Слипер и Дример

– Куда-куда? – переспросил окончательно заплутавший во всём Загрибука. – И во что?

– На все четыре стороны во далёкий финский аул Свояси! – буркнул Дример карлику и пошёл по темному коридору вслед за дядькой в оранжевой жилетке. Чуть прямо, потом налево, на кухню. Двери в комнаты, из коридора ведущие направо, были закрыты.

Кухня, в пять шагов на любую сторону, была так заставлена нехитрыми, века видавшими, мебелью, банками, склянками и коробками, что места только и оставалось для трёх табуретов. Стрелочник указал на них Слиперу и Дримеру, сел сам, а Загрибуке выудил из-под стола весьма кстати невесть откуда взявшийся маленький пуфик.

– Хошь бублик? – участливо спросил дядька в жилетке.

– Премного благодарствую! – поклонился в ответ Загрибука и взял протянутое печёное колечко, обсыпанное жареными семечками подозрительно знакомого лилового цвета. Осторожно понюхал. Кусил краешек.

– Да ты не робей, ешь на здоровье! С него не отравишься, и мозги мутить не будет! – подмигнул ему дядька за стёклами непроглядных очков. – Семушки эти токма успокоения придадут и крепость духа внутри устаканят.

Пошла лёгкая чайная заварушка, во время которой все немного расслабились. На столе появились тонкого завазюканного стекла вазочки с вареньем обычным урожая ягодок-калиномалинок, белые керамические кружки с щербатыми краями, бумажный пакет, в котором пахуче уживались ранее описанные бублики, а также халава с плоскими прилепленными печенюшками и деревянная плошка типа «беличья тарелка», где кочумали орешки и кусочки засахаренных, не поддающихся теперь уже никакой квалификации фруктостей. Чайник в центре дымил вкусным травяным ароматом. Кот сидел на полу и тоже принимал участие в церемонии наравне со всеми, макая залежавшуюся испокон веков сушку в пиалу с напитком, которую поставил между лап. Вытаскивая хрумкалку из дымящейся посудины, он обсасывал её и затем пилил края острыми зубами. Вжик-вжик. Слизывал. Закатывал глаза и мурррррррррчал. Затем процедура повторялась. Все пили чай, молчали и приглядывались друг к другу. Обычная восточная процедура вежливости при гостеприимстве. А что, дорогой читатель? Восток – дело тонкое!

Стрелочник хлюпнул из своей кружки и первым нарушил прихлёбывания и чавкания:

– Все ко мне приходють да спрашивают одно и тоже. А вот на вас смотрю и кумекаю, шо вы ко мне уж больно окольным путём на голову свалились. Видать, и вопрос будет окольный, ась?

Заляпанный плафон, свисающий с потолка, светил ярким электрическим светом, оттеняя предметы, что делало лицо Белочкина очень и очень древним.

– Тогда не будет удивительным, если я спрошу, откуда вы, Белочкин, здесь? – Слипер смахнула с подсохшей синей футболки капельки пролитого чая. – Если меня не обманывает чутьё, вы тоже сюда издалека попали.

– Ух ты! – удивлённо поднял бровь Стрелочник за стеклами очков. – А ты молодца. Все вот сходу спрашивают совсем другое.

– Что же? – оторвался от еды Загрибука. Он пытался совладать с псевдочеловеческими пятипалыми руками своего новообретённого тела.

– Ну, – подперев давно небритый подбородок, задумчиво произнёс дядька, – чаще всего, куда идти дальше? Или как вернуться домой? Или ещё чаще, где я и сколько нас? – Он хохотнул.

– Хм… Куда идти – это уж как придётся, – улыбнулась Слипер, грея босые ноги, поставив их одну на другую на холодном линолеуме, ибо сырые кроссовки предпочла снять. – Насчет вернуться домой – неплохо бы вспомнить, каково там жилось, и было ли настолько неплохо, что нам не пришлось самим оттуда делать ноги когда-то. С математикой во вселенной всегда сложности, но пока что вроде нас пятеро вместе с вами. А где мы – что ж, эта кухня кажется мне вполне уютным местом, а её хозяин – весьма милым и интересным собеседником.

Она, улыбаясь, обвела кухню взглядом. Встретилась глазами с Башкирским Котом. И тот незаметно, но многозначительно кивнул ей, прикрыв мечту татарских окулистов:

– Айна-лайна, Слипер-джан! Хорррошая девочка.

– Вы удивляете меня всё больше! – Стрелочник снял с себя оранжевую жилетку и повесил её на ручку холодильника «Омск».

Дример успел-таки прочитать на спине жилетки трафаретную белую надпись «Служба Путей С Общением» и нахмурился, что-то припоминая. Дядька поправил на волосах мятую фуражку и опёрся локтями в сиреневых заплатах на стол. – Добрые улыбки, учтивая речь, манеры. Приятно, не скрою, принимать таких гостей. Что ж, и вопрос ваш весьма не глуп, уважаемая луноокая.

– Просто Слипер, – она улыбнулась.

Стрелочник понимающе кивнул, вернув ей такую же тихую улыбку, и замолчал.

– Что же вы здесь делаете? – спросил тихо, исподлобья, Дример, хрустя кусочком засахаренной восточной сладости. – Простите, господин Белочкин, но мне это место не кажется таким уж притягательным курортом, куда можно поехать на сомнительное оздоровление даже по бесплатной путёвке.

– Верно, мой юный друг, – засмеялся Стрелочник, хлопнув ладонью по столу, – оздоровление тут сомнительное! Да и путёвка не была бесплатной!

Он опять притих, как бы подбирая слова.

– Тогда что же здесь происходит? – таинственно спросил Загрибука, заёрзав на пуфике.

Башкирский Кот зевнул с явным видом, что ему сейчас нет интереса ни до чего и, хлопнув с лязгом пастью, продолжил макать сушку в чай. Стрелочник внимательно и долго посмотрел на Слипера слепыми своими очками, затем так же на Дримера, зыркнул вниз на Загрибуку:

– Ну, как вам сказать…

Слипер вдруг закусила губу, смахнула со лба светлые пряди и в упор глянула на Стрелочника:

– На самом деле нам бы очень хотелось знать, кто мы сами?

Кот подавился и удивлённо уставился на неё. Загрибука ошарашено округлил глаза. А Дример лишь усмехнулся.

Белочкин замер, а потом отчётливо, словно диктор по радио, произнёс неживым голосом:

– Вы – четырёхступенчатое существо, совершающее Затяжной Прыжок в космосе по маршруту 0208/72.

История Первой Стрелки при отсутствии какой-либо Белки. Бандитам, алкоголикам и собаководам – выдать 16-й номерок, и в буфет!

Жил-был человек, и звали его запросто: Артемий Феоктистович Шматко. Ничего эдакого. Как всегда и бывает с теми, от кого потом случаются всякости такие несусветные, что или сразу очень хочется по-большому в туалет (и чтоб прямо здесь и тута же), или же всех святых вон выноси, словно у них опять первомай! Был Артемий Феоктистович приличным гражданином. В городке его хорошо знали. Да если б и не хотели, а всё равно узнавали, и при том всегда хорошо, а то и лучше. Ибо жителей на тех пяти улицах и в двух тупичках было то ли двадцать три с полтиной, то ли тридцать два с четвертью, да поди и обчёлся. Название у населённого пункта было такое полустёртое и избитое, что и упоминать не стоит. А град сей стоял на территории не самого заурядного вида пятой по счёту планеты, вращающейся вокруг звезды «жёлтый карлик номер как-там-бишь-её-чёрт-бы-побрал». Коротко говоря, дорогой читатель, это было весьма и весьма далеко от того места, где ты сейчас читаешь эту книгу. Насколько? Очень намного, где бы ты ни находился. Далеко по-любому. Я бы даже сказал, просто пёс знает где!

(Грызлик в сей же миг, где-то тоже очень далеко, поднял уши, замер и усиленно отрицательно замотал головой. А вы-то думали, почему собаки то и дело просто так, ни с чего, как вам кажется, головой мотают? То-то же! Енто ж они по межгалактической связи отвечают! Что-нибудь типа:

– Первый, это осемнадцатый, слышу вас хорошо! По делу о запрашиваемом местоположении описуенного всуе тута же городка, аки и планеты, на поверхностях которой сей архитектурный ансамбль ютится, не ведаю ни шиша. Как, впрочем, и по поводу космогонически определяемого газопылевого ядерного объекта жёлтого спектра распада ничего не скажу наточняк. Короче, по всем этим статьям ни хрена, ни укропа лысого не знаю! Во внутричерепных архивах сведений не найдено. И вообще, мне сейчас тут Зверогёрл уши оторвёт! Конец связи. Привет тёще. Тчк.)

Артемий Феоктистович был бухгалтером. Да. Настоящим таким бухгалтером. История этой профессии, между прочим, совсем не проста. Когда-то, давным-давно, были только бухалтеры. Буквы «гы» там ещё пока не было. Мне вообще кажется, что известная нам профессия «бухгалтер» произошла от комически сложившегося обстоятельства, при котором бухалтеры, о которых речь уже вроде как пошла, да и пойдёт чуть дальше, странным и смехотливым образом сговорились и склеились с бюстгальтерами. А что вы думали? Бухалтер – вещь обычная. Бюстгальтер – тоже. Первых – под любыми окнами, на любой скамеечке всегда можно и без фонаря отыскать по оголтелой матерщине и звону бьющейся стеклянной тары. Вторых – тут ещё проще, ибо они есть биологически мануфактурный фактор. Почему бы им и не поговорить было как-нить по душам, а потом склеиться? И как итог в нашей земной цивилизации появился закоренелый результат вполне предсказуемой эволюции в виде новоявленного рабочего места. И что? А то! Бухгалтеры везде оказались тут же нужны! Ну, разве только в настоящем коммунистическом обществе, при отсутствии любых средств денежного обмена, они были бы вынуждены срочно переквалифицироваться в гардеробщиков или лифтёров. Ведь пальто и лифты никто не отменял, верно? Логично. А так у нас, что ни валяйся, всё пригодится! Работник, считающий деньги, – тем более. Но здесь, на пятой по счёту от жёлтой звезды номер как-там-бишь-её-чёрт-бы-побрал планете коммунизм не был ни известен, ни изобретён и, тем более, не был достигнут. Бухгалтеров водилось – пруд запруди и карасей выводи! И Артемий Феоктистович был одним из них. Точнее, он тоже поначалу, в молодости, влачил существование обычным бухалтером, который, как ему и положено, орал и бухал, всячески празднуя на все лады житие свое, и выстаканивал на различной посуде незатейливые этнически близкие ему мелодии и народный танец «тым-цы тым-цы». Но чутка попозжее, согласно закону повторяемости тотальной эволюции Всея Сангхи на примере каждой отдельно взятой замкнутой системы, входящей в основной поток этой самой тотальной… В общем, кокос от пальмы недалеко крякает. Так и герой наш тоже повстречал на своем эволюционном пути некий бюстгальтер. В этот самый бюстгальтер была одета некая особа, имя которой утерялось и стёрлось из повествования о сознательном росте осознания Артемия Феоктистовича, но на которой он таки женился. Была она грузна собою во всех отягчающих смыслах. В смысле, немало весила и грузила тоже не по-детски. Обнаружившиеся вскоре (жёлтая тусклая звезда поколесила за это время из одного угла планеты в другой угол раз эдак -цать ) в колечках жёнушкиной причёски видавшие всё в жизни бигуди свели Артёмушку нашего с катушек. И он в сей же миг окончательно утвердился в своей философской позиции, что челобречество на его родной планете есть не что иное, как тупиковая ветвь регрессирования чебуреков и чемоданов, а потому всё одно теперь для него, всё без разбору однохреново и однобуйственно.

– Гори забор, гори хата! – крикнул он в порыве просветления.

И остался Феоктистыч наш в бухгалтерах, кое и было предсказано ему мировым порядком вселенской истории. Выпал в единочество со своим котом Василием, братом мужа третьей троюродной сестры отчима Котовасии, который в свою очередь был пятым пасынком друга отца его внука с монгольской стороны, то бишь роднёй нашему миляге Башкирскому Коту. Также Артёмушка остался и с любимым, в будущем упомянутым нами ещё разок или два ниже, волосястым мухоловом в горшочке с керамическими крендельками.

Та же, что и у всех бухгалтеров, бежевого цвета сорочка. Бежевая – не от обострённого вкуса к тонкой линии галантереи. А обязанная своим колором статичности от нечастого пользования услугами бабки-постирушки, коя в оплаченных Феоктистычем комнатах низводила на «нет» различного происхождения пятна на вещах жильцов. Она же была и хозяйкой этих самых комнат, о чём свидетельствовала полуистёртая иридиевая табличка на доме: «Комнаты внаём. Буркина Фасо». Да, дорогой читатель, у бабки-постирушки была обычная русская фамилия Буркина и обычное кавказское имя Фасо. Родом она была с системы номер 013, что значит – в тринадцатой завитушке Великого Веретена Миров, направо от Большой Медведицы. Откуда она взялась здесь? Да как все мы – оттуда и отсюда! Занесло, короче.

Работа у Артемия Феоктистовича была не пыльная. Приходил в конторку с утреца. Поливал водичкой волосястого мухолова (помните, я ведь предупреждал, что мы о нём ещё вспомним!). Мухолов тот волосясто кочумал на подоконнике, высматривая сквозь мутное стекло свой завтрак. А бухгалтер наш садился за обветшалый стол перекладывать розовые и зелёные бумажки из кучки в кучку. Квитанции, счета, чеки, бумаги. Затем был обед, принесённый в мисочке с собой и разогретый на маленьком примусе тут же, в конторке. Иногда к ним заходила торговка из хлебопекарни с корзиной на голове и своими сто восемью и одной косичками, привественно кричала с порога «Алл-ллах, Харе Ом!», и в эти дни в рацион обеда добавлялись сдобная булочка и кекс с вареньем из плодов дерева Бо. Примерно в четверть четвёртого начинал бренькать трескучий звонок в коридоре конторы. Смеркалось. Варкалось. Сморкалось. Не забывай, дорогой читатель, всё это происходило весьма и весьма далеко от твоего нынешнего местопребывания, а потому в тамошних сутках насчитывалось отнюдь не двадцать четыре часа, а всего четырнадцать. Так уж вышло. Не обессудь, смотри в суть! По крайней мере, время тоже имеет права ходить там и так, как ему забессудится! Тусклая звезда чертила свой путь по небосклону этой планеты довольно быстро. И к тому же у местных жителей была принята в оборот не десятичная математика, а семеричная. Короче говоря, всё было очень запутано, и на их планете щекотящие запутки тоже так и рыскали, так и рыскали кругом, аки и в Лесу, о котором шла речь в начале этой книги. Господи, о чём это мы? Ах, да! Так вот. Звенел, значит, звонок. И Артемий Феоктистович Шматко, милый наш, тихий и скромный, челобреколюбивый бухгалтер, собирался домой. И так шли дни. Дни. Дни. А звезда всё потихоньку тухла и тухла в своем космосе у него над головой.

(И между прочим, дорогой читатель, у тебя прямо сейчас над головой точно так же помаленьку тухнет какая-нибудь звезда, уж какая там у тебя водится.)

Вот и в этот раз он погладил нежно на прощание волосястого мухолова. Дал ему муху. Тот благодарно захлопнул пасть до утра, свернувшись колечком в горшочке с крендельками, а Артемий Феоктистович шмякнул дверью конторки и вышел на вечернюю улицу. Вывеска «Бухгалтерия» покачивалась над его головой от лёгкого ветерка и напоминала своим скрипом детские качели. Это было мило. Артемий Феоктистович улыбнулся и полез в карман нехитрого пиджмака за ключами от машины. Да, дорогой читатель, на этой Грызликом забытой планете, в десятках тысяч ли у тебя над головой, тоже были придуманы и пущены в массовое производство перевозящие с места на место задницу и вещи самоходные повозки, именуемые в твоём обществе громоздким и ничего на самом деле не объясняющим словом «автомобиль».

– Слушай, а всё-таки, что это за планета?

– А, Сонечка, ты уже пришла! Как там дуб?

– Он прекрасен! – Соня села и обвила себя хвостом, прикрыв глаза.

– Ты ему сказала об этом?

– Конечно!

– Молодец! Теперь, ежели случится дурное настроение или самочувствие, ты всегда сможешь пойти к своему новому другу, встать под него, прижавшись спиной, лбом или затылком, и просто подышать. И дуб поможет тебе прийти в себя. Он уберёт причину твоей болезни и выгонит дурные мысли. Деревья это умеют, уверяю тебя!

– Ух ты!