Возврата к старому не будет

Волки еще усиленней наполняли лес своей многоголосой песней. Слышалось в ней что-то печальное, страшное, невозвратимое и неизбежное.

Солнце давно спряталось за горизонт, но было еще достаточно светло. Были хорошо различимы деревья, дорога и по обочине ее тропинка. Из глубины зеленых темнин едва ощутимый ветерок доносил запахи смолы, прелой лесной подстилки и грибов.

От волчьей песни становилось как-то не по себе, жутко, но в то же время разгорался пыл охотника. Хотелось вернуться и вступить с ними в единоборство. Николай ощупал холодный ржавый ствол ружья, спусковой механизм, дававший частые осечки, и храбрость с охотничьей страстью тут же пропали. Невольно в голове зарождалась фантастика. Сейчас бы автомат и несколько гранат, не страшны были бы волки, вооруженные одними зубами.

Мысли Николая прервал Витька. Он первый раз за всю дорогу глухо выдавил из себя:

– Слава богу, два километра осталось до деревни. Как думаешь, волки могли бы напасть на нас?

Николай с небольшой паузой ответил:

– А бог их знает, что у них на уме. Но одно ясно – отнеслись они к нам по-джентельменски миролюбиво. Растерзать нас могли бы в любую минуту, в один момент. Но борьба за жизнь, тяга к жалкому волчьему существованию создает трусость перед сильным двуногим врагом. Запах ржавого металла, дроби и пороха вселяет страх. Волки – это организованные и умные животные. Они прекрасно понимают, что напасть на человека, от которого исходит запах пороха, это смерть. Хотя вели себя гордо, не обращали на нас никакого внимания. Но будь мы вооружены хотя бы двустволками, при первых четырех выстрелах вся эта стая пустилась бы наутек.

От волчьей стаи они удалились примерно на пять километров, и воя слышно не было. Зато в противоположной стороне, где-то на писаревских покосах, выл на высоких нотах матерый волк, а ему подвывал тоненькими голосами молодой выводок.

– Много волков появилось за войну. Им сейчас полное раздолье. В деревнях одни бабы да маленькие детишки, – с веселой ноткой в голосе заговорил Витька. – Главное, пороху нигде не достанешь, да и хорошие двуствольные ружья еще в 1941 году отобрали. Да только ли волков. Зверя и птицы в лесу стало много. Вот, к примеру, у нас с тобой есть ружья, пусть невидные, ржавые, одноствольные, но попадись один волк на расстоянии до шестидесяти метров – не уйдет. Ружье еще не все. Мы вот целый день ходили, прошли более двадцати километров и никого не убили. Зверь и птица не дураки. Они нас далеко слышат – или удирают, или прячутся. Рядом пройдешь – не заметишь. Для охоты нужна собака. Без нее мы не охотники. Сейчас собак трудно сыскать во всей округе. Нет дураков в такое голодное время содержать еще и собаку. Была у нас в деревне у Пашки Мироносицыной лайка, взяла убила и переварила на мыло. Конец пришел всему собачьему роду, а без собак и охоте. Без собаки можно охотиться рано утром на тетеревов, поджидая их в шалаше, выставив чучело. На уток – на болоте и на Боковой. На глухаря надо выходить рано, вот на эту дорогу, по которой мы идем. Они ранним утром прилетают для сбора камушков. Вот тут и бей, не зевай.

На небе горели яркие звезды. Тропинка по обочине была не различима. Шли наугад по центру дороги, спотыкаясь о колеи и неровности. В темноте показались силуэты деревенских построек и изб. Вот и родной дом. Тускло горела семилинейная керосиновая лампа. На столе – горячие щи из русской печи. Хлопоты матери за столом и лукавый взгляд отца. Он, по-видимому, намеривался спросить: «Что убили?», а может быть сказать: «Горе-охотники», но не хотел портить настроения. Охотник, вошедший в азарт, не считается ни с силами, ни со временем. Охота пуще неволи, гласит пословица.

Витька с Алексанко, не пропуская ни одного утра, ходили на охоту. Витька ставил на дереве чучело тетерева недалеко от шалаша и приносил дичь почти каждый раз. Алексанко проверял свои петли. У Витьки дела шли лучше. Один раз он убил из шалаша сразу трех штук. Алексанко зависть взяла. Надеясь, что Витька проспит, он решил сесть в его шалаш. Но Витька пришел.

– А я думал, что тебя сегодня не будет, и решил посидеть в твоем шалаше.

– Раз пришел, то сиди, – сказал Витька. – Только одно условие. Первого убиваю я. Второй прилетит – ты. И так далее.

– От дождя не в воду, – сказал Алексанко. – Приходится и такие условия принимать. С чужого коня среди поля ссаживают.

Так они сидели и ждали. Косачи на другой стороне поля перелетали, однотонно гортанно пели, но к чучелу лететь и не собирались.

В пять часов утра Алексанко с Витькой уже сидели в шалаше в двух километрах от деревни. О чем-то шептались, а может и ругались. Прислушивались к каждому шороху, ждали прилета тетеревов. Напрасно напрягали в полумраке зрение, вглядываясь в два чучела тетеревов, установленные на раскидистой опушечной березе.

Их шалаш находился на Андреевой поляне на опушке леса под старой елью с плотной раскидистой кроной. В двухстах метрах от опушки начиналось Чистое болото. Между ним и Андреевой поляной площадь из заболоченной переходила в покрытое черной ольхой болото с редкой елью, с кочками, достигающими в пол человеческого роста. Пространство между ними было заполнено водой. Днем территория между поляной и болотом местами просматривалась хорошо.

Болото шириной от двух до четырех километров и длиной более десяти представляло собой чистую площадь, поросшую малосъедобной грубой травой, подвид белоуса. В топких местах рос сплошной трилистник. Местное население называло его «тройка». С древних времен горький настой из тройки считался лучшим лекарством от всех болезней.

Середина болота казалась выпуклой, то есть выше краев, кое-где виднелись мелкие, слабо развитые сосны болезненного вида с куполообразными вершинами. Вот поэтому наши предки дали болоту меткое название «Чистое».

На болоте чернели окна с водной поверхностью диаметром до 10 метров. Почти все имели эллипсовидную форму. Жители окрестных деревень, граничивших с болотом, называли их озерами. У каждого озера, вернее ямы, было свое название. Черное, Холодное, Бездонное, Змеиное, Журавлиное и так далее. Их десятки. В 200 метрах от них земля под ногами начинала качаться. На поверхности воды появлялись небольшие гребни, похожие на речную рябь.

Старики рассказывали, как болотная яма получила свое название «озеро Бездонное». В одно из засушливых лет, в 1891 году, по болоту гоняли и пасли скот. Старики говорили, что это было чуть ли не самое засушливое лето от рождения Иисуса Христа. К зияющей яме, наполненной холодной водой, подошел бык и тут же провалился. Долго он плавал, напрягая свои сильные мускулы. Старался вылезти из лукавой ловушки, но твердой опоры ногам не находил. Закинутые передние ноги отрывали от берегов куски торфяной массы, расширяя площадь ямы. Силы покидали животное. Немного не дождавшись помощи, бык утонул. На помощь ему с баграми и веревками прибежало все население небольшой деревни. Искали в торфяной гуще баграми. Удлиняли ручки шестами, но ни дна, ни быка нащупать не могли. Решено было установить глубину ямы. Для этого мужики собрали со всей деревни вожжи и веревки, привязали к ним двухпудовую гирю, однако дна так и не достали. Суеверный народ решил, что дна у озера нет, и нарекли его Бездонным.

Из шалаша в полумраке раннего утра была видна часть Андреевой поляны до водораздела, а там, казалось, до самого горизонта колыхалось безбрежное море. Андреева поляна – это поле с ржаной стерней площадью около 20 гектаров.

До вылета тетеревов надо было сидеть еще более часа. В голову лезли разные мысли. Воспоминания, рассказы мужиков о разных трагических случаях, о лешем и его проделках. В истории каждой деревни много легенд, а нашей – особенно.

Первые минуты после прихода сидеть было приятно. Чистый лесной воздух, наполненный до предела влагой болота, усыпляюще действовал на организм. Хотелось спать. Глаза закрывались сами, и тут же появлялись мгновенные сновидения и миражи. Скоро тело стало чувствовать влажный холодный болотный воздух. Охота ко сну пропала. Восток стал отделяться узкой белой полосой, которая постепенно расширилась и охватила половину неба. Звезды тускнели, меркли и исчезали. Занялась пурпурно-розовая заря. Алексанко сказал:

– Такая заря к ветру.

В лесу раздались первые птичьи голоса. Далеко, почти на другой стороне поляны, запел проснувшийся тетерев. Алексанко и Витька сидели, напрягая слух и зрение. Ружья держали на боевом взводе. Мысленно молили Бога, чтобы тетерева увидели их чучела и хотя бы один прилетел. Из одноголосой тетеревиная песня превратилась в многоголосую. Видны были перелеты косачей по поляне, но ни один не подлетал. Охотники с трудом держались в шалаше. Хотелось выскочить и побежать, подползти ближе к уркотне.

Сзади в болоте раздались шаги. Кто-то шел, не соблюдая охотничьей предосторожности. Витька и Алексанко мысленно проклинали незваного гостя. Думали: «Тетерева сейчас улетят, и утро, да какое чудесное, пройдет задаром». Они стали медленно разворачиваться, так как шаги слышались уже за их спинами. Оба хотели хотя бы одним глазком взглянуть на незнакомца и бросить ему отборное словечко.

Звук шлепанья ног по воде доносился ближе. Вот он затих на несколько секунд и снова раздался. В полумраке редкого тумана показалась собачья голова, а затем и сама собака. Следом за ней другая, третья. «Волки, – молнией пронеслось в голове. – В двадцати метрах от шалаша».

В ствол ружья охотники опустили по три крупных картечи, так как патроны менять было некогда. Несогласованно оба прицелились в грудь первого волка и нажали пусковые крючки. Раздались выстрелы. Алексанко сильно толкнуло в плечо. Как по команде разломили ружья, вставили по второму патрону с картечью-самокаткой. Шлепки ног стали удаляться. Охотники целились в мутную тень убегавшего зверя и стреляли. Все исчезло в пороховом дыму. Только слышен был бег многих ног по воде.

Оба вылезли из шалаша. Алексанко попытался перезарядить ружье. Раздутый патрон застрял в патроннике и не вынимался. Недалеко крутился волчком волк. Не раздумывая, с незаряженными ружьями, Витька и Алексанко направились к животному. Волк принял оборону. Встал на шаткие передние ноги. Устремил на людей полные ненависти глаза, защелкал зубами, но тут же упал. Витька первым подбежал к волку и со всей прилежностью ударил его по шее прикладом ружья. От удара отвалилась ложа. Волк вытянулся как умирающий человек и с ненавистью посмотрел на Витьку. Повернул голову, трижды глубоко выдохнул и затих. Конец одной волчьей жизни.

Витька с большим трудом вытащил волка на сушу к шалашу. Алексанко прикрыл тело ветками, оба в хорошем настроении пошли в деревню, не заходя домой, прямо к председателю колхоза Николаю Васину. Он выслушал их, осмотрел Витькино искалеченное ружье. Не спеша проговорил:

– Скажи конюху, пусть запряжет быка. Везите волка в деревню. Тогда решим, что делать дальше.

Быка они сами запрягли и поехали со скоростью три километра в час. У Алексанко не сходила с лица улыбка. Он изредка гладил свою бороду, но не проронил ни одного слова. Ехали всю дорогу молча. Когда положили в телегу убитого зверя во всем его величии, лишь тогда негромко заговорили.

– Я, грешным делом, не верил. Думал, подкараулили мы с тобой несмышленого волчонка.

Заготконтора потребовала привезти волка неободранным. За одну шкуру зверя отказывались выдать деньги и документ, необходимый для получения вознаграждения за истребление хищника. Полагалась овца с колхоза, на территории которого убит волк. Добычу на лошади довезли до самого Покровского и сдали в сельпо. Получили деньги, 20 килограмм ржаной муки и распоряжение на получение овцы из колхоза. Николай Васин выбрал им большую, но плюгавую. Шерсть на ней от какого-то кожного заболевания местами вылезла. На фоне серой густой шерсти были видны неприятные плешины с коростами. Алексанко ругался, не брал, просил полноценную. Доказывал ценность истребленного волка, объяснял, какую опасность он представлял для стада. До Николая слова Алексанко не доходили. Он говорил:

– Дают – бери, а бьют – беги. В мясопоставку овцу совестно везти, еще не возьмут. В зиму оставлять нельзя – заразная, а тебе по делу.

Дело между стариком и председателем принимало крутой оборот. Они уже не говорили, а кричали, осыпая друг друга меткими словами. На выручку пришел Витька. Он внимательно осмотрел овечку. Как знаток ощупал ее со всех сторон и реденько сквозь зубы проговорил:

– Что вы раскричались. Эта овечка стоит двух ярок.

Алексанко и Николай заулыбались. Алексанко обвязал шею веревкой, потащил сопротивлявшееся животное. Председатель стоял в недоумении, провожая взглядом Алексанко и Витьку с овечкой. По-мужицки с душой выругался трехэтажным матом. Закрутил козью ножку самосада и крепко затянулся. Откашливаясь, выдавил из себя:

– Все-таки зря я отдал такую большую овечку. Надо было отдать ярочку.

Алексанко быстро расправился с овечкой. Ободрал и разделал. Виктор был прав – овца была на редкость упитанная. На печенку охотники пригласили Николая.

Николай не находил себе места, ждал вызова в город. «А там бог знает, что будет, – думал он. – Черт меня сунул в это ярмо. Дело сделано, чему быть, того не миновать. Только в кинокартинах случается, что в последнюю минуту герои из-под расстрела и виселицы уходят, остаются живы».

На этот раз повезло и Николаю. Приехал жених бригадира Лиды. Тот самый, от которого она получала письма. Они сходили в сельсовет, зарегистрировали брак. Устроили скромную вечеринку с угощением, пригласили Николая.

Лида сказала ему:

– Я уезжаю, и вряд ли мы больше увидимся. За добрые дела платят добром. Решение правления с твоей подписью я уничтожила. Написала и расписалась сама, так как оставалась за председателя. Вызовут – говори, что не знал, ездил сдавать экзамены. Всю картошку раздали без тебя. Завтра мы поедем. Я схожу в райком партии к Смирнову и скажу, что все сделано без твоего согласия и разрешения.

– Зачем ты это сделала? – спросил Николай.

Лида ответила:

– Затем, что народ увидел будущее, верит тебе и сам просит работы.

На второй день Лида с чемоданами поехала из родной деревни на Украину, на родину мужа. Она ходила к Смирнову. Сказала, что виновата она одна, больше некого винить.

В деревню через несколько дней приехал районный начальник НКВД, привез забранные им на проверку колхозные бумаги. Спрашивал Лидину мать, куда уехала ее дочь. Старуха крестилась и божилась, говорила, что не знает. Может быть, хитрила, а может и в самом деле адреса не знала. Николай отделался легким испугом. Он хотел быть председателем.