– Слушай, ты белены объелся? – вяло сопротивлялся на бегу тот. – Всё! Потушили уже, поезд ушёл…
Я остановился на заднем дворе и схватился за голову:
– Надо… поджечь… я сейчас… спички… – я сделал пару шагов в направлении своего дома, но он схватил меня за куртку.
– Ты дурак?!
Да… что это я… чуть не поджёг едва спасённый дом соседей. Вздохнув, я плюхнулся на крыльцо.
С подозрением посмотрев на меня, Макс присел рядом.
– У тебя что – пожарофобия? Хотя нет, скорее, пожаролюбия… – он хмыкнул.
Помолчав, я размышлял о последствиях. Макс был здесь пацаном совсем, и я как-то автоматически удержал его от глупости, а теперь…
– А ты серьёзно хочешь стать музыкантом, Макс?
– Ага, – кивнул он.
– И если ты вдруг завтра завалишь свой отчётный концерт, то будешь в следующем году пробовать снова?
– Не-а, – он помотал головой. – Все настоящие шансы даются в жизни один раз. Или пан или пропал – вот так. Но ты не думай, – он слегка толкнул меня плечом, смеясь, – у меня там просто нет конкурентов!
– Ну, да, точно…
Конкурентов у Макса не было. Он был лучший гитарист из всех, кого я знал. Завтра он займёт первое место, и жизнь пойдёт по совсем другому руслу… Кто знает, до чего дойдёт… Может, и Нади-то никакой не будет.
– А ты бы хотел изменить что-нибудь в своей жизни, если бы мог?
Не знаю, что заставляло меня ещё сидеть вот так, рядом с ним, и болтать о чепухе. Наверно, просто соскучился по этому Максу, тому, который друг и не предавал. К которому у меня не было злости и обиды.
– Ты дурак? – второй раз за вечер спросил он. – Если что-то случается, значит, так должно быть.
Я хмыкнул. Он мне напомнил этим папу Риши. Только у Макса-то откуда такой философский настрой?..
И, вспомнив старого индуса, мне что-то безумно захотелось его повидать. Устал я до чёртиков разгребать причины собственной смерти и все эти семейные проблемы с бывшими друзьями. И я погрузился в спасительный туман.
– Перемещалась? – папа встал со стула и взял меня за плечи. Какое счастье снова оказаться в его кабинете!
– Да… – осознание себя порой наступало медленно. – А как это выглядит со стороны, пап?
Он пожал плечами:
– Взгляд стеклянный, словно сейчас в обморок упадёшь, – а затем серьёзно посмотрел мне в глаза, – Амрит, что ты натворила?
– С чего ты взял?..
– У тебя солнечное сплетение пульсирует до сих пор от ужаса, – он махнул ладонью на мой живот.
– Ты знаешь, откуда была такая боль?.. – я схватила его за руку. – Но ведь боль была у Кости. Почему она у меня сейчас? Ты же сам сказал, что физическое тело не перемещается…
– А это и не физическое тело болит, а энергетическое.
– Но как ты это заметил? Боль…
– А это уже моя судьба – видеть, – чуть улыбнулся он. – Не отвлекайся от темы. Ты меняла что-то в жизненном пути людей?
– Да… – тяжко вздохнув, я села на стул. – Но почему больно именно сейчас?.. Ведь всякий раз при перемещении всё идёт немного не так, как было. Я говорю другие слова, могу зарулить совсем в другую сторону…
– Это мелочи, Амрит. – Он сел рядом. – На самом деле и от них твоё солнечное сплетение немного сжимается, потому что бессознательно тебе страшно. Просто ты этого не чувствуешь: не так тотальны эти изменения.
– Но… что же теперь делать? Кое-что в судьбе одного человека сейчас изменилось из-за меня…
– Ничего, – папа пожал плечами. – Судя по всему, ты отделалась небольшой болью, – он махнул рукой на мой живот. – Возможно, его судьба вернётся на круги своя. А, может, изменения не так велики, как тебе сейчас кажется. Увидим.
– А если… изменить что-то действительно важное? – я осторожно посмотрела ему в глаза.
– Разорвёт на части, – спокойно, но сурово ответил он, строго взглянув на меня. – В лучшем случае только тебя.
– А в худшем?..
– Ох, Амрит… – папа поморщился, – просто не делай этого, вот и всё. Ведь ты же почувствовала сейчас: всё внутри тебя противится изменению судьбы. Не надо с ней спорить.
– Но ведь боль прекратилась! Значит…
– Значит, судьба свернула на другую дорогу и теперь всё пошло по новому, снова нормальному, руслу! А больно тебе, так сказать, на поворотах. Но если поворот слишком крутой… – папа многозначительно посмотрел на меня, – не выживешь, дочка.
Обняв старого индуса, я решила переместиться ещё разок в Надю: просто проверить, существует ли она после того, что произошло на пожаре.
Надя существовала. И дом со всеми вещами находился на прежнем месте, разве что теперь чуть ли не в каждой комнате висело по гитаре на стене, даже одна маленькая лежала в моей детской. А, выйдя на цыпочках в коридор, я вновь услышала сдавленные голоса родителей.
– Он был и моим другом тоже… – шептала сквозь слёзы Вика. – Я не знала, как тебе об этом сказать…
Что ж, похоже, всё вернулось на круги своя. Облегчённо вздохнув (всё-таки, это могло и на Костиной жизни сказаться), я тихонько шмыгнула обратно в свою комнату.
Снова походив из угла в угол, я всё же решила действовать по плану. Да, на поворотах больно! Ну, и пусть… Уж лучше пусть меня совсем не будет, чем жить в семье этих предателей. Только сопли горазды пускать post factum! «Он был моим другом тоже!», «Не знала, как тебе сказать!», «Ох, Костян!..». Тоже мне, друзья…
Я кивнула самой себе, садясь на стул: значит, решено. Сейчас перемещаюсь в Костю, возвращаюсь в квартиру и сижу сутки, не высовываясь.
На столе передо мной лежал мой атрофированный розовый ноутбук-«погремушка». А если что-то не получится? Если не выживет Костя? Поколебавшись, я включила компьютер. Всё может сильно измениться. Кто знает… вдруг я вообще не буду помнить другие жизни? И что же – оставить Надю в неведении? Ну, уж нет. Пусть знает, кто её «родители».
«…он просто так, на ровном месте, без каких-либо подлых поступков с моей стороны, сказал, что мы больше не друзья. Мы всю жизнь с ним дружили, за одной партой сидели, были как братья! А тут… из-за девчонки… Боялся просто, что если мы с ней будем видеться, то вспыхнут снова чувства. Вот и решил удалить меня из своей жизни. Предатель».
Моё письмо самой себе было почти готово, когда в комнату зашёл Макс. Я повернулась к бывшему другу, захлопывая на всякий случай ноутбук. Он молча присел на мою кровать и опустил голову в ладони, смотря в пол невидящим взглядом.
«И чего зашёл? Помолчать больше негде?» – недовольно подумалось мне, хотя, казалось, нас обоих мучило желание что-то сказать, но словно конкретные слова ещё не созрели.
– Тебе чего? – грубовато буркнула я, не выдержав напряжённого молчания.