Лирика панелек

– Не в масть, наверное, будет сказано, но все же. Нашему знакомому помощь нужна. Помнишь Максима из района четвертой больнички?

– Ну был такой. Я с ним, правда, не часто общался, – не отрываясь от кружки, отвечал Марс. – А что у него случилось?

– В подворотне девушку убили за сумку. Я подумал, что ты сможешь помочь. Шваль всякую дворовую ты в кулаке как-никак держишь.

– Серьезное дело. Накажем. Мне бы встретиться с ним, подробности узнать.

– Да, конечно, я ему твой номер скину, он тебя наберет, а дальше сами. Если что, на мою помощь можете рассчитывать.

– Добро, – утвердительно закончил Марс.

– Я, конечно, извиняюсь, но можно еще несколько вопросов? – спросил Июль.

– Какой ты у нас любопытный. Что же с этим сделаешь! Задавай, – с притворной улыбкой ответил Марс.

– На войне страшно?

– Только первые дни. Потом наступает такой момент, когда уже все равно на происходящее. Но это только у меня так. Когда человеку есть за что держаться, он боится это потерять. У меня ничего не было – я не боялся.

– А как же Дина? – удивился Бобби.

– Дина мне сразу сказала, что если я уеду в «горячую точку», то она меня ждать не будет. А не поехать я не мог.

– Почему же? – спросил Июль.

– Брат у меня туда же служить уезжал.

– Рома?

– Да. Не мог я его туда отпустить одного.

– И где же он сейчас?

– В горах он лежит. С орденом Мужества посмертно.

– А каково убивать людей? – продолжал Июль.

– Легко, когда не относишься к ним, как к людям. А если честно, там, в боях, не понимаешь, убил ты кого или нет. Я не снайпер, поэтому зачастую цель, по которой ведешь огонь, и не видишь. Хотя было у меня два особенных случая. Первый – это когда на меня из-за угла здания выпрыгнул дух. Это было в самом начале службы. Так я его просто с перепугу расстрелял. Взбудоражен я был серьезно. Старался не смотреть на труп, хотел просто поскорее пройти дальше. А второй случай был с пленными, когда нам дали приказ закопать трупы, но вместо мертвых там лежали раненые. А мы выполняли приказ.

– Приказ перечил твоим собственным интересам? – Июль будто пытался подобраться к глубине души Леши.

– Не думаю, что на войне соблюдались чьи-то человеческие интересы. Там преследуется что-то высшее, интересы всей страны. Да только там, где был я, преследовались интересы не страны, а олигархов. А страдало население, которое просто хотело стабильности.

– За что тебя осудили?

– 282-я статья, «Возбуждение ненависти либо вражды». Участвовал в демонстрации. Я отстаивал позицию нашего народа, а меня назвали нацистом.

– Тебе противны люди другой национальности?

– Раньше я не испытывал каких-то негативных эмоций к другой национальности, даже после войны. Я ненавидел тех приезжих, кто у нас дома ведет себя, как хозяин. Если они приехали к нам, то пусть ведут себя, как гости, или живут на равных правах, но ставить себя выше нас я не позволю. А после заключения ненависть перекочевала ко всем против моей воли. Это просто то, что рождается где-то в душе.

– Чем сейчас занимаешься? Откуда-то же деньги брать надо.

– Сейчас я живу на остатки денег, полученных за время службы. Но сбережения скоро кончатся, поэтому и придется найти хоть какую-то работу. Возможно, соглашусь на предложение Кипы.

Знакомые еще долго говорили о жизни. Бобби рассказывал о происшествиях в городе за то время, пока Леша отсутствовал, вспоминая интересные истории. Марс же недавно вернулся к нормальной жизни, а в голове – Кавказ и тюрьма, поэтому он предпочитал молчать и внимательно слушать истории гостей.

С одной стороны, можно восхищаться Марсом, его силой духа и несгибаемой волей. Ведь, несмотря ни на что, он старается вернуться к нормальной жизни. С другой стороны, понимаешь, что такие люди лишние в нашей жизни. И лишние они не по собственной воле. Леша не видел ничего, кроме жестокости в своей жизни, его никто не учил любить и жалеть. Кадетский класс, армия. Спорт – и тот жесток. Всю жизнь его только и учили, что бить и выживать. Эти уроки он усвоил очень хорошо. Нельзя его винить за хладнокровие и жесткость. Его жизнь – лабиринт, по которому он пытается пробиться к спокойной жизни. Но, увы, к двадцати восьми годам он остался у разбитого корыта, да еще с кровавым и запятнанным прошлым. Единственным его увлечением остается футбол. Он самый настоящий фанат, проверенный временем. Гроза дворовой босоты. Отважный воин, преданный собственной идее. На выездах и стадионах его разум освобождается. В ход идут сердце и кулаки. Стадион – последнее место, где Марс может дать выход эмоциям.

Это ощущение может понять только тот, кто дрался хоть раз в жизни, когда вмиг пропадают все проблемы. В этом мире остаешься только ты, твоя идея и оппонент. В голове импульсивно долбит лишь одна команда: «Топтать!». Твоя душа в этот момент поглощена пламенем и жаждет крови, как древний бог.

В окна 113-й квартиры падали уже последние солнечные лучи, освещая скудно накрытый стол. Менялась десятая тема для разговора, и вскоре старые друзья начали вспоминать былые времена. Была выпита еще не одна кружка чая и вспомнилась не одна история, стены квартиры услышали звонкий смех, который не звучал тут уже давно. К беседке во дворе стягивалась мутная масса подростков. А улицы начали привычную трансформацию и готовились принять в свои дворы джентльменов удачи.

Уличные фонари освещали перекресток. Проезжающих машин было крайне мало. Большую площадь занимал экипаж «скорой помощи», машины ГИБДД и два куска металла, некогда бывшие автомобилями. Спасатели уже вытащили одного мужчину и увезли на «скорой» – жизнь его была в безопасности. Второго уже минут двадцать пытались освободить, потеряв надежду на то, что он жив. Водитель «скорой помощи» следил за работой спасателей.

«Интересное дело, – думал он. – Вот живешь себе, живешь, а потом с тобой происходит несчастный случай. У одного небось семья есть, а второй совсем молодой. И неужели так нужно, чтобы кто-то уходил так рано и не вовремя?»

Водитель за время работы видел смерть не раз и уже не относился к ней, как к чему-то страшному. Дело привычки, люди постоянно уходят из этого мира. И много лет наблюдая смерть, охотнее принимаешь идею сансары.

Треск металла, большой кусок корпуса упал на землю, парень вывалился на асфальт. Медики уже начали неспешно разматывать простыни, чтобы накрыть труп, спасатели аккуратно поднимали тело.

– Господь? Прикольная кликуха, – с улыбкой, не раскрывая глаз, произнес парень.

Эта фраза заставила медиков зашевелиться, а спасателей – ускорить шаг. Парня уложили в карету «скорой помощи», медики начали разворачивать оборудование и открывать аптечки. Машина завелась, заревела сирена, и «скорая» на всех парах понеслась в сторону больницы.

– Гриша, прибавь газу, – окликнул один из медиков водителя. – Не пойму, как парень до сих пор жив.

– Понял вас! – педаль газа стремительно пошла вниз. – Видимо, кому-то не нужно отпускать его сейчас, что-то он не доделал в нашем мире.

8

– Ванюша, вставай! – кричала из кухни мама. – Ваня, в школу опоздаешь! – мама уже зашла в комнату и стояла у сына над душой.

– Да, мам, встаю, – прогундело одеяло.

– Хорошо. Идем завтракать, – мама ушла на кухню греметь посудой. Ваня же сел на край кровати, оглядел свою небольшую комнату. Шкаф, заваленный книгами, плакаты с Гагариным, модели самолетов. Ничего необычного. И будто на автопилоте, с закрытыми глазами отправился в кухню.

Мама что-то хлопотливо готовила. Она поставила тарелку с овсянкой перед Ваней и продолжила заниматься своими делами. Неохотно, но понимая, что завтракать нужно, Ваня стал ковырять кашу.

– В школу сегодня не опаздывай. Я не хочу опять ходить туда из-за тебя, – не отвлекаясь от плиты, говорила мама.

– Хорошо, мам. Вчера просто был день бесполезных предметов. У нас даже математики не было.

– Бесполезных уроков не бывает, Ванюша, бывают не интересные тебе. Но я-то хочу, чтобы ты у нас умным вырос, а умные люди должны быть разносторонне развиты.

– Я знаю, – Ваня задумчиво глядел на кашу. – А где папа?

Мама прекратила кружить по кухне, тяжело вздохнула и взглянула вверх.