Собор у моря

Жоанет догадался, о чем подумал его друг, и от отвращения скорчил гримасу. Арнау рассказывал об этом только Жоанету. Его не раз подмывало раскрыть правду, сообщив отцу, где они покупают мясо, плавающее у них в мисках в те дни, когда не надо соблюдать пост. Но, видя, с каким аппетитом ел отец, с какой жадностью набрасывались на еду все рабы и работники Грау, мальчик замолкал и тоже брал ложку.

– Бывают ли еще причины для сбора ополчения? – спросил Арнау, ощущая неприятный привкус во рту.

– Ну конечно! Любое посягательство на привилегии Барселоны или на ее гражданина может привести к сбору ополчения. Например, если кто-нибудь похитит гражданина Барселоны, ополчение сразу же отправится освобождать его.

Не переставая болтать, Арнау и Жоанет прошли побережье – Сант-Бой, Кастельдефельс и Гарраф.

Люди, встречавшиеся им на пути, молча уступали дорогу и провожали ополченцев пристальными взглядами. Казалось, даже море почтительно относилось к войску Барселоны, и шум его стихал, когда по берегу под знаменем Святого Георгия проходили сотни вооруженных людей.

После целого дня пути, как только море засеребрилось в лунном свете, ополченцы остановились на ночлег у поселка Сиджес. Хозяин замка Фонольяр принял у себя старшин города, а все остальные расположились за воротами.

– Будет ли сражение? – спросил Арнау, нарушив тишину.

Все бастайши посмотрели на него.

Тихо потрескивал костер.

Жоанет спал, положив голову Рамону на ногу. Некоторые мужчины, переглянувшись, задумались над вопросом Арнау.

Будет ли сражение?

– Нет, – ответил Рамон. – Крейшель не может нам противостоять.

Арнау казался разочарованным.

– А если будет, – попытался утешить его второй старшина бастайшей, сидящий по другую сторону костра, – то мы зададим ему жару! Много лет тому назад, когда я был примерно таким же молодым, как ты сейчас, – продолжил старшина, и Арнау весь превратился в слух, – собрали ополчение, чтобы пойти на Кастельбисбаль. Тогда сеньор тоже захватил стадо, как это сделал де Крейшель. Сеньор де Кастельбисбаль решил не сдаваться без боя. Вероятно, он полагал, что граждане Барселоны – торговцы, ремесленники или бастайши, как мы, – не способны воевать. Ополченцы взяли сеньора и его солдат в плен, захватили замок и уничтожили его полностью.

Арнау уже представлял себя с мечом, как он поднимается по лестнице и победоносно кричит на стене замка Крейшель: «Кто смеет противостоять ополчению Барселоны?» Все бастайши обратили внимание на выражение его лица: напряженный взгляд мальчика был устремлен на пламя, руки, вцепившиеся в палку, которой он раньше играл, нервно ворошили угли, он весь дрожал.

– Я, Арнау Эстаньол… – шептал он.

Неожиданно раздавшийся смех вернул его в Сиджес.

– Иди поспи, – посоветовал ему Рамон и поднялся, поддерживая Жоанета. Увидев, что Арнау надул губы, он добавил: – И тебе обязательно приснится война.

Ночь была достаточно прохладной, и кто-то уступил свое одеяло детям.

На следующий день, на рассвете, ополченцы продолжили марш на Крейшель. Они прошли через Жельтру, Виланову, Кубельс, Сегур и Бара?. Во всех этих местечках были замки. От Бара войско повернуло прямо на Крейшель. Это селение находилось немногим менее мили от берега и располагалось на возвышенности, где на самой вершине вздымался замок сеньора де Крейшеля. Крепость, имевшая одиннадцать сторон и несколько защитных башен, была возведена на каменном склоне, а вокруг нее теснились многочисленные строения.

До заката оставалось несколько часов, когда советники и викарий созвали старшин гильдий. С развевающимися на ветру знаменами войско Барселоны выстроилось в боевом порядке перед Крейшелем. Арнау и Жоанет бегали между шеренгами, предлагая воду бастайшам, но почти все отказывались; ополченцы вызывающе смотрели на замок. Все молчали, и дети не осмеливались нарушать тишину.

Вернулись старшины и присоединились к своим гильдиям. Все войско наблюдало за тем, как три посланника Барселоны отправились к Крейшелю. Вскоре навстречу им вышли посланники из замка, и они встретились на полпути. Арнау и Жоанет, как и все граждане Барселоны, в полном молчании следили за переговорщиками.

Вскоре стало известно, что сражения не будет.

Де Крейшелю удалось бежать через тайный ход, соединявший замок с побережьем. Управляющий сеньора на виду у граждан Барселоны, стоящих в боевом порядке, отдал приказ удовлетворить все требования Графского города. Его земляки возвратили скот, отпустили на свободу пастуха, согласились выплатить крупную компенсацию и пообещали впредь уважать привилегии города. Кроме того, они выдали двух своих жителей, которых считали виновными в оскорблении, нанесенном Барселоне. Тех немедленно взяли под стражу.

– Крейшель сдался, – объявили советники войску.

Глухой рокот прокатился по рядам барселонцев.

Ополченцы попрятали мечи в ножны, побросали арбалеты и пики и освободились от прочего военного снаряжения. Смех, крики и шутки были слышны по всему войску.

– Дети, вина! – крикнул Рамон и осекся. – Что с вами? – участливо спросил он, заметив, что Арнау и Жоанет приуныли. – Вы надеялись увидеть настоящую битву, да?

Разочарование на лицах мальчиков было ему красноречивым ответом.

– Любого из нас могли ранить или даже убить. Вам бы это понравилось? – Рамон с самым серьезным видом посмотрел на них, и дети поспешно покачали головой. – Вам следует взглянуть на все это с другой стороны: вы принадлежите к самому большому и могущественному городу графства, и все, кто стоит у нас на пути, рискуют быть разбитыми наголову.

Арнау и Жоанет слушали Рамона с широко раскрытыми глазами.

– Идите, ребята, и наберите нам вина! Вы тоже выпьете за эту победу.

Знамя Святого Георгия с почетом вернулось в Барселону, а вместе с ним и двое детей, которых переполняла гордость за свой город, за сограждан, за то, что они – барселонцы. Пленные из Крейшеля вошли в город в оковах и были с позором проведены по улицам Барселоны. Женщины и все, кто оставался в городе, рукоплескали войску и плевали в сторону пленных. Арнау и Жоанет, серьезные и гордые, сопровождали процессию в течение всего марша, пока пленные не были заключены во дворце викария. Только после этого они предстали перед Бернатом, который, увидев своего сына живым и невредимым, сразу же успокоился и даже забыл отчитать его за столь длительную отлучку. Улыбаясь, он слушал рассказ Арнау о его новых впечатлениях…

12

Прошло несколько месяцев после приключения, которое привело его к замку Крейшель, но жизнь Арнау не изменилась за это время. В ожидании, когда ему исполнится десять лет – возраст, который позволит стать подмастерьем в мастерской его дяди Грау, – он продолжал шататься по привлекательной и всегда полной неожиданностей Барселоне. Арнау носил воду бастайшам и все больше времени проводил в церкви Святой Марии у Моря. Мальчик видел, как она растет, он молился Святой Деве, рассказывая ей о своих невзгодах и радуясь улыбке, которая, как ему казалось, иногда появлялась на губах статуи…

Вскоре, когда главный алтарь романской церкви был снесен, Святую Деву перенесли в маленькую часовню Святых Даров, расположенную в крытой галерее. Там, за новым большим алтарем Святой Марии, между двумя контрфорсами, ее поставили за высокую железную решетку. Часовня Святых Даров не пользовалась бы никакой привилегией, если бы бастайшам не поручили заботиться о ней, защищать ее и следить за тем, чтобы там всегда горели свечи. Эту часовню, самую главную в храме, призванную хранить тело Христово, приход отдал скромным портовым грузчикам, хотя множество благородных и богатых торговцев готовы были оплатить строительство и сделать пожертвования на тридцать три остальные часовни, которые по плану должны были построить в церкви Святой Марии у Моря между контрфорсами крытой галереи или боковых нефов, – так сказал мальчикам отец Альберт. Но часовня Святых Даров принадлежала бастайшам, и молодой водонос мог всегда беспрепятственно попасть к своей Святой Деве.

Однажды утром Бернат наводил порядок, перетряхивая свое скудное имущество, спрятанное под соломенным тюфяком. Здесь лежала сумка, в которой он хранил деньги, собранные перед его поспешным бегством из дому вот уже почти девять лет тому назад, а также то немногое, что платил ему зять. Эти деньги понадобятся, когда Арнау начнет осваивать профессию, и помогут сыну стать на ноги…

Неожиданно в комнату рабов вошел Жауме. Бернат с удивлением посмотрел на первого помощника – Жауме не часто заходил сюда.

– Что?..

– Твоя сестра умерла, – скупо обронил Жауме.

У Берната подкосились ноги, и он присел на тюфяк с сумкой в руках.

– Как?.. Что произошло? – пробормотал он.

– Хозяин не знает. Утром ее тело было уже холодным.

Бернат выронил сумку и закрыл руками лицо.

Когда он отнял их и поднял глаза, Жауме уже не было. С комком в горле Бернат вспомнил девочку, работавшую в поле вместе с ним и отцом, девушку, поющую без остановки, когда она ухаживала за скотиной. Иногда Бернат видел, как отец делал перерыв в работе и, закрыв глаза, чтобы отвлечься на несколько мгновений, наслаждался этим голосом, веселым и беззаботным.

И вот…

Арнау остался безучастным, когда во время еды узнал эту новость из уст отца.

– Ты слышишь меня, сынок? – спросил его Бернат.

Арнау кивнул. Прошел уже год, как мальчик не видел Гиамону, исключая те давние случаи, когда он залезал на дерево, чтобы посмотреть, как она выводит на прогулку его двоюродных братьев и сестру. Он сидел, затаившись в густой листве, и подглядывал за ними, глотая слезы, а они бегали и смеялись. И никто его не пожалел. Арнау хотел сказать отцу, что ему все равно, что Гиамона его не любила, но грусть, светившаяся в глазах отца, остановила его.

– Отец, – тихо произнес Арнау, подходя к нему, – не плачьте.