Оценить:
 Рейтинг: 0

Честность

Год написания книги
2020
<< 1 2 3 4 5 6 7 8 >>
На страницу:
6 из 8
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

Ну вот, сегодня проспал и пишу эти строки не утром, а вечером. И я начинаю понимать, за что я люблю свою книгу и почему выбрал для себя писательское направление. Один мой друг сказал: «не пиши, если тебе не нравится. Приятно читать то, что приятно писать». Сейчас я готов доказать ему, что это не так. Если он, конечно, вообще это имел ввиду. А доказательство же просто в своём познании: легко написать лишь надпись на заборе. Матерную. А все остальное-сложно. Лучше говорить так: делай то, что поначалу категорически не нравится, а после начинает приносить колоссальное удовольствие. А это и есть определение самого любимого в жизни. Так что, друзья, берём руки в свои ноги, собираемся с мыслями и идём делать своё дело. Ни о чем не переживаем (мы смиренны), тем более о том, что что-то не получается, а вы при этом сами захотели это делать. Скорее тяжесть, тяжба, наоборот-признак того, что вы находитесь на правильном пути. Согласитесь, ни одно ещё великое дело не было легким. «Если тебе тяжело, то скоро финиш» и, самое главное, друзья, никогда не сомневайтесь. Концентрируйтесь на одной задаче, чтобы не натруждать свой мозг. Бегайте по утрам. Вы и не представляете, какая сила заключена в беге.

Глава 14 «Любовь»

Но, что-то наши герои засиделись в бездействии. А я, пожалуй, слишком многое передумал по дороге домой. Сегодня время позднее, за моим окном ближе к зиме и уже темно, а потому Отти будет готовить ужин, при том непростой, а праздничный, по случаю любви Ильи и Хельги. Блюд было несколько. Имеется ввиду, несколько блюд каждого типа:) первым делом Отти принялся за заготовку напитков. Приготовил полбочки местного, норвежского, ржаного, сделанного на холодных местных сортах ржи кваса. До поры до времени оставил в подвале, в холодном подвале своего особняка-уютного норвежского гнёздышка, доставшемуся ему и Хельге по наследству. Сделал пару кувшинов грушево-имбирного чая и брусники с мёдом. А так же-чуть чуть глинтвейна. Бочки вина, пятидесятилетней выдержки. На закуску были все больше морские деликатесы: соленая красная рыба, креветки, акульи ребрышки, а так же-авокадо, витаминный салат и другие свежие фрукты и овощи. Картофель, печёный со сметаной и луком, жареный картофель фри и пряный томатный соус. Индейка, шашлык на гриле, на второе же-главное горячее блюдо-запечённый на гриле четырехметровый осётр. К нему три вида гарнира: традиционный овощной, с лимоном и лаймом, чуть поджаренном на ореховом масле, специальный русский для Ильи-целая горка картофельного пюре, молочного, и пряный-для любителей изюминки, которыми были многие из норвегов и он сам: имбирный, вяленый в черничном соусе баклажан. Между прочим, это и правда вкусно. Попробуйте, посолив лишь чуть чуть и перчив тоже не слишком сильно. На десерт с помощью всех героев был испечен тоже черничный торт. Там было и бисквитное тесто, и кремовый соус, в общем-все прелести жизни. Короче говоря, посидели здорово, а Владимир, когда пришло время шампанского, даже заявил, закричал: «Горько!». Все посмеялись. И не пугайтесь, правда, не пугайтесь такого экстрима и многообразия в кулинарии. Как вы помните, идея проходит три времени: Отрицание, гнев и принятие. Как знать, как знать :) Но, главное, продолжайте работать. Результат несет в себе много путей и одно лицо, всегда одно лицо, ребята.

***

С Хельой на прогулку пошли рано. Было еще темно, лишь впереди ярко сверкала планета Марс. Венера, Меркурий находились в свободном плавании, двигались куда-то дальше, ближе к солнцу, и через эти края проходили явно транзитом. Невдалеке вдруг пробежала лиса. Чуть морозило. Атмосфера была хороша и так на редкость мила, особенно между Ильей и Хельгой, что последняя всерьез начинала думать: «Попала в сказку». Илья восторженно о чем-то рассказывал Хельге. Хельга была учтива и с этой учтивостью слушала. Оба они казались чрезвычайно счастливы. Потом, условившись, побежали. Бегали долго, да так, что забежали в почти непроглядную, еще никому неизвестную часть острова, совсем этакий маленький клочок земли. Да там и закончили. Скалистые камни, ребрами своими выступающие вниз, ввысь, вбок-в общем-то говоря, во все стороны, заграждали проход на белопесчаный, казалось, еще никем не тронутый пляж, протянувшийся на километра два-три по дуге, наискось, и ограниченный такими же белыми камнями спереди, далеко-далеко. Сторона света, выходящая лицом к волнам моря, была восточной. И хорошо же, скажу я вам, вдоволь набегавшись с любимой женщиной, на белоснежном норвежском пляже встречать рассвет. Солнце в этот день сверкало багряным, красным, цветущим, как самый порт Идэна. На фоне волн оно выходило этаким красным лайнером, одним из паромов компании Викинг-Лайн.

Наверное, в этом и есть смысл любви: получать удовольствие от своей прихоти, от того, что ваша любовь взаимна, получать удовольствие от новизны, а любовь-это всегда что-то новое, при том получать двойное удовольствие от того, что жизнь прекрасна, и выполняются первые два пункта, совмещать все три и смотреть на красный рассвет.. Уроки, которые дает любовь, всегда умны и приятны: любовь учит делать тебя правильный выбор, говорит так же, что при желании ты способен на все. Помогает преодолевать тебе свои трудности, и ради любимого человека, ради того, чтобы быть его достойным, ты готов становиться лучшей версией себя. Настоящая любовь-та, что заставляет животную природу, животное происхождение в человеке биться в соответствии с разумом. Жизнь-пешеходный переход. И как, выходя, к примеру, в городе Туле, в жаркий августовский день к центральной площади, ты вдруг слышишь зеленый сигнал светофора, так и любовь есть такой сигнал. А впереди-жизнь.

Любовь-это высшее чувство. И доказательство тому то, что любовь, как и жизнь, и счастье, не поддается разуму. А, может быть, прав Базаров, и никакой любви на самом деле не существует. Но я бы не хотел верить в это. Ведь, как мы с вами уже знаем, если верить, что все еще будет, то все еще-будет. Но любовь между Ильей и Хельгой и правда была тем видом любви, который доказать довольно трудно. Возможно, Хельга испытывала подобные чувства, что и Илья, но ясно известно лишь одно: любя друг друга, быть может, по детски, быть может, лишь на словах, и только убеждая себя в том, что любят, Илья и Хельга действительно день ото дня делали друг друга лучше. Возможно, именно в этом и есть смысл любви. И вправду, вместе с Хельгой Илья стал бегать по утрам, сменил свои потертые брюки на новые, что ему подарила Хельга, постригся по другому и поправил бороду, а Хельга стала веселее и почувствовала себя настоящей женщиной. Волны рассвета уже вовсю светили над головой, и вдруг откуда-то сбоку прилетела стая белых чаек. Они были как бы символом того, юношеского в сердцах этих двух, они были как бы символом того, что любовь являет собой свет белой жизни. Илья и Хельга, не торопясь, взбивая песок то левой, то правой ступней обуви, отправились в путь до дома.

Глава 15. «Mon Cher»

Но жизнь бывает, порой, и грустна от сознания безысходности. От тупого, ноющего стремления помешать. И только, казалось, дела о романе, «романах» Ильи пошли в гору, как однажды жизнь, буквально открывая настежь окно в его комнате, разнесла весь его роман в пух и прах, так, что некоторые из листочков вынесло в форточку и восстановить рукописи уже не представлялось возможным. На следующий день отправились в плавание, взяв с собой денег каждый столько, сколько только мог взять, и уже, похоже, не планируя возвращаться. Желая стать вольными птицами, или хотя бы поселиться в другие, более теплые края, ребята за ночь собрали все вещи и не проронили ни слова. По дороге в аэропорт в Хельсинки Отти приготовил четыре бутерброда с сыром и ветчиной, а так же достал уже известную читателям банку малинового варенья. На пароме добрались отлично. По прощании с сушей у всех как будто гора с плеч спала, так, словно все они-прирожденные моряки, а не кучка вычурных авантюристов. По очереди ныряли за жирафиком в бассейне парома. После долго сидели в сауне, но все же успели до ужина. А после ужина и чистой, но обдуваемой ветром со всех сторон прогулке по палубе легли спать. Выспались хорошо и теперь ехали в Аэропорт Хельсинки. Кристиан решил не следить за питанием, ведь, похоже, мышцы росли прекрасно и без него, а за фигурой он не гнался. А потому сейчас, вместе со всеми, поглощал бутерброды и варенье, в то время, как планка его отжиманий перевалила уже за двести восемьдесят.

«Скажи, Mon Cher, когда, скажи, нашла коса на виражи, и Осень, словно во плену, одела сердце в пелену, Луну окутав тайной мрака и сжав неслушные персты? И я не тот, иль жизнь не та, «Mon Cher, скажи, скажи, скажи!»-

появилось у Ильи в блокноте, пока самолет взлетал. Владимир, глядя в иллюминатор, вспоминал, как еще маленьким, поехав с дядей Томасом на его лосиную ферму, бегал по этим вот неприметным, столь похожим одно на другое полям Финляндии, даже и не полям, а проселочным дорогам, с двух сторон окруженным длинными побелевшими от инея травами. Однажды, в одну из таких пробежек по полям, у Владимира было видение. А дело происходило вот как: стоял октябрь, воскресное утро, и городок, находящийся недалеко от столицы, всецело цвел золотом. Казалось, город-кладоискатель Юкона, мгновенно попавший в рай и всесторонне теперь окруженный золотом. Позавтракав и покормив лосей, Владимир с ехидной улыбочкой попрощался с дядюшкой и побежал гулять. Гулял он долго, излазил почти весь город, и когда в пятый раз проходил мимо лавочника, который успел уже позавтракать, пообедать и поспать, тот даже как-то странно на него посмотрел. Проходя мимо автобусной станции, Владимир тогда подумал: «А что, если…». Присел на лавочку, на нем были этакие матерые затертые кеды, бордовый домашний кафтан, плавно переходящий в серые джинсы, поразмыслил, лишь однажды побренчав мелочью в кармане, заработанной им у дядюшки, и решился. Пошел в здание автобусной станции, подождал, когда рассосется очередь, и так, ненароком, по детски, взял билет на автобус до Хельсинки. Часы били часа три, и за четыре часа Владимир планировал успеть вернуться домой, на том и порешил. «А Хельсинки-думал Владимир-чересчур славный город, чтобы опасаться таких незначительных рисков. И вот, сидя в кабине автобуса, как сейчас-самолета, когда вспоминал, что видел эти поля, Владимир был немного счастлив. Что же до видения? Но сначала красота старого города! По приезде в город он, конечно сразу попал в легкую панику-автобус задержался, и теперь вместо трех часов у него на все про все оставалось около часа с половиной, учитывая дорогу обратно. Владимир же, человек практичный, в то же время охотник до приключений, рассчитал все исключительно. Потом, повзрослев, он всегда любил вспоминать вот такие вот веселые, необычные, иногда курьезные, но большей частью просто интересные истории своего детства, происходящие с ним во время вот таких вот вылазок. И сегодня он тоже все рассчитал, так, что эта история попала лишь в раздел интересных. А не в раздел, к примеру, правда, таковых пока не было, которые бы стали для него в каком-то роде последними. Чтобы не уехать без главного-без впечатлений, денег на обратный билет он специально не брал, так, оставил их под одним кустиком. И вот, у Владимира оказался час на все про все, чтобы где-то раздобыть эти деньги. Он дал себе пятнадцать минут на план, сорок пять-на действие, и еще час на опоздание и два на оплеухи от дядюшки, но для начала все же пятнадцать минут на план. Он пошел, решив прогуляться до набережной. Владимир передвигался все больше по узким улочкам, петляя вдоль линий троллейбусных рельсов. Простите, конечно, трамвайных рельсов! Между прочим, никогда не замечаем, как путаем трамвай с троллейбусом. Или вы и не путаете?! Ну не знаю. Я вот путаю, и почти всегда. Вот сейчас, например, перепутать трамвай с троллейбусом-в этом есть для меня что-то до боли романтическое. Однажды я больше года ездил в Подольске на троллейбусе, и все это время называл его трамваем. Тогда Подольск для меня становился сразу чем-то большим, чем просто городом. Зимой, когда с неба падали первые, как будто приправленные гвоздикой снежинки, такой Подольск напоминал мне рождество, а ближе к лету, особенно вечером, когда солнце малиновым желтком растекалось по городу-Советский Союз, именно тот эпизод, тот парк из «Мастера и Маргариты», о котором говорится в самом начале и в самом конце книги. Владимир, хоть был и практик, но его окутывали, обуревали те же мысли. На счет трамваев, я имею ввиду, насчет трамваев. «Хочется, кстати, скушать каравай, и такой, знаете, желательно свежеиспеченный и пахнущий собою»,-думал Владимир проходя финский кафедральный собор. На набережной посмотрел на корабли, на плескающуюся в глубине мутноватую воду, и прямой наводкой пошел на рынок. Он все уже решил, и решение пришло к нему незаметно, на пересечении одной из улиц пешеходным бульваром. Решение заключалось в следующем и было довольно просто: пойти и помочь на рынке продавцу сладостей ли, пряностей ли, молока или мяса, кому угодно, а после получить деньги на билет. Что ж, немного нагло, зато со вкусом. Да и что еще оставалось делать маленькому Владимиру в аховой ситуации? Но дело надо было делать быстро, а потому с порога подошел к одному покупателю и начал тормошить его мозги, судорожно прося дяденьку купить ему во-он ту шоколадку. Маленькому Владимиру почти сразу же повезло, и дяденька согласился, купил-таки ему шоколадку, а себе, уж заодно, горячий шоколад. Владимир чуть подождал, рассыпавшись перед ним в тысячи благодарностей, как хрустальный шарик, а после подошел к продавцу и вернул нетронутую еще шоколадку, попросив на обратный билет. Владимир проделал такой номер еще пять или шесть раз в других лавочках, так, что под конец его уже начали признавать и отгонять сразу же, но все-таки почти накопил билет (оставалось совсем чуть-чуть), и в конце-концов снова пришел к первой лавочке. Но продавец там был уже не один, и придя, Владимир как бы про себя отметил: « Вот же черт, опаздываю», на что гость шоколадной ему ярко возразил: «Ну, этот зря, малый, все что не делается, то к лучшему». Как оказалось, то, что после за Владимиром минут пятнадцать бегали с веником по всему рынку, было тоже к лучшему, по крайней мере Владимир понял это именно так… Но в итоге помирились, и даже дали недостающую монетку на билет, за то, что Владимир встал на их стульчик и спел финскую народную песенку. В итоге же вообще вышло, что лавочником был сам Владимир, только уже тот, взрослый, из будущего, а его милым гостем с веником-Отти. И вот они, после, все вместе взявшись за руки, поднялись таки одновременно на борт и автобуса, и самолета, и даже ракеты, если бы в этом была надобность, покинув вечерний, искрящийся на морозе Хельсинки. Когда шли, то есть, уже летели, Кристиан вдруг сказал: «И все же жаль, что Илья и Хельга расстались.» На что Отти ему отвечал: «Ну, это ты загнул, брат, все, что не делается, то к лучшему». Где-то во сне ворочался Владимир. Вскоре ремни безопасности можно стало расстегнуть, и друзья начали наслаждаться полётом, заоблачными наблюдениями на приятной высоте и чуть булькающими, как газики в лимонаде, разговорами. На бортовых часах показывало без двадцати двенадцать.

Глава 16. «Так говорят датчане»

В Копенгаген долетели без приключений. Выходя из здания аэропорта, Илья чуть подивился: «какое красивое, пожухшее небо и тучный, голубой закат! И почему я раньше не любил ноябрь?»-теперь, быть может, после расставания с Хельгой, а, быть может, и после того, что снова начал писать, Илья смотрел на мир как-то укороченно, но не в ширь, а вовнутрь, как на вещь в себе, и видел лишь саму суть картины, не ощущая деталей, но делая деталями все те сути картин, которые ему попадались. Деталями одной большой картины «Счастье». Вообще, сейчас я вернулся после школы и хотел бы сказать пару слов.. Так, что? Не смешно уже? Книга о жизни и целях превращается в дневник? Извините, согласен. Перегнул палку. Но лишь хотел сказать, что эта книга еще и новый цикл жизни, мое начало карьеры, и подчеркнуть, что вот прошло уже десять, двенадцать дней в соответсвии еще и с другими целями, нахожу: цели как минимум не вредят, а может-даже и помогают. По крайней мере в моей голове наконец-то появился прочный фундамент и настоящая вера в себя и свое будущее. Мне наконец-то кажется, что если я и правда буду соблюдать те ежедневные привычки, рутину, мною же и установленную, то и впрямь стану тем сверх-человеком, коим всегда мечтал быть. А понятия о невыполнении цели не существует. Как сказал нам сегодня наш новый учитель физики-пока ты борешься, ты еще не проиграл. Так знай же, если тебе тяжело, значит ты уже на финише, и вскоре добьешься, пусть небольшой, но победы над собой. Как знать, не станет ли эта победа решающей и прорывной? Не приведет ли именно она тебя к достижению цели? Кристиан и Отти подошли к Илье, внимательно и чуть осторожно похлопали его своими сумками. «Ну, чего уставился, никогда осень не видал?»-мягко и максимально шутя, честно и по-дружески сказали ему ребята. Владимир же уже нанимал самый дешевый микроавтобус, по совместительству обычный транспортный рейс-довезти их сумки до центра города. А, зная местные пробки, предложил: если ребята прибегут первыми-проезд бесплатный. И ребята, конечно, прибыли. В конце концов, ведь эта книга о приключениях, к тому же, зная датские пробки, такое вполне возможно. Так почему бы не сделать то, что вполне возможно, но то, чего никто не пробовал, правдой? Быть может, в этом и есть счастье.. Так и в самой жизни, друзья. А возможно все, что мы ни пожелаем. Потому что пожелать мы можем лишь то, что можем представить. А все, что мы можем представить, мы можем и осуществить. Такова истина. «Как ты, что с тобой?»-окликали друг друга, смеясь во весь рост друзья, бежав, и видя свой неуклюжий, но импульсивный и до крайней меры энтузиастский бег. Бежали все больше мимо шоссе, и, как изначально идея этой книги была лишь радоваться тому, что жив, ребята сейчас радовались оттого, что могли вдыхать этот холодный воздух. «Что же сейчас будет? Чего нам ждать? Каково наше будущее?»-вот такие вопросы давно-о уже не посещали сознание и даже осознание наших ребят. Пожалуй, чтобы жить настоящим, нужно лишь иметь план на будущее. Вы когда-нибудь держали планку? То есть стояли, на локтях, две ли, одну минуту, считая каждую песчинку, из которых, казалось, состоят десятки, сотни секунд? Так и с целями. Могу сказать одно: заполняя свой день чем-то полезным, что имеет место быть в будущем, например-целями, мы проживаем один день за три, за шесть, а то и за целую неделю. К тому же, ставя себе цели к концу каждого месяца и выполняя тяжелую работу каждый день, при приближении к концу месяца вы будете испытывать столь непреодолимую радость, что в конечном счете просто залезете от нее под стол, она вас и там застанет, и начнет разбирать своим неприхотливым хохотом, вас и все ваши десятки армий нервных клеток, теряя своих бойцов только так, ухохатываясь и не в силах остановиться. Вы будете лишь испытывать радость, а не тяжелый груз утопленника, теряющего по секунде и дню каждый день. Поначалу было и правда холодно. Задубевшая на морозе ткань, льдистая, с кристалликами, холодея, твердо, по отцовски упиралась в грудь. В свою очередь грудь лишь вздымалась сильнее и спина выпрямлялась, и от свободы, окутавшей, казалось, всю территорию вокруг, и оттого, что в спину как-будто дул кто-то добрый и сильный, возможно, сам Господь. Под ногами, порой, попадались уже пожухшие, ставшие цвета дуба или даже дубовой коры кленовые листья, жестко хрустящие под ногами, как индевелая трава в воскресный мороз. В этом их забеге было то, что многие люди называют настоящей дружбой. Непринужденный хохот, подтрунивания и подбадривая ради общей цели, не несущей в себе ничего, кроме полного веселья. Некая специальная сила, объединяющая из четырёх в одного, и создающая как бы коллективный разум. Именно такие моменты и такие возможности позиционируют людей с хорошей стороны. Почти что бандой ребята забежали в центр Копенгагена, опередив автобус. Он, как это обычно и бывает, только-только подъезжал к пешеходному переходу перед вокзалом, и путники, рискуя жизнью, все же пересекли ему путь, так, что водитель автобуса еле успел затормозить. Ох, и всегда же эти северяне такие отчаянные! Путешественники! Одно слово. Ну, или одним словом. Задумайтесь, каким бы таким одним словом описать счастье? А Отти знает-«Сырники». Да, пожалуй, и правда сырники. И, если честно, я бы сейчас и правда не отказался от парочки. Желательно, с черникой внутри, ну, или с малиновым, так уж и быть, соусом. Этак, на Ньюхавен, в вечернем присутствии городских огней, в верхнем, высшем присутствии датского счастья. Как говорят датчане, к сырникам идеально подходит имбирный грог. Можно и безалкогольный. Сырники принесли, и ребята сидели в воздухе, переполненном ароматами печеного, жареного, теплого творога и ржаного сахара, а так же чего-то особенного, воздушного, датского, возможно, вкуса самой жизни. Как говорит Отти, был бы я шеф-поваром этого замечательного ресторана, я бы обязательно ввел в обиход три осенних блюда. Ведь какая осень без блюд? Да и что есть осень? Теплая подчеркнутость лета, рыжий цвет близящейся новогодней атмосферы, домашнего счастья, и лишь секунда в расстоянии между всем-всем-всем. И лишь секунда, чтобы насладиться одним счастьем, и сразу плавно перейти к другому… «Загляните в свое сердце», « Так говорит Осень», невероятная тропа листвы-«Канадский домик»– вот те три блюда, что ввел бы в обиход Отти, будь он шеф-поваром этого ресторана, не распадись невзначай СССР, не перестань у луны дергаться левый кратер. Ну, в общем, мечтать, оно и в Африке хорошо! Ну вот тогда уж и рецепты трех этих хитовых блюд: красная рыба по осеннему, с золотистым медовым соусом цвета октябрьской листвы, мексиканская смесь в качестве гарнира; блюдо с прекрасным послевкусие и невероятным количеством тарелок, приготовленное на вечернем сентябрьском огне, после того, как МКС, сияя, как костер, только-только пролетел в звездном небе. По-моему, туда входила маринованная в томатно-горчином соусе индейка с тыквой и две крупные тарелки соусов. Пожалуй, базилик; Рыбные котлеты под канадским кленовым сиропом и большая порция овощного салата, что является как бы главной фишкой для осеннего меню. То было канадское блюдо, которое придумал Отти, лишь раз побывав в Канаде. Но того было достаточно:) И если моя книга и учит, по настоящему учит чему-то, то я хочу, чтобы она вас научила мечтать. «Слива горит розовым, бьется свечи фитиль. Развей себя в удовольствии и вновь продолжай идти. Лето лунной медведицей вышло гулять в синь, Лету нужно намедни Солнцем для всех быть, Мы для того созданы, чтобы вперед идти. Слива горит розовым, бьется свечи фитиль»-таково было стихотворение, написанное Ильей в этот вечер. И в последние время он стал не только писателем, но и поэтом. Ну, вот, к примеру, еще одно: «Середина дня, середина жизни, большинство побед догорит дотла. Непогода станет вдвойне мила, и любовь останется позади, мирно спящей. По колено тонущие в любви, мы свернули небо оберткой старой. На иные, павшие болью нравы, заменили в сердце чужом замки, не вернувшись. Непогода светит при смене чисел, лишь не светит мне в небесах Луна. Середина дня, середина жизни, большинство побед, догорев дотла, тихо тает.»– то стихотворение, которое Илья написал недавно, посыле своего пребывания на Идэне. Он просто вдруг подумал, что скорее всего уже прожил истинную середину своей жизни… Возможно, у большинства из нас это так. Но с этим стоит мириться и жить, более того, нужно найти силы для того, чтобы этому радоваться. Один из уроков, которые преподносит любовь-что существуют такие женщины, которых надо быть достойными. Живя в мире с такими женщинами, и уж подавно-любя их, мы не имеем права иметь грустные лица.

По Копенгагену погуляли сполна. Почему-то сразу не подумали, что первым делом следовало бы проверить шхуну. Но никогда и ни о чем не надо жалеть. И мир добра всегда вернется вам бумерангом счастья. А потому «Молодость» стояла, живая-живехонькая, на месте, где ее и оставили, в какой-то тенистой гавани, и проследил за ней никто иной (вот сейчас вообще не угадаете), как новый гражданин Дании-Генриус. Который, оказалось, после своего побега в Мариенхамину пустился впреди жизни окончательно и наутек, и в итоге купил здесь дом на воде, за какие-то гроши, притом приличный. И всем нам следовало бы поучиться у Генриуса. Жизнь у всех нас одна, ребята, и как я порой жалею, что ни у кого не хватит силы воли и бросить вот так все, с концами, чтобы пойти по жизни смеясь. А ведь сколько людей по-настоящему хочет так сделать! И здесь я поддерживаю Хиппи. Ну, или не Хиппи, как зовут этих милых ребят, которые покупают этакие старые фургончики фольсквагены и отправляются в путешествие до Невады, попивая, как в одной песне, кофе глясе, и держа в руке связку свежих, только-только собранных местных бананов. У Генриуса посидели душевно, болтали и пили чай. Здесь, как и Джо в книге Мартин Иден, Генриус рассказал, что после обретения свободы стал намного добрее и почти полностью перестал пить. Работать, говорит, не работает. Но большую часть дня печет булочки в ресторане по соседству, так, для души( и на этом месте у нас с вами загорелись глаза ), а главный повар после работы весело проводит с ним время и угощает его довольно вкусными и большими порциями в местной литовской кафешке. «А если уволят, хотя как-засмеялся Генриус-или разругаемся, наведаюсь к кому-нибудь другому, и меня примут, я уверен, а заодно буду общаться с людьми». Смеркалось. На Копенгаген давно уже нашел тот непреодолимый всепоглощающий туман сонливости, чуть скрытой искренности и беззаботности Европы. Мимо, там, где-то невидимо, невыносимо далеко сновали машины, пожалуй, даже премиум класса, хоть и поношенные временем-датчане славились своей скромностью, и каждый, сидящий там, в машине, ощущал то подобие чувства, означающего, что тебе уже ни-ког-да не вырваться из того болота, куда тебя затянула жизнь. Тут же, прямо под боком, сидел Генриус и всем своим видом доказывал совершенно противоположное. Он улыбался улыбкой уставшего своей, а не чужой усталостью, и держал в руке карты, уголки которых были замяты на счастье. «Оставайтесь жить здесь, ребята, продавайте-ка вашу лодку, арендуйте лавочку, где будем торговать, а ведь можно и не одну лавочку»,-говорил, попивая чай, Генриус, и ребята, под действием теплой атмосферы и какого-то особенного чая с медом, попкорном и цветами гибискуса, с ним соглашались. «Только зачем же продавать «Молодость»? Давайте отправим ее в приключение! Давайте сдадим ее на время датчанам, таким же безбашенным, как и мы, чтобы они, там, отправились на ней в кругосветку, а после получим либо лодку-легенду, либо новую, совершенно свободную, даже без лодки, жизнь», -говорил, быстро-быстро перебирая словами, как длинными гусеницами желтого солнца, его лучами, только-только коснувшимися черепиц зданий на набережной Ньюхавен и Генриусовского паритетного фонаря, чуть заспанный Владимир. Да, герои, как это обычно бывает после долгой разлуки, теперь засиделись вместе. Пожалуй, у каждого из них в голове сейчас мелькали вопросы по типу: «Так почему же раньше мы так часто не виделись? Как же мы могли в упор не замечать той тяги, которая, оказывается, буквально окольцовывает нас? Кажется, она возникла еще лет с семи, да нет, с трех, или вовсе еще до утробы, если вдруг наши отцы были друзьями не разлей вода. Да, жаль, что мы упустили столь много времени сразу! А, впрочем, мы не жалеем, мы-наслаждаемся!». Илья и Кристиан договорились продать буквально все свое прежнее имущество, взятое с собой, и начать свою жизнь почти что с чистого листа. Любые деньги договорились делить поровну или складывать в общий банк. Мысль о настоящей, другой жизни была для них так волнующа, как если бы вы на спор попросили друга дотронуться до холодной, вовсе никогда и не работающей лампы, так, из шалости, и вдруг обернулись бы, услышав, что друго-то ваш взял и действительно обжегся. «Молодость» отдали через два дня на прокат молодым датчанам, на месяц, желавшим погостить на Фарерских островах, и, что называется, встретить там новый год в кампании красивых девушек, и, быть может, даже не вернуться, но лодку пригнать. С учетом всего проданного, ведь еще и сам Генриус, такой молодец, взял и позвонил на Идэн, да по телефону продал все свои велосипеды, с лихвой должно было хватить на то, чтобы пятеро молодых людей жили месяц, не работая. Лавочку, правда, пока решили не открывать, и Генриус в итоге вслух произнес: «Ну ее к чертям собачьим, эту лавочку», когда рано поутру по Ньюхавен прошел весь скрюченный, этакий редьковатый торговец сыра, средних лет, вёз свою тележку, с жалобным грохотом толкая ее перед собой сам. «Но что же тогда мы будем делать, чтобы, по крайней мере, не заскучать, а еще лучше-не остаться к концу месяца без денег»,-спросил вдруг Кристиан. И это был хороший вопрос, вопрос, который мог бы задать лишь вундеркинд или налоговая автоинспекция… «А впрочем, не будем об этом. Разве что… Разве что не поехать ли нам в Лос Анджелес?»-говорил тихим голосом Отти и ему вторил Илья. «Там уж мы точно как нибудь бы заработали». «К черту деньги!»-Генриус вдруг закричал, и ему вторил закипающий на горелке чайник. Но после, чуть-чуть остыв, ответил по другому: «Нет, не потянем». Опустив долгие разговоры, споры за кружечкой чая и бутербродами, местными смёрибродами, как их любил теперь с акцентом называть Генриус, можно сказать, что порешили на одном: стоит ответить на вопрос-какая у нас цель?, причем всеобщая, и решать что-либо, а не то наговорят, и они это понимали, такого, что тут и Луна с неба свалится.

О целях спорили долго, после вспомнили, что в одной своей книге Пауло Коэльо писал, что при имеющейся цели судьба всегда будет подавать знаки. «А станет ли судьба подавать знаки при поиске этой цели?»-вопросил Илья, ведь он, как писатель, всегда любил задавать каверзные вопросы. «А ведь все мысли от излишка свободы, спокойствия, и потому выход я предлагаю такой: либо мы заживем лучшей жизнью, выиграв денег в казино, и после отправляясь уже, куда захотим: на Фареры ли, или на северный полюс, либо проиграемся в пух и прах и пойдем-таки наконец готовить. Не станем задавать вслух никаких вопросов, лишь пойдем работать, куда-нибудь, но дадим слово, что это будет связано с нашими желаниями. Хочу, хотел, буду хотеть писать, так стану стенографистом, здесь, в Дании, и никуда больше ни шагу, здесь больше платят. И так далее с каждым. Ну, что вы думаете? В конце-концов, у нас ведь всегда останется домик Генриуса, его плавучая крепость, да и молодость, надеюсь, не разобьется на волнах.»,-сказал вдруг Илья. «Ведь мы ничего не теряем, а лишь красиво разрезаем, можем разрезать канаты нашей прежней жизни, путы, отягивающие нас с головы до ног, прямо как тех водителей премиум-класса, разъезжающих по городу. Ну, что, согласны?»,-говорил Илья. «Илья, ей-богу, тебе бы романы писать и писать, Илья, ей-богу, такие речи, такой пафос и целый стиль-отвечал Владимир-договорились, чур я за, всегда хотел проверить удачу на прочность». Кристиан чуть боязливо, впрочем, как и все, и даже Илья на его месте, а его уже поддержали Отти и Генриус. На том было порешено, сегодня вечером договорились сходить до моста, проплыть под ним на прощание на шхуне-коттедже Генриуса, и, погудев, хоть и не так звонко, как тот, если вы еще помните, миллионер, зато от души, и, быть может всплакнуть слезами младенца. Да, именно такой и был у них план. А после все бросить, в том числе и шхуну-коттедж Генриуса на прикол в гавани одного его старого друга, да и махнуть в Беларусь. Почему в Белорусь? Дело в том, что ребята не знали, в каких странах Европы разрешен теперь игорный бизнес, но Илья точно помнил, что в Белорусии-разрешен. Ну и было для всех этих норвежцев, эфиопцев, шведов, что-то до боли знакомое, словно Осень моей души, нет-нет, шучу, просто что-то доселе неизведанное в слове Бе-ла-русь, да и обогащать в случае проигрыша лучше уж эту веселенькую страну, а не зажиточные и обрюзглые европейские. Короче говоря, было решено: отправляться в Бе-ла-русь, и точка. Причем, чтобы уж наверняка, то в то казино, которое Илья точно видел, что работает. Еще в детстве, правда, видел, но что-о-о поделать?:) Посчитали, как легче добираться, порешили, что на перекладных до Минску. Короче говоря, ни на чем ином, как на паромах. Сначала здесь шел паром до Таллина, небольшая такая, почти грузовая корабельная кампания, а из Таллина-самый дешевенький, маленький, до Петербурга. И встали, виз-то у них ни у кого нет, да и не откуда было им взяться, с билетами третьего класса на паром, купленными на последние гроши при попытке на всем сэкономить. Надо было менять план действий, и теперь ребята договорились остановиться у одного хорошего друга Владимира в Таллине-у того почему-то везде были друзья, вот же человек! А Илью отправить на машину до Минска, взятой у второго друга в Таллине (потрясающе сработано!), теперь уже друга Ильи, до которого дозвонились только по телефону-аппарату. Деньги все предварительно сняли и перевели в доллары. Не спорьте, считали долго, вышло лучше всего.

Глава 17. «Трамвай на улице вязов»

До города добрались быстро, на перекладных, как все шутил Илья. Вышло так, будто жизнь неправильно положила стену их судьбы, отштукатурила ее, а уже после начала переделывать. Когда приехали в Таллин и смогли наконец отдохнуть, дело было уже за середину декабря. Порешив, вместе с хозяином квартиры, которому было интересно веселье спутников, что переждут в Таллине с неделю (до Беларуси на машине ехать два три-дня), и отправят Илью числа двадцать второго, чтобы тот съездил, вернулся, выиграл или проиграл деньги, но так, чтобы все узнали об этом ровно в новогоднюю ночь. Новый календарь-новая и жизнь, что же. Чтобы начать год уже наверняка либо бедняками, либо богачами, но уже с новыми намерениями. В Таллине было морозно. Декабрь долго мучился, чтобы прийти-ему пришлось выждать аж шесть месяцев, с июня не было снега, и потому получился на удивление морозным. Впрочем, нашим спутникам это только приятнее. Декабрь так же получился на удивление снежным, и прямо без преувеличения стояла картина: то снег, то лед, и в городе уже вовсю ароматно пахло всякого рода пряностями. Кофе же и вовсе здесь стал атрибутом каждого прохожего, как лопата-каждого дворника. Но странно, и вы, пожалуй, задавали уже себе этот вопрос: почему уезжали в середине ноября, а приехали лишь спустя месяц? Бермудский треугольник, пошли пешком? Или автор что-то от нас скрыва-ет? «Я ясно, к примеру, помню, что выезжали из Копенгагена, когда туманный, тучный и львиный закат вставал там. Или в книгах время идет по другому? Ну, что вы, это же не фантастика. Я бы никогда не стал бы писать фантастику, потому что, думается, попросту не смогу. Хотя, никогда не говори никогда! В любом случае, на пароме ребята развеселили какого-то крутого дядьку, играв впятером на трубе на пароме, в шутку отобрав ее прежде у местного музыканта. Следует, кстати, сказать, что получилось у них совсем не хуже. И вот, дети этого дядьки просто умоляли сделать своего папу так, чтобы новый музыкант играл еще и еще. И дяденька пригласил своих путников в гости, в Бремен. Еще паром из Копенгагена заходил в Росток. И, о как же ликовал тогда Владимир! Бременские музыканты, родина, цирк-все это не могла не привлекать Владимира. Посовещавшись, ребята согласись заехать, но не больше чем на неделю. Вышло, как это обычно и бывает в таких случаях-на целый месяц. В разы больше. И вот, шестнадцатого декабря все ребята наконец-то смогли сесть на мягкую и домашнюю таллинскую постель. Но, чувствуется мне, вам, то есть даже не вам, а вы сами испытываете некий интерес к бывшему их путешествию. Так садитесь же, и слушайте. А Отти пока приготовить вам покушать, перекусить, чтобы было веселее.

***

Кушать, на удивление, сегодня не хочется. Илья, как и Отти, вдруг под рождество полюбил пряности. Попросил приготовить что-нибудь экзотическое на завтрак. Отти приготовил яичницу с помидорами, авокадо и зеленым перцем. Чай был такой, чтобы никому мало не показалось. Не чай вовсе, а кофе. Кофе латте, у друга, где гостили сегодня ребята, была кофеварка, кофейные зерна там тоже были. Сахара положил от души, банановый сироп тоже выжал вручную. Перекусить, закусить, так сказать, на столе лежала лишь смесь овощей, не вместе, конечно, а смесь в том смысле, что все они присутствовали, хоть и лежали на разных тарелках. Там были: капуста, нарезанная с измельченным яйцом, руккола, шпинат, кинза, укроп, салат из огурцов и правильно приготовленной чечевицы. В общем, ребятам было раздолье, чтобы просто поесть. Конечно, не совсем вязались между собой зелень и кофе, но ведь не стоит забывать, что рядом с кувшином кофе стоял так же кувшин простой, кристально чистой воды, и в нем плавали, как в море Антарктиды, ледяные кусочки. Немного прервусь, хоть это и правда выглядело вкусным, яичницу с авокадо я, по крайней мере, точно бы съел. Но события вчерашней ночи, вечера, не менее, поверьте, были не менее интересны. Вчера я долго не мог заснуть, а в таких случаях я всегда занимаюсь двумя вещами: либо позиционирую, представляю свое будущее, когда у меня все хорошо, ведь еще никто не отменил правила: если ты можешь что-то представить, ты можешь это и осуществить, или же, если день не задался и пошел не по плану, анализирую все события дня, причем настолько дотошно, что, пока не найду идеального выхода из ситуации, пока не сделаю так, чтобы ситуация стала скачком к чему-то большему, чем просто поражение-не успокоюсь, не засну. И как, давайте это просто представим, как человек, бегущий по холмистой, горной дороге, вдруг взял и начал лететь обрыв, так и я, не упаду, не усну, пока не сконцентрируюсь настолько, что внизу подо мной окажется батут, который подкинет меня выше прежнего. Таким батутом для меня вчера оказалось редактирование целей. Я лишь понял, что все, что я себе расписал: весь график, сложные ежедневные схемы, преследующие меня день за днем, мне непонятны, мне все еще не понятны без одного убеждения: что все, что бы я ни делал, мгновенно, просто моментально приведет меня к успеху в срок. А потому выработал довольно простую, но рабочую, уверен, ребята, пользуйтесь, схему. В этой новой схеме на два шага работы меньше, чем в той. Нужно лишь задать цель, срок, и все это одним шагом, а вторым определить такой график, такой режим рутинной работы, чтобы он составлял собой минимальное количество шагов. А именно: повесить листочек с количеством, с перечислением дней, оставшихся до срока, и найти такой способ достижения цели, чтобы, выполняя одно действие каждый день на протяжении всего отрезка времени вы добились цели. Вам никогда не приходил в голову вопрос: почему люди сдаются и отступают от целей? Мне, хоть, быть может и приходил, но до вчерашнего дня оставался загадкой, а ответ на него между тем прост до безобразия. Люди поступают так, потому что не на сто процентов уверены, что все делают правильно, а лишения испытывают, впрочем, сильные. Тогда люди решают не рисковать своим здоровьем и отказываются от целей. Они что, перехотели ее достичь? Вряд ли, они лишь поняли, что для них это перестало быть возможным. Они перестали представлять, как бы это можно было достичь, потому что схема вышла слишком сложной. Нужно придумать схему в один шаг и такой срок, чтобы, начиная выполнять это действие каждый день, вы бы уже знали и были уверены почти на сто, что по истечении срока цель, поставленная вами, будет достигнута, причем полностью и именно в таком виде, в котором была поставлена изначально. Схематически это выглядит так: ясный, конкретный, именно первозданный срок и первозданная цель, и одно-единственное действие, которое придает вам полную уверенность в победе. 1. Цель-Срок-Календарь. 2. Действие. К примеру у меня это выглядит так: я хочу исправить как можно больше оценок в этом полугодии на пять. Что я делаю? 1. Исправить как можно больше оценок в полугодии на пять. 23 декабря 2020 года. Заниматься образованием (домашними заданиями) минимум четыре часа в день. Или, хочу написать книгу к 31 ноября. Что я делаю? 1. Хочу написать книгу. 2. 30 ноября( конец дня) 2020 года. 3. Писать как минимум 1667 слов в день. Ну, и так и далее, я думаю, процесс стал вам понятен, друзья. И, ей Богу, используйте его, ведь он вам и правда поможет! Что же наши шутники, и как же их история с Бременом? А, вот как, то есть, было дело:

На следующий день паром и правда прибыл в Росток. Дело было под утро и друзья только-только успели позавтракать. Завтрак их был скуден: авокадо с тостами и брусничная газированная вода. С дядькой и его семьей еще вчера условились встретиться в фойе, у выхода в море, то есть на сушу, когда этот выход открывался. Пришли и сели на свои маленькие чемоданы. Настроение, впрочем, было прекрасным и легкость сдавливала в своих силках сердце, что то буквально парило, находилось в полете свободного падения. Пока ждали, к ребятам подошел музыкант и о чем-то тихо переговорил с Владимиром. Это что, еще один его старый друг? Нет! А вот и не угадали! Но после вчерашних посиделок и песнопений Бременских музыкант, которому нос утерли музыканты небременские, решил с ребятами позанкомиться. Но английского языка он, впрочем, почти что не знал, а потому подошел к Владимиру (тот, как ему показалось, чем-то был, как чистокровный немец). Былого решили не ворошить, и музыкант снова принес им все свои инструменты. Играли задорно, долго, весело. Игра чем-то напоминала что-то очень живое, как летний утренний перелив голосов птиц, ну, или одной могучей птички. Когда Мезерпос, как он представился раньше, со своей семьей подошел ко входу, тут уже собралась вся бодрствующая в это время публика, и в такт хлопала русской-народной «Калинке», исполняемой Ильей на тромбоне. Да… Зрелище, конечно, было необычное. Интересное. Почему бы, и правда, почему, все мои герои не стали вдруг бродячими музыкантами?! Генриусу бы так шло приплясывать, приседать под польку! Пожалуй, Мезерпос думал о том же, и на секунду даже хотел навсегда нанять этих ребят себе, но быстро отогнал эту глупую мысль. Но в гости, все-таки, звать не отказался. Он находился сейчас в таком материальном и возрастном положении, что что был лоялен почти абсолютно ко всему, а если принимал спонтанные решения, то делал это только ради разнообразия. Следует заметить, что Мезерпос достаточно часто принимал такие решения.

В Бремен добрались без труда, благополучно погостив пару дней у Мезерпосов. Несмотря на свой статус, в общении оказались наиприятнейшими людьми, для них ребята и пели, и плясали, с ними ребята много смеялись и вкусно кушали, а под конец, когда Илья дочитал им свой последний рассказ, остановившись на строчках: «Жизнь-это танец», жена Мезерпоса и вовсе попросила договориться того об участии путников в следующем цирковом представлении. Да… Давно слоны и жирафы, да, в Бременском цирке, был даже и такой, давно все эти звери не выступали под аккомпанемент этой бродячей, как водоворот, скандинавкой компании. И вот, в Бремен добрались без труда, до начала выступления было еще немного, в аэропорту, точнее, возле него, путников встретил один агент, какое-то должностное пиар-лицо этого цирка, и первым делом отвел их в местный ресторан, немецкую пивнушку. Пробовали всего и много: вепрево колено и свиную рульку, колбаски и шницели, хохотать и плакать с этим веселым представителем-немцы же! Еду, как принято, разносили румяные женщины в традиционных костюмах: красных или красноватых платьях с белыми фартуками, как бы старинного покроя. В общем, в Бремене путникам от души понравилось, о чем и предупреждал их Владимир. Вечером, уже после цирка и всех событий, произошедших там, ребята так же дружно собрались в этом же ресторанчике, уже впятером, без агента ( тот отправился праздновать успех к своим). И говорят, там действительно было на что посмотреть и о чем праздновать. А дело было вот как: актеров посадили в гримерку, наших несчастных горемык посадили в кресла, какие часто бывают в дорогих парикмахерских, и, к великому неудовольствию Владимира начали всячески пудрить. Владимир, правда, чуть подуспокоился, когда узнал, что этой процедуре был подвержен даже жираф, правда, в некоторых иных условиях. К жирафам Владимир вообще имел тайное уважение, после того случая, еще на «Молодости», когда Илья в очередной раз выкинул своего жирафа за борт, и того поглотила форель, которую потом друзья отведывали почти три дня-таких огромных размеров была рыбина. Но об этом как-нибудь потом, может. Сейчас гримерка. И вот, значит, загримированных до неузнаваемости Владимира и всех ребят, а так же барабан, лежащий у Ильи на коленях, объявили полностью готовыми к выступлению. Гримировальщицы, как водится, свою работу сделали и вышли. До выступления оставалось десять-пятнадцать минут, и ребята дружно, гурьбой, по катакомбам цирка побежали искать туалет, фонтан, впрочем, все, где можно было бы умыться. Строения катакомб, конечно, не знали и бежали себе наугад. А тут, представьте себе картину: бегут по какой-то лестнице, надстройке, и видят впереди, навстречу им-жираф, ведомый досмотрщиком на выступление. Жирафы, впрочем, вовсе не агрессивны. Ну, засмотрелись на жирафа, Илья его даже почесал за ухом, как того волшебного зверя из Гарри Поттера, и вроде бы пошли по верху дальше. Но тут как-то невзначай, своей обычной походкой из-за угла пристройки вышла одна из гримерш… Наверное, решив познакомиться с Ильей поближе. Ну, ребятам, понятное дело, чтобы не быть пойманными на месте преступления, да еще и с тромбоном, который, как и барабан, собирались отмыть, не оставалось делать ничего, кроме как взять, и со всей отважностью мускуле над правым ухом вчетвером запрыгнуть на жирафа. Кто же знал, что в этой надстройке висело порядка десяти камер, смотрящих туда, вниз, и ретранслирующих все происходящее с жирафом на публику. А теперь представьте, как себя почувствовали гости в зрительном зале, как увидели сие представление? Крайне озадаченно и заинтересованно, скажу я вам. Жираф же и дрессировщик будто ничего не заметили, а это означало, что феерии быть. Примерка вдруг неожиданно стала пустовать, но когда пропажи хватились, Илья уже во всю отплясывал, радостный, под аккомпанемент своих путников и запевал, заигрывал так полюбившуюся ему калинку на своем тромбоне. Потихоньку все в зале, оправившись от неожиданности, начали хлопать и подпевать. Дрессировщик стоял с раскрытым ртом, не смея и не желая скрывать своего удивления, но тоже хлопал. Казалось, хлопало все, даже цирк стойками своего шатра, даже жираф своими потертыми копытцами. Можете представить себе теперь тот ажиотаж, что вызвало представление. После агент сказал, что зрители хотят еще больше сеансов. Ребята согласились. Им выплатили еще больший гонорар. Сейчас, сидя в ресторане, никто из них даже ни о чем и не думал. Жизнь им казалось какой-то сказкой, текучим медом, что, бывает, вытащишь из банки, и он течет-течет, напоминая вечность, и ты знаешь, что он никогда не остановится. Все просто наслаждались тем, что наслаждаются жизнью. На часах, как это почему-то часто бывает в таких случаях, было без двадцати двенадцать.

Глава 18. «Дорога»

На следующий день вышли еще до рассвета. Кристиан сказал, что если ребята действительно хотят играть в казино, то должны бы уже столкнуться с понятием удача, фортуна. А фортуна, как мы знаем, не любит нерешительных и самоуверенных людей. Потому что, ведь если так посудить, то фортуна приходит ко всем, и люди лишь не в силах ее остудить, задержать, сделать своей домработницей. «Вот вчера-говорит Кристиан-разве не счастье ли, не везение, причем, я даже не знаю, что больше: то, что нас накрасили, как папуасов, или то, что мы встретились лоб в лоб с самим жирафом, разве не счастье ли, не везение ли это? И то, что, когда у нас оставались уже последние гроши, вдруг вышел случай заработать ровно столько, чтобы хватило до Таллина. По моему, судьба, или фортуна, а может, это и есть одно и то же, хочет сказать нам, что принимает наш вызов и готова сразиться с нами в казино, тщательно прокладывая нам туда дорогу. Разве не счастье ли, не везение, что именно тогда, когда мы поняли, хотя бы примерно поняли, как работает счастье, они заговорили с нами?»,-говорил Кристиан сегодня в полдень в гостиной одного уютного немецкого домика, где прекрасно и много лет уже подряд жили немецкие бабушка и дедушка, коренные Бременцы. Они с радостью согласились приютить отчаянных молодых музыкантов и дать им переночевать, хотя и сами видели всю их отчаянность. Они ведь слышали и о неимоверной красоте их выступления. «В свое время-говорил дедушка Илье-я ездил в Москву, тогда это был еще СССР, и с одним хорошим другом на спор на руках залазил вверх по эскалатору. Но чтобы так! Оседлать жирафа!-тут немец выдал какое-то интересное, чисто немецкое ругательство и продолжил-но чтобы так! Да… Порою, вот в такие моменты, мне начинает казаться, что я прожил свою молодость немного зря.» «Да..-отвечал Илья-мне тоже начинает казаться, что я проживаю свою молодость очень зря, ведь я никогда, никогда в своей жизни не ходил на руках, а ведь уже такой дылда! А еще отчаянный, называется.» И так они все всемером, прекрасно, за разговорами и спорами, улыбками и дружескими похлопываниями по спине провели этот вечер в гостиной, рассчитанной человек, ну, максимум на трёх-четырех. А впрочем, никогда не замечали? Приятно, вот этак в безликий ноябрьский вечер забиться куда-нибудь со своими родственниками, чтобы было тепло и пить чай, обязательно с детским гомоном, и болтать, непринужденно болтать, тихо перелистывая фотоальбомы. И, чтобы, знаете, у каждого был какой-нибудь личный интерес к поддержанию этой загадочно-приятной беседы, ведь такая атмосфера не задается сама по себе, здесь нужна тайна. Например, чтобы кто-то был занят важным делом, а всех держал бы в курсе событий, а потом придумал бы какую-нибудь шутку, которая бы всех очень порадовала своей изворотливостью. Ах, как же я люблю такие вечера и как же они прекрасны! А еще лучше, если вечер сначала вовсе не задался. Чтобы например, в прошлый раз, когда уходились гости, ты был так счастлив, что двигался, казалось, в другом измерении, а теперь вдруг, в этот раз смотришь, и все как-то сыро, серо… Такие вечера самые пикантные. Ведь сырость временна. И, вряд ли, если вчера вам было весело, то сегодня не будет. Такие, быть может, чуть неудачно начавшиеся вечера заканчиваются всегда словами: «А знаешь, все еще будет, теплый ветер еще подует!», в то время, как ты, вышедши на балкон своего дома, взглядами мечтаний провожаешь взрослых и детских гостей, всерьез задумываясь о семейном счастье и о том, что хорошо бы было завести не одного, а пару-тройку детёнков, а сверху в это время этакой красной смородиной пестреет марс, и вокруг небо разбивается фарфоровой тарелочкой на большую медведицу, дракона, стрельца… В такие моменты всегда хочется начать читать, а может, даже писать стихи…

«Господи, я так рад, и мне не хватает сил. Люди, спасибо, что есть вы и что уходите. Льются о жизни моей проливные дожди, но я сегодня не стану мочить о них свои ноги. В магнитофоне привычно мелькнет группа Кино. Куда ни глянешь-повсюду разлита молодость. Жизнь разгоняется, словно вагон метро, я машиниста прошу увеличить скорость. Вновь заалеет сотня ярких светил, месяц засветит в небе черной смородиной. Господи, я так рад, и мне не хватает сил. Люди, спасибо, что есть вы и что уходите!»

***

Вот так вот смотришь, всматриваешься в небо и замечаешь-синеет. Воспоминания работают, выплывая одно за другим, и почему-то видится большая чёрная машина, Лондон, а с другой стороны-барабаны и хорошая компания ребят. Только что светало, и шли вдоль автодороги, переодически протягивая руки проезжающим мимо автомобилям, будто желая с ними поздороваться. Ещё не завтракали, и, соблюдая тишину, каждый шёл погруженный в свои мысли. Илья начинал мечтать. И в местах своих встретил он один неоспоримый, интересный факт: любой мечтающий желает выделить в своих грезах грезы физические и духовные, но получает лишь отдельные картины из жизни, и понимает, что счастлив тот, кто сумел собрать этот пазл воедино. Любой мечтающий боится, хотя бы опасается, что, появись у него деньги, пойди он по тропе больших машин, он потеряет что-то духовное, пойди же он по тропе духовного-потеряет деньги и тени больших чёрных машин. И сейчас я хочу сказать: не переживайте, мечтающие, это сомнение-ничто иное, как тщательно замаскированная леска, капкан, на пути к вашему успеху. Если вы будете идти, думая, что идёте, на самом же деле стоять над этим капканом, то вы потеряете главное-свой шаг. И жизнь устроена так просто, что, перейдя через этот капкан, дав себе установку, что будете счастливы и физически, и духовно. Человеки-Боги, если знают, чего они хотят. Жизнь-это танец. Разрешено все, только не останавливайся и не останавливай других. Ребята, наконец, поймали фуру. За рулём оказался украинец, очень приятный на вид Одессид, сказавший, что не испытывает к русским никаких чувств, кроме чувств сотоварищеских и братских. До Таллина согласился подвести, и чуть ли не с улыбкой на лице просил их играть музыку по дороге. Я же вам не сказал-Мезерпос по дороге подарил друзьям три музыкальных инструмента. Ребята с благодарностью полезли в кузов, и сразу же, без разогреву, начали играть. Конечно же-малинку, ведь был и повод-одессит вёз малину, много-много малины в своём кузове, и, пожалуй сейчас подкатывался со смеху. До Таллина ехали, как в сказке, три дня и три ночи. И, конечно, уж куда без этого, за время путешествия с ребятами произошло пару историй. Но обо всем по порядку. Однажды остановились на ночлег у одной женщины, державшей, что называется, этакий кабачок. Денег на всех почему-то не хватило, и уже было хотели попрощаться и пойти спать в кузов машины( а что, тепло и пахнет малиной), как она, эта женщина, предложила сделку. «Что, если вы испечёте мне два торта?»-сказала она, узнав, что Отти-пекарь, и не будем уж здесь приводить разговоры, всякие улыбки и мягкие колкости, скажем лишь так, что от идеи никто не отказался, а Генри сказал даже, что пойдёт с Владимиром и одесситом за продуктами, точнее поедет, и они испекут хозяйке не два торта, а четыре, и та их бесплатно пустит переночевать. Ребята выбирали, чего готовить, и выбрали по совету Ильи медовик, который, впрочем, готовится быстро, торт из банана и какао, и ещё два, но их уже выбрал Генри, а я пишу только рецепты Отти, к тому же он уже убежал. Сколько у нас уже, кстати, получилось рецептов? Я думаю, около тридцати-сорока, правда, пошли все больше не новые, а вкусные блюда. Надеюсь, вы мне это простите. Тем более, как в музыке только семь нот и столько песен, так и в кулинарии любое блюдо можно по новому, каждый раз подавать. Медовик я и сам вчера готовил, и могу подтвердить, что пах он очень вкусно, да и банановый торт, я думаю, вы догадались, готовил тоже я сам.

Кристиан на одной из заправок взял себя в руки и пошёл отжиматься. В тот раз ребята нашли ёжика: А дело было вот как: вечерело, небо, как это часто бывает в ноябре, своими последними предпраздничными красками напоминало желтую карибскую медь. Ну, или Кристиану было тепло после почти десятичасового перегона в окружении малины, бесед и хорошей музыки. Так или иначе, глядя на желтую заправку Шелл, окружённую хвойным лесом справа и уже севшим солнцем цвета шоколада слева и потоком фар на дороге, ребята испытывали удовольствие. И вот, пока Одессит пошёл оплачивать счёт, а друзья разбрелись кто куда, размяться, Илья, например, и вовсе пошёл бегать, Кристиан принялся за своё. Переходя, кажется, уже к третьей сотне, он увидел под собой настоящего живого ежа. Уж я и не знаю, друзья, что все-таки заставило зверя выйти в такую темень и холодрыгу? Ноябрь-время не детское, и все ежи в это время обычно спят. Но этот не только не спал, но ещё и фыркал под Кристианом, не сходя со своего места, так, что первый не мог больше сделать и одного отжимания от смеха. И вот сейчас, сидя в уютной квартире в Таллине, ребята знакомили друга Владимира с этим ежом. Тогда, на завтраке, Кристиан назвал его «Трамвай на улице вязов», потому что ёж изрядно напугал Кристиана и при этом фырчал, как трамвай. Сокращённо его стали называть Трамвайчик. И этот ёж есть не игра слов, а ни что иное, как знаки судьбы. Дело в том, что Кристиан в тот день спал мало, и судьба так решила позаботиться о его здоровье. Что же, у неё это вышло, и в тот день Кристиан в обнимку с ежом сразу пошёл спать. Так что, друзья, слушайте ка тоже знаки судьбы, называйте ежей трамвайчиками, они того стоят, правда, и будьте здоровы, если кто-то из вас вдруг сейчас чихнул. А Илья, пожалуй, отправится в Белоруссию, а то и правда не успеет вернуться до Нового Года. А надо бы! Пока! Держим кулачки за Илюшу! Мы должны разумом переиграть фортуну, как сказал бы Ленин с броневичка.

Глава 19 «Минск»

Ну, привет, друзья, доброе утро! А знаете, что? Хорошо даже, этак, что вчера под конец меня так понесло. И правда. Мне кажется, в словах между уходящим гостем и его провожающим так много правды. Именно потому такие прощания подолгу затягиваются. Вот и здесь, как по мне, так же. А впрочем… а впрочем, что вы думаете, не в желании ли есть горячо любимый всеми нами ещё со школы смысл жизни? Ведь, согласитесь, без желания делать что-либо много, много неинтереснее. И вот, как хотите, но засыпая вчера я поставил себе три цели в один шаг и погрустнел малость. И похоже, если и грусть, и мечтательность, и всяческие разные трудности не дают нам беспроблемно достичь цели, то, быть может, смысл жизни с целью, ключ к этой цели есть невозможное, необъятное, всеполагающее желание. А? Что вы на это думаете? А потому обещаю, торжественно клянусь, что лишь делая шаг чуть больше верного и соблюдая его почти всегда на протяжении целей в поставленный вами срок, я обещаю, я выполню эти цели. Ведь если знать, что все ещё будет, то все ещё будет. Полезно исключить из своего дня на время все, что не считаешь главным и оставить лишь пару вещей. У меня это писать и готовить. Полезно выполнять данную процедуру хотя бы неделю, и уделить тем двум вещам простое действие, выполнение которого по времени ограничивается лишь вашим желанием. Да, полезно сделать так. Помните, где-то был видеоролик, или просто притча, о том, как профессор обьясняет одну вещь. Он ставил перед студентами банку, клал рядом камни, песок, воду, гальку, и вопрошал: залезет ли это все? И, чтобы залезло, клал первыми камни, потом гальку, после песок, и уж в конце заливал все водой, уже закрывая банку. Полезно пожить, чувствуя, как в тебе живут лишь два твоих самых любимых камня, а остальное место пусто и настолько, что ты можешь положить туда все, что бы ни захотел. В моем случае такими камнями являются писание и готовка. Порой мне кажется, что, имея такую банку над головой, имея такие два камня, при условии, что тебя не будут тормошить, при этом условии, порой мне кажется, можно прожить хорошо, а порой даже просто счастливо. Но, по сути, если так прикинуть, то банка это и есть жизнь. А камни эти-любовь к жизни, которая может выражаться в чем угодно. Ведь, помните? Мы способны на все, а значит и любовь к жизни можем выразить через любое, и лучше даже не одно действие. Чтобы оно там, в банке, набухало и разливалось, как кислород, живительной влагой жизни. Чем, впрочем, и занимаются наши герои! Они путешествуют, они смеются, они живут сегодняшним днём и пробуют золото жизни на прочность. Они рискуют. В конце-концов, они говорят на языке жизни, ведь фортуна- ни что иное, как ее, хоть и немножко капризное проявление. Илья, например, сейчас на старом, потертом седане БМВ вместе со своим другом детства едет в Беларусь. Какая-то страсть к машинам у Ильи с детства. Помните, я писал про «фар-фыр»? И вот, повзрослев, глядя на настоящие автомобили, их диски, двигатели, Илья всегда видел нечто большее, чем просто груду металла, чем только способ передвижения… Илья всегда имел чуть изощрённую, неподдающуюся уму фантазию. Сейчас, стоя ранним эстонским утром на заправке, глядя прочь от рассветного солнца, на запад, в свете фар выдыхая, как дракон, клубы дыма, Илья глядел на машину и в нем, по мере его любования, просыпалась некая мысль: а не купить ли ему, в случае выигрыша какую-нибудь хорошую машину? Красные, искрящиеся тучи фар, с одного взгляда говорившие о дороге, как о дороге жизни, указывающие, сколько же раз пришлось тормозить, но и разгоняться-не меньше; дерзко повернутые до упора вбок колёса-все это, в дополнение к красоте природы, что их окружала, постепенно возрождало то самое чувство, то забытое непреодолимое желание тяги автомобиля в Илье. Решил: если выиграю-куплю себе такой же, только нового поколения. Решив, сел на переднее пассажирское сиденье, и после пары уютных мгновений, когда дворники приятно заскрежетали по чуть замоченному снегом стеклу, поехали. Ехать же до Беларуси было небыстро, хоть и недолго, но все, по большей части огородами, этакими дорогами с очень хорошим асфальтом, но в чистом поле и лишь в одну полосу, как в Литве. И, пользуясь случаем, давайте я вам опишу это небольшое государство. Помню, Литву мы проезжали в два этапа: первый, до Вильнюса, а второй-от одной до другой границы. Второй этап мне запомнился лучше, все потому что дольше ехали. Хорошо помню две вещи: непринужденность, спокойствие и некое ведьмино волшебство литовских полей и порхающих над ними бабочек, и просто феноменальных литовских женщин-вроде таких же, как и шведские, но, быть может, чуть более загорелых, одухотворенных, скажем, как если бы это была пшеница из более мягких сортов: в общем, обладающая именно тем, чем-то, возможно и правда имея в глазах блеск ведьмы, чего так не хватало Илье в Хельге, и чего он в ней как не искал-не увидел. Сейчас Литва у меня ассоциируется со «Сказками старого Вильнюса», по большей части. Тогда же, когда я только первый раз ехал туда-лишь с провинциальной страной-городком на самом юге Балтики. Илья же со своим другом вдруг разогнались. На них, знаете ли, напал тот порыв ветра, что везде называется по разному, и нигде не имеет одного какого-то значение, кроме как в самой душе человеческой. И имя ему, там, в душе: «Домой». Включив в приёмнике песню «Сектора Газа», открыли окна, и, обгоняя очередной самосвал по встречной кричали : «Взвоет ветер над бараками, БМП нам лязгнет траками, домой, домой, пора домой!».

В Минск приехали поздно вечером, в то время, когда, по словам одного автора Тралики уже не ходят, и как раз в то время, когда всегда и везде начинается самое интересное. Проезжали по какой-то второстепенной улице, выискивая кафе, где можно было бы насладиться вкусами родного борща, драников, сметаны, сала, гречки. Как раз в этот момент мимо пролетела стая ночных гонщиков. Ах, весела жизнь в своём проявлении! И, как Хемингуэй писал, лишь предварительно окунувшись в воду с акулами, так и всем нам время от времени приходят сумасшедшие, буквально безбашенные идеи. Сидя в субботу на уроке физики, я понял, в который, собственно говоря раз понял, что в мире все связано. А дело было вот как:

Наш учитель начал объяснять новую тему, в который раз, по моему, основы молекулярной физики, впрочем, не помню. Помню лишь, что в тот момент, сидя за партой с двумя товарищами (у меня и вправду весёлые товарищи) и, понимая, что дополнительная физика по субботам мне, оказывается, не так и нужна, вдруг стал так, от нечего делать записывать цели в тетрадь. И, внимание, дорогие друзья, все эти цели мигом вылились во что-то большее. Что, как мне кажется, достойно, несмотря на отступления от темы, вашего внимания. А именно: кому-то или чему-то надо, чтобы мы жили. Смысл жизни в том, что, чем больше ты живешь, тем больше у тебя шансов, чтобы узнать смысл жизни. Грубо говоря, человек-это то, что будет, если наделить молекулу разумом. Собака видит мир по другому. Как мы можем утверждать, что молекула-не человек? Сила разума выше физической силы, а а потому лучше потратить уйму времени на план, чтобы найти максимально понятное одно действие, для достижения цели. Каждый день ставить вопрос: Как я могу приблизиться к своей цели? Как я могу лучше учиться, писать, готовить, заниматься спортом? Ну, думаю, дорогие друзья, вы поняли, о чем идёт речь. И, кто знает, быть может, ответы на эти вопросы вскоре, по выходе этой книги, станут волновать человечество. Шучу-шучу, но знаю одно точно: будь я успешен в будущем, эта книга станет явным промером того, что значит быть успешным? Почему я им стал? Потому что не боялся задавать вот таких сумасшедших вопросов. А Илья с другом тем временем гуляли по ночному Минску, держа в руке стаканчик из-под кофе латте, периодически садясь на лавочке, слушая с наслаждением песни ветра, и порой того бродячего музыканта, которому, казалось, отдавил слух слоник, но слушал при этом с таким наслаждением, с такой почтительной простительностью, с какой только могут слушать люди, работавшие весь день над движением тяжелой цели, зная, что с каждым днём она приближается намного, и не сегодня-завтра ее алая спина, как спина красного Минского солнца с утра покажется из-за горизонта. Прописав всю ночь, а после поспав часов пять-шесть в машине, с утра пораньше, как было уже сказано, с восходом солнца отправились к финальной точке своего путешествия-казино на границе с Россией. Машина приятно зашипела, холодея, но согреваясь душой от столь родного, ноябрьского утреннего мороза, и чуть проскользнув на образовавшемся за ночь льду, проскакала вдоль последних листьев рябины, опавших, должно быть, давно, но застывших во льдах, как мамонты, ожидая своего великого часа. Как и мы, дорогие друзья, как и мы. Но, обещаю, этот час у нас с вами еще будет. А потому машина остановилась, и Илья взял один такой листочек с земли, красный, румяный, свежий, на удачу. Порою Илья был очень суеверным человеком.

В последнее время Илья стал снова писать. Вся эта денежная лихорадка, приключения, события минувших дней, паромы, папиросы, цирк, сильно вдохновили его. Он больше не хотел ограничиваться маленькими рассказами длиною в месяц. Написав один роман, дописав то, что у него осталось, он хотел бы начать писать торой. Теперь Илья имел обширные, более обширные взгляды и планы на жизнь. И рассчитывал, а неуверенность всегда приходит к людям в такие моменты, что если проиграется-наймется в плавание, как великий Мартин Иден. Ну. Или машинистом европейского экспресса, или грузчиком. А впрочем-кем угодно, лишь бы иметь хоть что-то, чуть-чуть необходимых для питания денег, крышу над головой, и писать-писать-писать… Илья хочет поделиться своими старыми работами, отпустить их от себя, и после начать все заново, как говорится-начать жизнь с чистого листа. Так что же, послушаем Илью? Поможем ему освободиться от нажитого? Я считаю, что парню надо дать шанс, тем более, что это может быть интересно. Итак, приступим.

«Американка»

|.

Илай и его наставник играли в шахматы. Шёлково-серые брюки, свежий, словно сотня кофейных зёрен, светлый пиджак, белая кофта с высоким воротом-вот одежда Илая. Речной ветер развевает его волосы цвета виолончели, так, что они становятся похожими на солому. Воздух наполнен тем ароматом душевного тепла, которое наступает неожиданно и бывает только в двадцатых числах июня, когда всё ещё впереди. Наставник своими добрыми, седыми глазами передвигает фигуры. Ход конём: вечер на берегу Дуная обратился погожим, словно после долгой работы, которая приходится по душе. Наставник говорит: Илай, запомни. Шахматы-хорошая вещь. Они помогают собраться с мыслями. Наставник говорит: Илай, вот твоё домашнее задание. Ты-музыкант, и чтобы любить свою скрипку, лучше её чувствовать, ты должен каждый день приходить и играть со мной. Илай и его наставник молчат. Илай собирается с мыслями.

Эх, жалко, что уже ничего не вернуть. Выходя из Кафе на Гроссельштрассе, глядя вслед предзакатным лучам, Илай решается повторить маршрут дождливого полдня. «Поразительно. И она прошла прямо здесь». Брусчатка под ногами Илая, цветы в потемневших горшках, облака, едва нависаюшие над городом, даже сам Илай-всё изменилось. Словно стоит только зацепиться за воспоминания, как они, одно за другим, начинают падать в беспросветную бездну. Выходит, человек запоминает лишь силуэты? Быть может потому прошлое кажется нам таким стоящим, а настоящее-плохим? Но скорее всего потому, что раньше действительно было лучше. Вот и собор, блестевший тёмным золотом поверх дождя, теперь стоит, осунувшись, глядя в вечность своими помятыми куполами, и словно подтверждает всё, сказанное ранее. Замедляя шаг, ступая мягкой кожей обуви по серому камню былых надежд, Илай непредвзято размышляет: Так в чём же тогда Смысл жизни? Играючи, во весь опор, или не спеша; как в детстве, или по-взрослому, гнаться за жёлтой бабочкой счастья, а после, изодрав колени в кровь, сидеть в чужой траве и с горечью сожалеть о содеянном? Или ловить бабочку до того, как она взлетела? Но так не бывает. Садясь в автобус, будто в холодный июньский день, который в мыслях стал его вторым домом, Илай на секунду остановился. Пригляделся, соскочил со ступеньки, но только успел прокричать что-то вроде: «Ты здесь, Боже!», как вскоре понял, что перед ним лишь пустая площадь и мираж, словно плод его болезненного воображения, похороненного прошлым. Спустя полчаса на площади Марии Терезы Илай скорбил, что судьба не играет дважды.

||.

Всего два года назад она прошла по Гроссельштрассе, озаряя жизнь своим немым присутствием. Блеклые, красные, розовые фиалки на этой улице всегда были хороши, но, казалось, только сейчас обрели свой истинный смысл. Свежей и ненавязчивой красотой Она как бы подчеркивала лето вокруг себя. Русые локоны при мерном стуке её каблучков так живо ударялись о белую шею, что в тот момент были Ему самыми близкими друзьями на земле. Её веснушки и голубые глаза, тёплая шаль на босые плечи, плавная, но простая походка-всё это заставляло Илая не оправдываясь глазеть на неё в столь холодный июньский дождь. Незнакомка шла и приятным, но терпким голосом отвечала на телефонный звонок. Её таинственный англоязычный диалект почти окончательно сводил с ума Илая. Про себя Илай прозвал её Американкой. Но дождь лил как из ведра и с каждой секундой становился сильнее. Причём на небесах не было никаких предпосылок к дождю, разве что они выглядели по-Австрийски серыми. Лужа у соседнего столика начинала обретать те критические размеры, которые в древности приобрёл Мировой океан. В течение пятнадцати минут Илай смотрел в одну точку: между окнами чужих домов, недалеко от водосточного русла. Он размышлял: как быть ему с той красотой, что его посетила. Догадываясь, конечно, что красота его безвозвратно уходит, может быть навсегда, и если её не смоет этот ненастный дождь, то унесёт песчинкой ветра время. А потому Илай встал и, несмотря на пиджак на плечах и белую летнюю обувь, пошёл спасать столь необычную для местных Австрийских широт девушку. Пока Илай шёл, мысли его витали где-то далеко в облаках, выше дождей и ветра. Он думал о превратностях судьбы. Но Американки не было, как и хорошей погоды, и однажды Илай принял за Американку обычную старуху, выскочившую из-за угла. Когда центральная площадь показала себя во всей красе, во всей широте своих намерений, ноги сами понесли Илая к автобусу, вот-вот уходящему в никуда, но сухому, словно лицо младенца в первые минуты после горя. Однако вскоре автобус, ещё недавно спасительный, теперь, словно первый обитель зла, увозил Илая от его немой надежды. И девушка-Американка, глядя вслед, жаждала лишь окончания непогоды, но никак не встречи с молодым австрийским музыкантом.

Прошло два года. С тех пор бывало много чудес в волшебном городе Вене: один раз, в марте, даже вышел из берегов Дунай, но так и не появилась Американка. Говорят, что Илай до сих пор приходит в кафе на Гроссельштрассе, всегда выбирает столик на веранде, и долго-долго сидит за ним и отрешенно смотрит вдаль. Илай всегда приносит шахматы. С собой ли он играет, или Дунай приглашает его на чашку вечернего чая, но говорят, что он часто сидит в кафе на Гроссельштрассе и собирается с мыслями, вспоминая свою скрипку.

***

Когда дочитал, уже подъехали к казино. Друг за рулем последний раз взметнул дворниками, убирая вместе с омывателем набежавшую за день грязь. Илья решил освободить себя от всего. Он будто собирался проходить некий обряд очищения, как это делают на востоке. Снял с себя куртку, оставшись в оставшись в однотонной тоненькой белой футболочке, решив так: если проиграюсь-это будет хороший стимул для меня сразу пойти искать работу, что-то анализировать, как-то действовать. Если же выиграю-(сначала хотел сказать-захвачу вертолет), но теперь скорее подумал, что пойдет пешком до ближайшей остановки, чтобы было поколоритнее. И если измерзну-кофе буду пить только в Вильнюсе. Илья почему-то обязательно хотел попасть туда. Счастье-в ограниченности, в смирении. И кому, как не ему, вдруг взявшему весь выигрыш, было бы об этом не знать? Вот задумайтесь, если вы когда-нибудь сидели на диете, ну, или у всех же вас банально был насморк? Разве не счастьем было, когда вы могли съесть что-то ранее запрещенное, или просто-напросто двумя ноздрями вдохнуть вдруг океанский бриз? А вспомните притчу о человеке, которого должны были казнить? Это, по моему, из Достоевского, «Преступление и наказание». В этой притче человека, приговоренного к казни ждали последние минуты мирной жизни, до того, как перед ним поставят табурет. В те секунды, последние, как казалось, мгновения жизни, он думал о счастье. Он думал: какое бы это было счастье, если бы весь мир разверзся вдруг в своем основании и отправился к пракитам, а ему бы остался единственный клочок земли, с которого и шагу ступить бы нельзя было! Он думал: какое счастье-прожить этак с миллиард лет на таком клочке, где угодно, только бы жить! По сути, жизнь в своем истоке, начальном исходе и есть такой клочок земли, говорящий прямо, что жизнь-суета, жизнь есть лишь нечто, безвозвратно образовавшееся, и, быть может, вскоре в будущем умершее безвозвратно вновь. По сути деньги-это лишь тот же способ получить счастье, осознав, что у тебя есть не только то, что ты имеешь, но еще и возможность безгранично развиваться, иметь все. По сути деньги-это такой же последний клочок земли, с той лишь разницей, что дает тебе вместо ничего почти все, но разве есть для истинного философа здесь разница? А так, как эти понятия вовсе невыполнимые и сугубо неясные для нас: все и ничего, то и деньги, в общем-то, не имеют никакой разницы с тем клочком земли. Куртку Илья подарил на память своему другу. Решил больше не мешкать. Достал крестик, поцеловал его, три раза перекрестился, и уверенной с мороза походкой вошел внутрь. Сквозь стеклянные, во всю высоту окна просматривались номера все больше русских машин. Казалось, хозяевам их и правда стоило бы играть и играть, ведь похоже, что фортуна никогда не покидала их: в номерах почти везде были одинаковые буквы и цифры. У Ильи, конечно, промелькнула мысль, что что-то здесь неладно, и на секунду он даже испугался, что выиграть здесь можно лишь заранее заказав масть, как пиццу, а после приехать и забрать заказ, и правда, очередь этих глянцевых машин, растянувшихся на пастбище парковки, напоминало в то же время парковку у Макдональда в час пик, лишь находящегося в неком другом измерении, но Илья без труда отогнал все лишние мысли. Его разум прояснялся, как, по слухам, проясняется разум у людей перед смертью, или проявляется четче картина мира у людей, принявших верное решение. Существуют ли верные решения? Еще недавно я бы ответил, что да, существуют. Но теперь думаю, что решение, любое решение может быть верным. Важно лишь, от чего считать. Конечно, одно из самых верных решений-решение от цели. Еще лучше-решение от чувств. Но у Ильи не было четкой цели. Разве что начать-таки наконец все с чистого листа. Из желаний же был сильный голод-выезжали рано и почти не поели, и слабая тоска по родине, по родителям. Соглашаясь с последним, сделал-таки, совершил конечный шаг, рывок к столу, и поставил-таки на черные. В последнее время Илья решил одеваться неброско, скромно, и именно перед этим казино сделал первый шаг к этому. Судья уточнил: и правда ли Илья желает поставить всю сумму сразу, на черные, которые выпадали уже несколько раз подряд? Илья подумал, поколебался, и изменил решение в голове-очень уж ему не хотелось в данный момент служить на поезде. Так или иначе Илья поменял свое решение, поставив на красные, и красные победили. Сумма, которую он выиграл, была крупна так, что даже все заядлые игроки, которым, казалось, проиграть свое состояние, как и выиграть новое-не казалось чем-то необычным, все, все обернулись. И тут один Итальянец (фортуна, кажется, и впрямь оставила его, вся перейдя к Илье, подошел к Илье, дал ему в руки сумму, почти такую же, что ставил сам Илья, и сказал: «Ставь, на красные». Илья смерил его кротким взглядом, и после минутной борьбы в себе ответил: «Не буду» и вернул данные ему деньги. Итальянец быстро, впрочем, от этого не менее сильно удивился, и вместо того, чтобы разразиться сотней проклятий, лишь удивился, как уже было сказано, и спросил: «Почему?». «Фортуна уважает людей всех, кроме нерешительных и самоуверенных. Плох тот охотник, кто, оставшись один в пещере, из жалости не убьет тигра. Плох и тот, кто, убив тигра, начнет потрошить все вокруг. Все остальное-можно. Все остальное-жизнь»,-говорил Илья. Итальянец смотрел на Илью раскосыми, заплывшими бессмысленностью жизни глазами, которые как бы имели блеск хрусталя и не знали, куда стремиться дальше. Такое бывает с человеком, решающим задачу по физике, и не могущим ее решить, но тщетно долбящим, как ноябрьский дятел, в систему координат, связанную с землей, даже и не додумываясь, что что рожденный ползать-летать не будет, лишь с тем условием, что всегда может переродиться, чтобы летать. Нос его был как бы глянцевый от успеха. Но именно эта глянцевость и мешала ему наслаждаться им. Вот почему бывает полезно порой стать отшельником. Тебе некого судить. Но и тебя никто не судит. Похожие слова Илья сказал и итальянцу. Возможно, они и правда подействовали на него. Вы думаете, тот подарил ключи от своей Ламборгини нашему герою и ушел? О, какой, должно быть, скучный роман, в котором не происходит ничего плохого! А как насчет того, что «Молодость» утонула? Да, это так, в ночь с двадцатого на двадцать первое декабря, вместе со всем экипажем и боеприпасами, натолкнувшись на мель нашего с вами воображения. Что, купились? То-то же. Вот об этом я вам и говорил. Знайте цену счастью, друзья, знайте, ведь в один момент оно вот так же, как «Молодость», может безвозвратно утонуть. Ну не ругайтесь, не поднимайте голоса на своих родителей, любите и не презирайте их привычки, ведь именно они, эти привычки, воспитали вас таким, какой или какая вы сейчас и есть. Так как мы можем отрицать, ставить себя выше того, что явилось нашим фундаментом? Цените жизнь, друзья, будьте кротки. Уважайте своих родителей. Говорите меньше, но полезнее. Да, жизнь-это танец. Но танцуйте его по правилам. И тогда весь мир будет у ваших ног, расплывающийся в улыбке земной мантии. Итальянец шел в одну сторону, пешком, как бы прогуливаясь-он решил совершить паломничество отсюда и до своей родины, Илья же шел в другую, с карманами, абсолютно пустыми (все деньги он перевел на банковскую карту, заготовленную заранее). Стал накрапывать белый, как в детстве, пряный, такой загадочный снежок, как когда выходишь из дома с мамой, вечером, а вокруг ни зги и лишь только три цвета-черный, ночь, желто-рыжий фонарь, и белый-цвет счастья. И ты вот так вот идешь, взяв маму за ручку, ей хорошо, тебе тепло и ты лишь немного волнуешься, зная, что папа задерживается в пробке по случаю снегопада, как сказала тебе мама, но вот и он-поворачивает, заворачивает во двор фарами, и вы все вместе едете куда-нибудь, например, на красную площадь, встречать Новый год. Да… Именно такой, особенного рода снежок, снежок воспоминаний окутал Илью, и он непременно обещал себе съездить в Россию к родителям, или, быть может, если обустроится в Чили, а это всегда была его мечта, но обустроится не когда-нибудь, а максимум через полгода, то обязательно пригласит их туда. Мечтать-вот главная возможность, которую дают деньги, мечтать шире, чем когда бы то ни было, но эту возможность они и забирают, лишь только ты начнешь их тратить. Но траты пока что были далеко. Илья прижался к окошку автобуса дальнего следования, как в детстве, приложил ногу к обогревателю и стал просто смотреть вперед и думать, думать, думать. О, какое же это счастье! На бортовых часах, как это объявил диктор, было без двадцати четыре. Илья крепко сжал своего талисмана-жирафа в руке и сказал ему: «Спасибо!».

Глава 20. «Голубоглазые мечты»

Что ж, да и пир, надо сказать, как это обычно бывает, закатили на весь мир, не меньше.

Вот представьте, что бы вы сделали, чего купили бы, построили, или наоборот, снесли, имея в наличии, скажем, тысяч сто долларов? Да, глаза разбегаются. Для русского человека (а нежели чем писатель, в первую очередь я именно русский), для меня, для русского, встает вопрос: Что же такое есть эти сто тысяч долларов?» А черт с ними, как говорится, ну, в общем, с ними. Так что представим, что, оплатив все жилищно-коммунальные счета, вы все равно имеете эти сто тысяч долларов. Предположим, пожалуй, что этих денег вам хватит на построение личного золотого самолета на триста мест, этакого пузатого аэробуса, хотя, конечно, не хватит. Но предположим. Так на что вы бы потратили эти деньги? Быть может, как раз потому и не идут к нам деньги, что мы не знаем-на что их спустить, где потратить? А поплавать с друзьями вот так вот, до Афин, можно, конечно, и с суммой, в разы меньше представленной. Присутствует у денег так же и особенность, что они обеспечивают нас привязью, приземленностью к какому-либо месту. Ну, что, и вправду открыть друзьям вольный хлебобулочный, хлебопекущий бизнес? Но ведь они птицы полета, люди вольной души. С такими рассуждениями и стояли на той же пристани все шестеро, деньги решили пока не трогать. Хотелось лишь простого человеческого, яблочного, с гвоздикой, лимонада, и новогоднего чуда. Илья готовил, помешивая ложечкой, салат оливье.

Рождество отметили споро. Денег своих и вправду не тратили-решили копить. Продукты купили на свои оставшиеся еще до Великого Выигрыша деньги. На следующий день условились, не теряя ни секунды, так сказать в новом году, с чистого листа отправиться в плавание. Собака лает-караван идет. И что бы ни случилось, шоу должно продолжаться. Ближе к вечеру повалил настоящий Норвежский, не то, что эстонский, снег. Отти как раз заканчивал делать утку по-Пекински на местном гриле у набережной. Как говорится, утка получилась со снегом. Ну ничего, зима… Владимир предложил отметить рождество необычно. После таких фраз ребята обязательно попадали в какие-нибудь передряги, но, решив поблагодарить друга Владимира за тёплый приём, сгладить все возможно выступающие углы их взаимодействия, все безропотно согласились сделать ему этот праздник особенным. Однако, многие понимали, что к полночи скорее всего не вернутся домой. Впрочем, отнюдь. В этот раз все произошло по-другому. «А как это-по другому?»,-спросите вы. А дело было вот как:

На часах, припорошенных мелким снегом, секундная стрелка гналась успеть, куда-то успеть так, будто и правда, тоже опаздывала домой к Новому Году, в этот момент обгоняя значение самих часов. Был вечер. Ребята ехали в электричке на место, которое всем очень хотел показать Владимир. Ох уж эти электрички, эстонские электрички, скажу я вам! Впрочем, ребята уже хорошенько, плотно поужинали, и, сидя в вагоне одни, вовсю, притом лишь только распеваясь, пели разные песни. В вагоне царила атмосфера того тепла, которое только может царить в вагоне электрички под Новый год, когда туда зашли с мороза шестеро веселых людей. Когда прибыли, взору открылась довольно приятная картина: первое, что бросалось в глаза, это количество снега. Снег там и правда был что называется везде, ведь пока ребята ехали, он шёл, не переставая от самого Таллина, а ехали они точно больше часа. Представьте, пожалуйста, картину. К примеру, тот парк, в котором вы чаще всего бывали в детстве. А теперь представьте себе самую что ни на есть огромную копну снега, которую вы видели, как свисает она с трехсотлетнего дуба. Ну, вот примерно столько снега представилось взору ребят. Если учесть еще, что помимо дуба, хоть может и не трехсотлетнего, там было ещё с десяток-два других типов деревьев. Ели, пихты, сосны, липы, березы, перемешанные между собой, как хорошая арабская вязь по золоту. Подумать только, как бы этот парк выглядел осенью! Забегая вперёд, скажем, что парк этот ещё в молодости посадил весь сам Владимир. По истечении семнадцати лет он пришёл сюда, копал, копал, а после сажал, сажал, не обращая ни на что внимания. Он сказал себе, что придёт сюда в следующий раз лет этак через двадцать, и спросит у своего парка совет: как жить дальше? Эмоциональная сила была настолько велика, когда Владимир сажал деревья, что чувствовалась даже сейчас. Хоть лет прошло и не двадцать, а чуть поменьше. Чего же хотел Владимир, приведя своих друзей сюда под Новый год? Насладиться лишь красотой природы? Но это было не в его стиле. Похвастаться? Но для чего тогда столько тайны? Владимир кричал: «быстрее, быстрее», когда ребята медлили, собиравшись, и даже не разрешил занести им ежа в приют, напротив-шумел и суетился так, что ёж проснулся. Вышел из спячки с глазами чуть сумасшедшими, но веселыми. Ежи вообще всегда славятся своим взглядом. Помню историю, произошедшую однажды со мной. Это было летом, в начале августа, мы с родителями только вернулись из Тулы, куда ездили отдыхать на пару дней. Вернувшись, решили долго не тянуть, и сразу поехали на дачу. Было уже темно, звездно, и стадия «вечерело» перешла уже в нечто большее, да настолько, что на востоке уже показался марс. Настроение держалось у всех, и правда, самое лучшее. Я пошел гулять вокруг участка, без фонаря, средь елок и малиновых кустов. Писал стихи. Летом я почти каждый раз, каждый день писал стихи, чтобы по плану выполнить свой первый сборник «Лето». И вот, тот день был не исключением. В Туле родители купили самовар, а Тула и вправду ценится качеством этих изделий, и стали его расставлять, где-то там, возле качелей, кресел и беседки. Я же пошел в другую сторону, где было потемнее, к елкам и дому, в предвкушении вкусного чая и хорошего стиха. Не пройдя и круга, глазами натолкнулся на что-то колючее, и то был еж, часто забегающий к нам в то время, ближе к ночи, на участок. К тому же ежа мы всегда подкармливали мясными косточками. Мой мечтой всегда было подержать ежа в руках, и в этот раз ежик то ли замешкался, то ли нарочно решил меня осчастливить, но факт в том, что побежал он от меня на долю секунды позже, чем надо было бы. И я его сразу схватил, прищипывая за бока, и со счастливой улыбкой понес к родителям. Те и обрадовались, и испугались, но все же меня с ним сфотографировали. И даже три раза. Пожалуй, я добавлю его, я приложу это фото к книге где-нибудь в конце, после текста. Стих же в тот вечер я написал вот какой: ( будто вникал, вживался, живьем вписывался в образ той плеяды звезд, что окружала меня сверху) «Не сбывается, ну и пусть, я стою на краю неба, Золотая любви грусть золотится душой в небыль. Звезды падают, как стихи, как сердец позабытых главы, а намедни саму жизнь полюбил молодой август. Нынче даже Луна-Русь полыхает иным светом; Золотая любви грусть золотится душой в небыль.» Последние строки я дописывал, уже открывая ворота забора, когда папа выезжал оттуда на машине. В тот момент мне думалось о многом. Вспоминалось так же, как еще пару- тройку часов назад, по дороге из Тулы, стоя в пробке перед каким-то мостом, глядя на седеющее поле ржи понимал, что внутри меня закипает некая светлая грусть, ведь ту же книгу, что я пишу сейчас, я хотел написать еще летом. Грусть кипела и я не знал: а напишу ли я ее вообще в этой жизни? Но вот, сегодня двадцатое ноября , и половина книги уже готова. Человек не может рационально отмечать время. Такова наша природа. Говорим-месяц, и кажется-это безумно много, это ого-го и целая жизнь, говорим-пять лет и думаем-да, этого мало-всего лишь пять раз по годику. С августа по ноябрь всего лишь четыре месяца , и, друзья мои, что только со мной за эти четыре месяца не произошло!Вот почему иногда важно представлять, даже не зная точно, что следует продолжать делать и это приведет тебя к успеху. Разве, начав тогда, не написал бы я уже четыре книги? Сейчас все мои цели ограничены двумя-одним месяцем. Тогда же их у меня было четыре. Разве не жалко, что я упустил столько времени? Разве не здорово, что впереди меня ждет, может, еще столько же? А потому просто продолжай делать. Смысл человеческой жизни в результате, а результат может быть любым, главное, чтобы он совпадал с тем, чего ты собирался достичь изначально. Ведь недаром говорят: Если долго мучиться-что-нибудь получится.Важен больше не сам результат на себя, а чувства, которые ты испытываешь его достижением. Вот получили мои ребята гору денег, но чувств, я имею ввиду-сильнейших чувств, при этом не испытали. Потому что не имели четкой цели разбогатеть, а если и имели, то шли к ней быстро. Именно потому так важно ставить перед собой сложные цели. Просто продолжая делать, работая каждый день, вы их достигнете и почувствуете небывалый прилив сил, как будто от перерождения. Я знаю, о чем говорю. Просто поверьте. Но что-то разговор затянулся.Пожалуй, надо его закруглять. Давайте разбавим его стихами. Приятно ведь, но скажите, приятно ведь после знойного длинного дня купаний на пляже или на пирсе в кафе, всему загоревшему заказать прохладительный арбузный коктейль, и, сидя под тентом, глядя на море читать стихи.

«Все наладится, переменится, кто бы нас чему ни учил, в золотую косу месяц заплетет солнца лучи. Жизнь исполнит медленный танец в циферблате часов «Заря», у любви моей скоро станет десять новых любят. Заполышет судьба-мельница, и тоска уж не зазвучит, в золотую косу месяц заплетет солнца лучи».

Нет, ребята, я серьезно, представьте, что вы долго купались летом в море, а теперь пришли отдохнуть и я вам читаю стихи. Без этого не начнем. Ну, представили? То то же. Шучу-шучу, можете не представлять. Но вот этот стих лично мне очень нравится: «Я подружусь с малиновым кустом, сияние молодости станет чаще, забрезжит белизной восход пред ликом жизни спящей. Расставит крылья, словно, надо мной, Венера, спутник озаренья ночи. Я обернусь парящею луной, желания неба я исполню тотчас. Заря-печаль не выйдет на восток, сияние молодости станет чаще. Я подружусь с малиновым кустом и стану счастлив».

Спасибо вам, друзья! И еще стакан холодного мохито нам сюда, пожалуйста!

Глава 21. «Вот такая, блин, вечная молодость!»
<< 1 2 3 4 5 6 7 8 >>
На страницу:
6 из 8