Стена. Иллюзия одиночества

Виктор замолчал. Паузу прервала Анна:

– Я люблю слушать легенды. Рассказывай, Виктор. Может быть, это прояснит случившееся и как-то нас успокоит?

– Аннушка, не нервничай. У нас уйма времени. В город мы не спешим, – Тартищев пытался пошутить. Он всё курил, периодически осторожно ощупывая свою рану, видимо, этим напоминая присутствующим о своём особом положении.

– Да-да… Верить этой легенде или нет, решать вам. О ней не знает даже Вероника. Так вот, легенда гласит следующее. В конце девятнадцатого века в этой церкви венчалась красивая молодая пара. Жених – темноволосый красавец, отпрыск дворянский – сын князя, моего предка, и невеста из простых, но красавица – золотоволосая девушка в белоснежном свадебном наряде. Поглазеть на венчание собрался народ со всей округи. Но во время обряда случилось невероятное…

Пауза нужна во всём. Пауза в этом месте была необходима. Виктор – хороший рассказчик – наслаждался созданной композицией: всё лесное общество замерло вокруг него в забавных живописных позах. Объединяло всех в этот момент одно – жадное любопытство. Виктор продолжил:

– Случилось чудо! В церкви вдруг поднялся шум – ужас! – большой чёрный ворон залетел под купол и стал биться крыльями. В церкви акустика великолепная. Скажешь шёпотом – во всех углах слышно. Народ заволновался… В глазах – страх и недоумение! Невеста – в обморок.

– Как наш Генри вчера, – хохотнул скульптор.

– Ну что это такое, Алексей Григорьевич? Какая беспардонность!

– Брось, Вероничка, тут все свои. Генри уже сделал выводы и начнёт заниматься культуризмом. Верно, Генри?

– Если это от слова «культура», то я готов у вас брать уроки, – ответил юноша.

– Ха! Молодец, Генри. В находчивости ты силён. Виктор, мы с замиранием сердца продолжаем слушать твою брехню.

Если бы Виктор обращал внимание на колкости скульптора, он бы и не начинал рассказывать. Алексей Григорьевич мог любому, даже высокому чиновнику, сказать в глаза своё мнение. Виктор об этом прекрасно знал. Большим талантам бесцеремонность прощается. Сам он на такое был не способен и причиной считал не отсутствие у себя таланта, а наличие природной воспитанности и благородства.

– Народ, крестясь, повалил из святого храма как ошпаренный. Когда паника улеглась, хватились – венцов нет. Пропали! Кто-то глянул вверх, а венцы-то на крестах. Чудо!.. Тут-то старик – бывший кучер князя – открыл правду: выяснилось, что молодые были сводные брат и сестра, да не знали того: барин на стороне прижил дочку, а сын полюбил её и повёл под венец, а перед святым алтарём всё прояснилось.

– Какая же связь между твоей легендой и стеной? – спросил Тартищев.

– Мне лично всё понятно, – ответила за Виктора Анна.

– Что, Аннушка, понятно?

– Ну ясно же, Николай, что эти места имеют таинственную историю, а значит, возможны новые необъяснимые вещи, такие, как невидимая стена.

– Вот именно, Аннушка, необъяснимые, – последнее слово Тартищев сказал с растяжкой. – Всё должно иметь объяснение.

– Многое в нашем мире необъяснимо. Один философ сказал: «Мне известно, что мне ничего не известно, вот последняя правда, открытая мной…»

– Хватит сентиментальности, Генри! Правда – в силе. Об этом даже пишут в газетах.

– Вчера утром я заметил чёрного ворона на высохшей сосне. Он следил за мной всё время, пока я плавал.

– Ворон? – удивилась Вероника. – Ты ничего мне тогда утром не сказал.

– Сегодня на обгоревшей сосне сидел ворон, – вспомнил Генри.

– Боже мой, это плохой знак! – вполголоса сказала Мария.

– Да он там всегда сидит, как чёрт на трубе! – громыхнул Клювин.

Анна выпучила глаза, наполненные внутренним страхом:

– Может быть, это место проклято?

– Надо выпутываться своими силами. Факт! – отрезал Лёва.

Клювин приложился к новой рюмке:

– Молодец, парень! Уважаю смелость и напор! Будем брать быка за рога! Выпьем за успех нашей операции.

– Факт! Надо выбираться!

– Это место не может быть проклятым, – вступился за свою малую родину художник. – Здесь жили прогрессивные люди. В восемнадцатом и девятнадцатом веках сюда привозили со всех уголков мира ценные породы деревьев. Здесь был чудесный дендропарк. Его сажали солнцеобразно – магическими аллеями. Каждая аллея в определённое время суток источала свой аромат. А какая библиотека была в доме! – всю периодику доставляли из Москвы. Отпрыски дворянские из соседних губерний здесь изучали науки. Хованские школу открыли для них.

– Думаю, стоит поискать ответ на загадку в книгах, – задумчиво произнёс Генри.

– Верно, Генри! Древо науки потряси! – сострил Клювин.

– Эта стена необъяснима, как шаровая молния. Факт! – отрезал Лёва.

Разговор продолжался часа два, но кроме утомления и полной неопределённости, ничего другого люди от него не получили. Вероника предложила оставить тему, вернуться в дом, пообедать и отдохнуть. Она сказала:

– Нам надо проявить терпение, благоразумие и помнить, что всему бывает причина. Ничего страшного не произошло. Многие люди живут за выстроенными стенами и заборами. Многие жаждут отгородиться от всего мира. Мы живы и здоровы, а это главное!

С этим рассуждением все молча согласились, кроме Клювина:

– Был бы лес, будет и леший. Пора обедать!

Глава 7

Обломки петрефактов

Однако остаток дня прошёл скучно и тягостно. Все погрузились в некое оцепенение, словно в зале ожидания аэропорта: рейс многократно откладывается и откладывается из-за непогоды, и все планы пассажиров рушатся, и люди понимают, что никаким образом они не в состоянии повлиять на выверты природы, и втайне утешают себя скорым вылетом, не в состоянии ни на чём другом сосредоточиться. Люди становятся петрефактами – окаменелыми вещами, и со стороны смотреть на них и грустно, и смешно. Ну куда торопится человек? Земля вращается, Солнце выбрасывает свои протуберанцы во Вселенную, звёзды мерцают, закручивая спираль галактики, – и человек не в силах повлиять на эти процессы. Но нет, какая-нибудь мельчайшая забота в такие кандалы закуёт разум человеческий, что, кажется, мир исчезнет, если не исполнится это булавочное дело. Таков уж человек, и в этом нет его вины, в этом как раз и заключается вся тяжесть жизни, засыпанной этими заботами-мороками, как ток – злаковыми зёрнами. Редкий индивидуум способен позабыть о мелочах, поселиться в бочке, въёжиться в её пространство и предаться философским размышлениям о значении бытия. Да и где ж на всех взять бочек?

Один Алексей Григорьевич, казалось, не превратился в петрефакт. Он много пил, не закусывая, и всё грозил своему таинственному «собрату-скульптору», изваявшему стену из пустоты. Затем он стал требовать мраморную глыбу, чтобы показать этому «собрату» «настоящее искусство», чем ненадолго разбавил кисельную скуку общества, но вскоре его буйство всех утомило, и, к всеобщей радости, Клювин наконец-то угомонился в кресле: свалил свою бородатую голову набок и захрапел. Тихий ужин не привнёс в настроение каких-то изменений, и все рано разошлись по своим комнатам ко сну.

На следующий день Генри, Клювин, Лёва и девушки отправились к опушке, но вернулись унылые – стена не исчезла. Время пошло по-прежнему в ожидании чего-то, чего никто не мог понять. Что-то изменило их жизнь, и непонятно на какое время, хотя никаких видимых признаков этого просто-напросто не было. Именно это обескураживало и пугало людей. Так случается, когда совершенно здоровый с виду человек чувствует в себе начало каких-то страшных изменений, которые грозят в будущем испортить размеренную жизнь, пусть и в чём-то скучную, но прогнозируемую и понятную.

Вероника уединилась с Анной. Беспокойство о том, что второй день было необъяснимо, они по-женски перевалили на плечи мужчин.

– Пусть об этом позаботится наша сильная половина, – сказала Анна.

– Да, – ответила Вероника, – эта стена не для наших хрупких плеч. Нам хватает забот по хозяйству. Ты знаешь, Анна, Виктор совершенно не приспособлен к быту. Я ради него бросила работу в университете, где меня считали неплохим филологом. Говорит, как доберусь до вершины славы, так заживём в своё полное удовольствие. К этой вершине он карабкается уже семь лет. Правда, Испания меня окрылила. Он пользовался там восторженным успехом. В России его не так ценят, как в Европе. Там нас донимали журналисты и другая публика, но мы хорошо отдохнули. Однако, главное – мы жили в тихой гостинице, и, можно сказать, пережили второй медовый месяц. Он ходил на корриду, а я гуляла по улочкам Севильи. Накупила одежды. Виктор расщедрился. Я кое-что привезла сюда. Хочешь, покажу туфли?

– Какая прелесть, Вероничка!

– Я была в них на губернаторском балу. А вас с Николаем там не видела!

– Прошу тебя никому не говорить о том, что я тебе открою. Плохая новость, но тьфу-тьфу-тьфу, кажется, всё обошлось. Николаша лечился в одной московской клинике. Ему делали серьёзную операцию. Он скрывает свой недуг. Хочет опять в большую политику идти. Мало его, упрямца, прокатили в прошлом году на выборах. О здоровье совсем не беспокоится. Обо мне бы подумал, чёрт лысый, останусь одна, что делать-то буду? – Анна лениво вздохнула.