба же, тоже присоединившись к застолью, кушая наживку, вдруг настораживается от слишком громкого хохота и уплывает к своим икринкам. Так и с любовью. Люди, мне кажется, не берутся за длинные, серьезные цели еще и потому, что день за днем, быть может, на эмоциональном уровне, ищут вторую половинку. Стремление же к цели не предусматривает того. И люди не идут, и люди сдаются. Но, хоть я еще молод, мне кажется, что так, скитаясь в поисках любви, любовь ты найдешь вряд ли. Скорее уж, она придет к тебе, как к тому человеку, что пропустил свой день рождения. Настоящая же любовь лишь помогает. Не будет вредным провести ей небольшое испытание. Так что, не будьте так же и падающим. Падать бывает слишком больно. И то был человек падающий.

3.      Человек падший.

Человек падший. Все мы когда-то ошибаемся, все мы рано или поздно исправляем свои ошибки. Помните Белоруса? Разница здесь лишь во времени. Можно придти в Минск и остаться там на год. Выйти снова уже повзрослевшим. Выросшим в своих глазах после того случая. А можно-на второй, на третий, на следующий день, покореженный, потерянный и разбитый, но знающий два убеждения: если тебе тяжело, значит-финиш уже где-то рядом; и второе: пока ты борешься, у тебя есть шансы на победу. Так продолжай, но задавай себе вопрос: борюсь ли я? И все наладится, переменится, кто бы нас чему ни учил. Как говорил герой произведения льва Толстого: перемелется-мука будет. Но человек, что закинул удочку, и которому скучно ждать, который отошел на берег в поисках сотоварища, рискует и вовсе остаться без удочки. Ее утащит сом успеха, в фонарных лучах месяца щипающий глубь. Да… такой человек на данном этапе своей жизни-падший. Но все мы рано или поздно исправляемся, такова уж наша человеческая суть. Вопрос лишь в том: как скоро? А потому:

4.      Праведник

Праведник. Скажите, часто ли вы, выходя из дома, ранним утром рождественской зимой, глядя на заспанные, снегом засыпанные уши берез, вдруг начинаете резко хотеть жить? Мне кажется, такое у всех бывает часто. А еще в канун великого праздника, дня рождения, когда жизнь вдруг можно начать с чистого листа. Об этом писал Пауло Коэльо в своей книге: Алхимик. Поначалу судьба, удача и фортуна, жизнь и свет-поначалу все сопутствует нашим помыслам. В такие моменты в вашей голове что-то свято-простое, и если чуть-чуть осмелеть, то, мне кажется, в такие моменты вы сможете назвать себя праведником. В такие моменты обычно и создается фундамент ваших будущих целей, пишется таблица: Цель-срок-действие, а мечта является первоначальной, еще не тронутой временем. Закинув удочку, вы просто начинаете ждать. Мне кажется, смирение, терпение, любовь к ближнему-эти качества не то чтобы нужны, но порою очень необходимы для успешного и более быстрого достижения цели. К тому же, конечно, гениальное в простоте. Быть простым-вот тоже важное качество. Праведник пришел на озеро, расставил табуретку и ждет, не прекословя и робея перед звуками самой природы. В его голове лишь три или четыре вещи: Цель-срок-действие, и, например, понимание времени, когда на его отрезке пути появится наконец рыба успеха и надо будет дергать. И ведь очень часто мы планируем себе грандиозные цели, одну за другой. Порой мы и не осознаем их грандиозности и считаем их выполнение лишь некой данностью. Таков праведник. Но выполнив одну цель, прождав один месяц у удочки, мы радуемся, как малые дети, потому что организму сложно и он напускает на нас свой любимый туман-зовет отдохнуть. Таков человек стремящийся.

5.Человек стремящийся

Человек стремящийся обычно уже прошел через первые четыре пункта, поменял несколько озер, удочек и целей, и, похоже, имеет некий опыт в таком деле. Его путали, ему мешали, после он сам путал других и мешал им, после пару раз перерождался, и вот, сейчас он здесь. Да, на него уже пару раз нападал туман, но бой был выигран малой кровью. Человек стремящийся уже и не очень-то помнит, зачем он сюда пришел, и не сильно верит, что у него что-то получится, он сидит здесь уже год, скорее по инерции и лишь помнит слова прежнего праведника: «Пока ты борешься, у тебя есть шансы на победу. Борись. Срок еще не истек, но ты должен будешь готов бороться и после этого срока. Так судьба учит нас смирению. Сладка та награда, что долгое время была запрятана и тщетно получена. А, быть может, судьба сейчас тоже движется к какой-то цели, и мы для нее, как тот, из-за кого она может пропустить свой день рождения. Быть может, все это-одна большая проверка. Быть может, нужно просто ждать. Но больше чем ждать, нужно еще и жить. Ведь, только живя, мы двигаемся к своей цели. Не будем же мы жить, а будем лишь ждать-может произойти подобная картина.

6.Человек, который торопит свой день рождения.

Человек, который торопит свой день рождения. И начнем сразу с главного. Человек, который торопит свой день рождения, торопит и свой исход. Можно сказать, он торопит свою жизнь, приближая ее к смерти. Ведь что есть целеполагание? Это и есть жизнь. Каждый раз, от цели к цели, мы перерождаемся. Именно об этом, как мне кажется, говорят восточные религии. Так что, подгоняя срок, мы лишаем себя чего-то самого главного, лишаем жизни. Дергая поплавок цели, мы отпугиваем успех. Помните Деда Мороза? Ну, или Санта-Клауса. Как в новогоднюю ночь мы бежали подальше от елки, в другую комнату ( не дай бог он испугается, что его увидят, и не придет). Успех тоже, в какой-то мере мифическое существо, а потому тоже гордый. Не нужно пугать успех. Как и все гении, он немного странен. И побаивается в своих начинаниях людей.

Итак, наше описание видов постепенно подошло к концу. Поговорим же чуть о философии. Мне кажется, самым главным человеком из этих шести является именно стремящийся. Не даром он один, за исключением праведника, подходит условию: иди вперед. Недаром в его названии есть некий задел на светлое будущее. Мне кажется, всем нам нужно быть стремящимися, выполнять таблицу: Цель-срок-дейсвтие, и тогда мы все точно достигнем успеха. Нужно, безусловно, слушать знаки судьбы, как писал Пауло Коэльо, работать не покладая рук, как работал Джек Лондон и чем наделил и своего Мартина Ирэна, знать, что возможно все, чего, сам не подозревая, доказал Булгаков в своей книге «Мастер и Маргарита»; веселиться, как веселились «Трое в лодке, не считая собаки», ведь жизнь-это танец. Рисовать, иметь некую честность и дерзость по отношению к жизни, о чем писал Достоевский в романе «Игрок». Да, собственно, и все. Мне кажется, соблюдая с десяток достаточно простых правил, о коих я писал и которые я повторял в течение всей книги, и вы, и я: мы обязательно достигнем успеха. Поговорим об идее книги? Давайте. Вот примерно то, что я изначально думал писать о книге в сентябре-октябре, лишь начиная свою работу: наша жизнь разбита на циклы, и секрет жизни в том, чтобы, когда действительные циклы не совпадают с нашими внутренними, просто продолжать делать и жить. Другими словами, если тебе тяжко, значит-впереди финишная черта и начало нового цикла. Из-за того, что мы сдаёмся при сгорании цикла, мы-Погорелые Дома. Из-за того, что наша жизнь состоит из циклов, мы-Цветы Жизни.

Кинга-отражение моего этапа, цикла жизни, от восхождения в литературный мир, до непосредственно написания книги. Безусловно, циклов в нашей жизни великое множество, а потому они могут накладываться один на другой. Конечно, в пройденный мною этап у меня было много других циклов.

И, конечно, вся идея текста верна лишь при условии, что у читающего есть четкая цель и чёткий план жизни. Без него книга лишь даст потенциальную энергию сознанию, которую сознание не сможет привести в действие. Иными словами: мир-не супермаркет, а жизнь-не магазин.

«Да, ив спланированном счастье есть просчеты. Но пробовать нужно. Ведь, кто не рискует, то не пьет шампанского»,-дописывал последние строчки книги Илья. В окна пахнуло весной. На востоке светало. На часах порта Ирэна, вероятно, показывало без двадцати жизнь.