Закусочная «Феникс»

Сразу видно, что для Вас семья – не пустой звук. Я знал людей, которые ненавидели своих кровных родственников, причём это были даже не психопаты, для которых чувства в принципе являются чем-то непостижимым и они не могут любить в подлинном смысле этого слова – нет, всё гораздо банальнее: в большинстве своём это были те, кто либо воспитывался только одним из родителей, либо же вырос без душевного контакта с семьёй. Такие, конечно, тянутся к сторонним людям, на подсознательном уровне тая обиду на родных. Но всё же обычно человеку свойственна эта фантастическая, ужасно природная, но вместе с тем возвышенная любовь к семье. Мы можем быть плохими людьми, можем делать ужасные вещи, при этом за семью будем готовы пожертвовать чем угодно, даже жизнью; или напротив, будучи примером для многих, пойдём на любое преступление, если оно поможет спасти близкого человека.

– Тогда почему? – я, видя ещё больше разногласия в его словах, хотел поскорее добраться до сути, но он, словно желая высказать всю теорию, подчёркивая тем самым важность её именно в полном изложении, жестом руки остановил меня:

– Люди слабы. Войны, измены, дефолты – всё это сильно ранит их, но им хватает сил справляться, а вот беда с близким человеком валит их с ног бесповоротно. Убитые горем, люди могут потерять всё, чего добились, напуганные, они могут доверять шарлатанам и сомнительным методам; люди могут позволить себе преступно не замечать надвигающейся катастрофы, переоценивая любовь к родственнику, которого нужно остановить, пускай ценой его любви. Этой же любовью могут воспользоваться те, кому тот или иной человек перешёл дорогу – нет больше такой мишени, попав в которую можно манипулировать человеком беспрекословно, не боясь неподчинения: за жизнь родных друг убьёт друга, солдат выдаст секрет врагу, а патриот предаст страну.

Есть и такие, кто не любит по-настоящему, а случись горе у другого, самовлюблённо думает о себе и жалеет себя за счёт чужих страданий, но речь не о них. Они не чувствуют боли естественной, вынося раны напоказ, чему ещё Уайлд призвал не сочувствовать, я говорю о тех скрытых шрамах, которые убивают нас потому, что мы хотим блага другому бессознательно, не из выгоды. Это не подчиняется психологическому анализу и не поддаётся логическому объяснению, семья – всё для нас, большего и не нужно.

Способ, помогающий нам сделать для близких больше, даже если мы всю жизнь посвятили им, не поддаётся привычной логике внутреннего голоса человека, во всём ставящего на первое место себя. Ему нельзя последовать на потеху самолюбию, как делают те, кто видит не горе ближнего, а значимость своего показного подвига – я говорю о чувствах, которые свойственны безэмоциональным, а значит, не испытывающим гордости за свои поступки, существам. О решении последовать ему не расскажешь – причины и условия субъективны, они выдадут Вашу слабость тем, кто захочет ею воспользоваться, в то время как его задача состоит в обратном.

Человек должен забыть чувство любви к ближнему. Я не говорю, что он обязан возненавидеть свою семью, я говорю именно о неправильной любви, делающей нас, а значит, и их, уязвимыми: мать должна перестать потакать капризам ребёнка, играющего на её чувствах – самый лёгкий из примеров, остальные можете придумать сами, если хотите. Мы должны закрыть своё сердце от взора тех, кому наша уязвимость была бы выгодна. Но самое главное – мы должны переубедить самих себя, потому что мы всё равно потеряем тех, кого любим.

В агонии страданий от бед ближнего мы забываем о своём долге перед ним и родными, страдающими не меньше нашего и нуждающимися в нашей силе. Наша боль не поможет больным исцелиться, не утешит скорбящих, не воскресит умерших: лечить, поддерживать и хоронить нужно нам, и пройти через это всё, не надломившись, предстоит тоже нам. А сделать это легче тогда, когда ты помнишь о том, что все твои близкие умрут, что порой они будут делать нам больно, раня так, как может поранить только любимый человек, от которого не ждёшь удара в спину. Жертвуя эмоциями, мы познаём любовь, стоящую выше них.

Глядя на него, я старался скрыть одновременные восхищение этой теорией и ужас, охвативший меня после устного её изложения. Заметив эту внутреннюю борьбу, Сергей пожал плечами:

– Вот так. А чтобы пожертвовать эмоциями, нужно скрыть то, что вписано в наш код, скрыть эту любовь от внешнего мира, более того, от себя самих, ибо чувства усыпляют рассудок в праздный час, но оставшись без рассудка в беде, человек, охваченный чувствами, погибнет.

– И Вы правда верите в это, – ошарашенно уточнил я.

– Правда верю, – пожал плечами Сергей.

– Точнее, я хотел спросить другое – Вы правда живёте по этому…

– Кодексу, закону? – Подмигнув, он наклонился поближе, – Как создатель этой «теории», я бы хотел, очень хотел подтверждать её на собственном примере. Но я не могу, ну не получается. Я научился обманывать дочь, запоздало реагируя на её слова, в которых мне слышится просьба или мольба о помощи – но медлю я для того, чтобы, дав волю чувствам, отойти от них и трезво взглянуть на проблему.

– Такой подход мне кажется логичным, учитывая наше… хм, несовершенство, – неуверенным шёпотом ответил ему я.

– Вы абсолютно правы, – он несильно ударил по стойке тыльной стороной ладони, словно радуясь тому, что я согласился с ним, и в честь этого выдал очередной монолог, словно подавая мне десерт к этому шведскому столу мирских истин.

– Недальновиден человек, назвавший род людской венцом творения! Судить так мог лишь тот, кого с детства берегли от пороков общества, а в зрелом возрасте, воспитанного, образованного, умного, отправили на необитаемый остров со всеми удобствами, где он, погруженный в размышления, свободный от ежедневной борьбы за выживание и осмысление, упивался мнимым величием человеческой расы.

Человек безусловно выше животного, и я не знаю, каким путём он добился этого превосходства: провидение ли, эволюция – как по мне, здесь мы опять сталкиваемся с вопросом о тысяче совпадений, рождающих закономерность; и опять не можем найти на него ответ. Человек в какой-то степени ошибочен: если животные, растения, природа, Земля не может самостоятельно вводить переменные в уравнение своего существования, то человеку дано право осознавать себя как это самое уравнение, и не просто решать его по-своему: он может отказаться от решения, может порвать лист с задачей, может, в конце концов, придумать что-то своё. Люди – мутанты, пасынки природы, черные овцы; и при этом мы превосходим всю планету именно за счёт этой дефективности.

Но все же мы живём во Вселенной, где каждое явление подчиняется определенным правилам, и поэтому отречься от природного мы не можем.

Животным не знакомо понятие одержимости, так как оно предполагает выбор между существованием без объекта одержимости и существованием в стремлении овладеть им. От этого недуга, этой ошибки, вызванной несовпадением сознания и бессознательного, их защищают инстинкты, благоразумно направляющее на желаемое, если игра стоит свеч, и блокирующие информацию о нем, если желаемое недостижимо или достижимо при огромных потерях. Одержимый же человек чаще всего не думает о последствиях, теряя на пути к этой «мечте» больше, чем получает в итоге. Одержимость есть первое доказательство несовершенства человека, ибо совершенное существо свободно от той страсти, что заставляет безрассудно терять голову в порыве мимолётной, по меркам космоса, страсти.

Важно заметить, что высшее существо не просто свободно от одержимости: оно делает сознательный выбор, отказываясь от неё, вопреки тем сомнительным плюсам, которые придумывает себе одержимый человек. Именно этот выбор вознесет это существо над природой не на полголовы, как вознеслись мы, а на тысячи километров, ибо отказ от природного в пользу космического, отказ безоговорочный, осознанный, истинен и честен, но в то же время недосягаем.

Второе доказательство заключается в инстинктах, которые, будучи базовыми для прочих живых существ, запускаются в нас раньше, чем что-либо иное. Те или иные люди могут утратить способность к автоматическому срабатыванию некоторых из них, но все же мы не можем отречься от всех. Продолжение рода, самосохранение, да что там – те самые чувства к родным, о которых мы говорили ранее, не что иное, как возведённый в степень разумности инстинкт! Инстинкт предваряет разум, запускаясь в момент принятия решения перед ним: высшему существу такая логика покажется дикостью. У него разум не просто опережает инстинкты – их у высшего существа нет в принципе, и он свободен от терзаний рассудка и природы внутри себя: рассудок главенствует, природа упразднена за ненадобностью.

Третье и последнее доказательство несовершенства ещё более простое и звучит довольно цинично: наши с высшими существами пути расходятся там, где возникают физиологические потребности. Вспомните безумие, охватывающее голову во время первого поцелуя, вспомните «Макдональдс» во время диеты, вспомните общественный туалет, который после двухчасового футбольного матча кажется не загаженной комнатушкой, а отделанными мрамором покоями – и Вы меня поймёте. Глупо было бы упрекать человека за удовлетворение этих потребностей, но именно они подтверждают то, что от природы мы не уйдём никогда. Я не удивлюсь, если высшие существа не только не знают, каково это – ощущать их: мне кажется, что они пошли дальше, отказавшись от органического облика и обретя форму энергии, не требующей ни воздуха, ни правильного давления, ни определённой температуры. Что остаётся нам, так это существовать, мечтая о такой форме жизни и при этом постоянно потакать таким потребностям бренного тела, как похоть, сон или деуринация.

Тут он встал и, характерно подпрыгивая на одном месте, прокряхтел:

– К слову, я сейчас готов признать своё несовершенство и воспользоваться своей человеческой сущностью, удовлетворив эту потребность.

Поняв, о чём речь, я, мысленно рассмеявшись над напряжённым, покрасневшим в момент лицом философа и грузчика в одном лице, крикнул ему в след:

– Вход один!

Судя по захлопнувшейся двери, он меня понял, для Вас же я поясню значение этого странного предупреждения: вообще, в «Фениксе» две туалетных комнаты, что вполне логично и естественно, вот только одну из них пришлось закрыть на ремонт, убрав таблички с согласными буквами, чтобы не смущать посетителей несоответствием буквы и пола.

Впрочем, полноценным ремонтом это назвать сложно, скорее, я просто откладывал выполнение простой, но очень хлопотной операции под названием «прочистка труб», на день, когда посетителей было бы минимальное количество и их не отпугнули меры, связанные с её проведением. Но это детали, важно то, что я даже знал примерную причину засора. Неидеальный трубопровод можно заменить, однако это дорого и долго, а вот по-умному нивелировать проблемы с ним куда проще: нужны банальные правила, при выполнении которых о его существовании будете знать только Вы. Ахиллесовой пятой моего трубопровода являлись, как ни странно, использованные презервативы, которые я периодически вылавливал из туалетов. Впрочем, подробнее об этом я расскажу тогда, когда речь зайдёт о виновниках этих происшествий.

– Слишком много колы, – вытирая руки бумажным полотенцем, сверкая широкой, в тридцать один зуб – один, в верхнем уголке рта, у него отсутствовал – улыбкой, Сергей вышел из лишённой гендерной принадлежности комнаты. – Можно счёт?

Расплатившись, он достал из правого кармана джинсов телефон и взглянул на время, после чего извлёк из нагрудного кармана пачку сигарет и закурив, победоносно помахал мне зажигалкой:

– Ну, теперь я точно опоздал.

– Я заболтал Вас? – реакция пунктуального Сергея, для которого любая работа имела особое значение, меня удивила. Он не позволял себе несерьёзности даже к «ненужным» профессиям вроде продавца-консультанта, в чём же дело?

Он махнул рукой, зажав в пальцах сигарету:

– О чем Вы, скорее, это я отвлекаю Вас от прочих клиентов, поднимая темы, которые даже глухого заставят прислушаться и даже немого спровоцируют на диалог. Если бы я хотел пойти, я бы выдвинулся ещё час назад, но есть две вещи, благодаря которым я, допив этот бокал, поеду за город и наконец искупаюсь, потому что иначе жара расплавит мои мозги окончательно: во-первых, мне предложили хорошую, мужскую работу за приличные деньги и в удобное для меня время, а во-вторых, вчера перед сном я начал размышлять об одной интересной штуке, выдуманной мною в противовес озвученной теории об отсутствии смысла, и забыл её – помнил только, что это даст мне повод не ходить на работу.

Он рассмеялся: то ли над своими словами, то ли надо мной – мне казалось, что я седею. Что дальше, сюда придёт священник и закажет «Кровавую Мэри»?

– А сейчас, – он продолжил, – в туалете, я вспомнил! Понимаете, человек не должен быть спокоен, добравшись до определённой вершины, так как однажды его захотят оттуда сбросить, причём он, расслабленный своим взлётом, не сможет оказать должного сопротивления захватчикам. Поэтому любая вершина должна быть отправной точкой к новой, недостижимой ранее высоте, любой рекорд должен быть побит, а любая теория должна периодически подвергаться оспариванию. Вот и моя подвергается, причём мной же лично – приятно находить подтверждения тому, что ты ещё не совсем выжил из ума.

Любое действие бессмысленно и одновременно имеет огромный смысл по той причине, что оно изменяет историю человечества, и совершивший его точно не узнает, что было бы, сделай он иначе. Можете не пойти на работу, можете влюбиться или прыгнуть с моста – и Вы не узнаете, что было бы, сделай Вы наоборот. Каждое Ваше действие поворачивает ось истории в разные стороны: и это очень важно, так как действия одного человека могут изменить жизни миллионов, но с другой стороны не имеет смысла, так как у Вас никогда не будет информации обо всех альтернативах развития событий, а зачастую – и о последствиях действия. Кто знает, может, Вторую Мировую начал не Гитлер, а его жена, но только потому, что однажды забыла утром почистить зубы? Я пока не особо синхронизировал эту теорию со всеми предыдущими, так как в ней жизнь человеческая в масштабах космоса всё же имеет смысл, но я работаю над этим – да вот даже сейчас!

– Вы хотите сказать, что не пошли на работу, чтобы посмотреть, к чему это приведёт? – сказать, что я опешил, значило тогда промолчать.

– Ну да, – рассмеялся он, – на сегодня ребятам из бригады гарантирован отпуск, без бригадира грузить не пускают, сейчас проверки, в документах формально не проставишь, до послезавтра минимум оформлять нового будут…

– Это очень безрассудно, я не ожидал от Вас такого, – с сочувствием, как на душевнобольного, посмотрел на него я, пытаясь при этом передать своё неодобрение этого ребячества.

– Если моя жизнь и поступки ничего не значат, это безрассудство ничего не изменит, – он потушил сигарету, одним глотком допил колу и направился к выходу, – если же нет, то кто знает, может, я предотвратил что-то ужасное. «Пристегнись, наверно, крепче»…

Мумий Тролль пошёл по второму кругу – значит, пришла пора менять плейлист.

Как Вы уже, наверное, поняли, основная часть событий, о которых я хотел бы рассказать Вам, произошла уже после этого визита, но окончательно утверждать, что Сергей стал их катализатором, я не могу – как и не могу не упомянуть его. Мне до сих пор неясно, что же является главной причиной сложных испытаний, выпавших на долю «Феникса» в те дни – невыход Сергея на работу, понедельник, выпавший на начало месяца, или же это был естественный, неподвластный нашему влиянию ход событий? Оставляю решение за Вами – а пока что давайте перейдём к настоящему началу истории.

Вторник.

ПАН АРЕНДОДАТЕЛЬ

Утро вторника выдалось жарким. Солнце ещё не успело окончательно подняться, а первые, ранние посетители вместо традиционного кофе уже заказывали напитки попрохладнее. Словно предвещая грядущие беды, прямо с утра окончательно вышел из строя кондиционер – благо, что погода пока ещё оставалась не испепеляюще-жаркой, хотя и по-летнему знойной и душной.

Порой вместо плейлистов я включал радио: такая моя прихоть была обусловлена желанием дать возможность посетителям спокойно поесть, при этом плавно переключаясь с домашних забот на рабочий настрой – а в этом, как известно, лучше всего помогает порция свежих новостей. Не нужен телевизор, не нужны гаджеты – да здравствует радио!

Сегодня был именно такой день – я так и не смог выбрать подходящий плейлист, поэтому включил онлайн-вещание моего любимого новостного радио, столь удачно сочетавшего количество полезной информации с беспристрастным к ней отношением.

Ожидаемый мною прогноз погоды не оправдал надежд на быстрое избавление от жары – дожди обещали лишь в конце недели, причём дожди сильные, с грозами и ураганным ветром. Параллельно со словами диктора дверь «Феникса» распахнулась, и я понял, что метеорологи ошиблись – буря грядёт гораздо раньше. Её несла фигура, чьё появление никогда не сулит хорошего ни для меня, ни для «Феникса». Громко сопя, внутрь вошёл Пан Арендодатель.

Имя и фамилию я нарочно скрою, поскольку это довольно известный в нашем городе человек и мне не хотелось бы настраивать Вас против него – как я уже говорил, он делает свою работу, а я – свою. К сожалению, в этом рассказе ему досталась роль антагониста, которая не может пустовать. Я не питаю и не питал ненависти или вообще особых негативных чувств конкретно к нему – скорее, мне была неприятна его работа, его род деятельности, и я скрываю его истинное имя именно для этого обобщения, превращая его из злодея в инструмент жестокой системы.