Вакуум

Первые несколько телефонов разошлись себе: Олегу, Цурику, маме Олега, девушке Олега. Остальные кое-как удалось продать чуть дешевле, чем они были куплены. А когда стало понятно, что идея была глупой, Олег перестал появляться.

Охуительно!

Ведь кредитов на нём нет. Смысл ему их платить?

Так что Цурик расплачивался один. Он звонил Олегу, трубку брала его мать и говорила:

– Хватит вымогать у моего сына. Ты преступник. Я вызову милицию.

Так что Цурик в итоге расплатился один.

У меня же ничего, кроме смеха, эта история не вызывает. Потому что если ты повёлся на такое, то ты сам виноват, что по тебе проехались.

Несмотря на это, Цурик продолжает общаться с Олегом.

Потому что, когда Цурик расплатился, Олег пришёл к нему с опущенной головой и рассказал душещипательную историю о том, что во всём виноваты его родители. О том, что Олег очень хотел расплачиваться вместе, но его родители запретили.

Цурик повёлся.

Олег действительно умеет убеждать.

А я просто не прогоняю его, когда Цурик приходит ко мне с ним. Потому что довольно кайфово иметь в компании чела, которого всегда можно подъебать. Ведь иногда бывает так, что угорнуть не с кого и не с чего. А как без юмора?

Однако познакомился с ним именно я. Было это так:

У меня был друг, Абашин Паша. Классный пацан, близкий по мировоззрению, лёгкий на подъём. Он был местной звездой, умел одеваться, обладал безупречным вкусом и был единственным человеком, у которого я мог чему-то научиться. У него была прекрасная кузина, Катя, с которой я очень хотел иметь какие-то отношения, но очень стеснялся. Потому что она была особенной. Красивой, интеллигентной, умной.

У Паши всё было особенным.

Особенные родители. Они многое разрешали ему, всегда были рады мне, в их доме постоянно была лёгкая, ненапряжённая атмосфера.

Его отец даже проводил меня однажды до дома, когда я задержался у них допоздна.

Люди, с которыми общался Абашин, были интересными и самобытными. Каждый из них имел что-то своё, не похожее на других, и все они были разные. Они разбирались во всём том, в чём очень хотел разбираться я. Были ультрасовременными и продвинутыми. Мажорики они были.

Всё это сильно резонировало с тем, что происходило у меня во дворе, в домах моих одноклассников. Это был совершенно другой мир, открытый, свободный, насыщенный.

Даже не знаю, что было бы сейчас со мной, если бы все они не разъехались и мы не потеряли контакты. Думаю об этом, и грустно становится, что я потерял всё то, что было в той компании. Они разъехались, а прайд есть прайд, в нём нужно быть в стае. Стая из другого прайда не работает в твоём, находишь новую, старая уходит на второй план, на третий, четвёртый и вообще исчезает. Хуёво, что так вышло…

Хуй бы с ним. Олег:

Мы учились тогда где-то в шестом классе.

В моём дворе появился новый пацан. Олег. Он сидел со своим мелким братишкой в песочнице и играл в танчики. Безумец. Он был нормально одет, и мы решили обуть его немного. Потому что, когда в песочнице сидит взрослый, модно одетый пацан, это как бумажник, лежащий ночью на пустой скамейке.

Мы подошли к нему, начали говорить что-то, и вдруг подошёл местный старший.

– Всё нормально? – спрашивает старший у Олега и смотрит на нас.

– Да, нормально, – говорит Олег.

– Смотри, – говорит старший и уходит.

Мы решили не испытывать судьбу, очень удивились такой поддержке и ушли.

А Олег попал в мой класс, жил в соседнем подъезде, после случая у песочницы начал здороваться со мной. Я познакомил его с Цуриком. Потом Олег довольно активно согласился вписаться в наш с Цуриком «бизнес»: вскрывать по ночам машины, припаркованные на улице. Пару лет мы втроём кормились с этого, и вот как-то это всё объединило.

***

Я лежу на голом матрасе в зале. Кровать свободна, там есть бельё, а я лежу на голом матрасе. Мои глаза открыты, я смотрю в потолок, голова кружится, я измазан кетчупом.

Звонок в дверь. Мама открывает:

– Мансур! – радуется мама, она любит моих друзей. – Заходи, разувайся, Илья ещё не проснулся. Позавтракаешь?

– Да нет, спасибо, я завтракал. – Цурик заходит на кухню. – Тётя Люба, простите, пожалуйста, мы вчера…

– Ничего, ничего. Я всё понимаю.

Как здорово, что у меня такая мама.

– Как здорово, что у меня такая мама! – говорю я маме и целую её.

Мама разволновалась:

– Вы ешьте, не буду вам мешать.

– Ты не мешаешь, – говорю я, но мама всё равно уходит.

Она слишком самокритична и недооценивает своё общество. Мама, как я тебя люблю!

Я смотрю на Цурика наиболее серьёзным взглядом, он сдавленно смеётся.

– Какого чёрта на мне делает кетчуп? – спрашиваю я его, смотрю в зеркало и обнаруживаю синяки. – Откуда на мне синяки?

Цурик рассиялся в улыбке и обнимает меня обрадованно:

– Здорово, друган-братан.

И как давай ржать, по нарастающей.

У Цурика особенный смех, неостановимый. Если его что-то развеселило, то дальше только больше, и хрен остановишь.

– Вот ты корочный тип. – И всё смеётся. – Ты помятый, в синяках, и на тебе кетчуп. А ты стоишь и строишь из себя серьёзного.

И прямо заливается.

– Я и есть серьёзный, – говорю с максимально серьёзной миной, сажусь за стол, наливаю. – Я самый серьёзный человек на планете. Давай.