Все пышечки делают ЭТО

Сука, у меня стояк, как у мальчика подростка. Да что происходит вообще? Не иначе толстая ведьма, что-то подсыпала в свой гребаный торт. Толстая ведьма, не в моем вкусе, с прицепом и наверняка мужиком, ждущим ее дома. Иначе откуда бы у нее взялась эта мелкая личинка, не инкубаторская же она? И она мне не нужна совсем. Я десять лет жил же как-то, и не вспоминал о раскинутых белых ляжках этой мерзавки, и закушенной пухлой губке и о…

Мне срочно нужно в душ. Спустить пар. Она мне не нужна. У меня скоро свадьба и сделка века. Мне не нужна жируха, которая меня ненавидит, и сейчас точно мечтает пустить мои яйца на бисквит. Я же ее отца уничтожил, а значит ее оставил без наследства. И конечно она не позвонит мне.

– Алиса. Пусть торт делает твой мартыхан, – рычу я в прямую тонкую спину моей будущей жены. Красивую, гибкую спину, и талия у Лиски как у богини. Она шикарная, она эталонная и я… ее сейчас совсем не хочу.

– Ты все таки придурок, Лавр, – хихикает невеста, подходит ко мне медленно, явно решив, что я повелся на ее вихляния. Дура. Пробегает пальчиками по груди, опускается все ниже, ниже, ниже…

– Ты домой собиралась, – хриплю, борясь с едкой тошнотой. Сбросить напряжение она мне помогла. Желание сразу улетучилось, от ее прикосновений. – Водитель ждет.

Обхожу ее, беру брошенную на диван рысью шубку, легкую как пух, накидываю на плечи нахмурившейся красотки. Борюсь с желанием подтолкнуть ее в спину для ускорения.

В кармане звонит мобильник.

– Извини. Мне нужно ответить. Дверь за тобой закроет горничная.

– Лавр, ты в порядке?

– В полном. Просто устал, – вот сейчас я не вру. Говорю чистую правду. Усталость обрушивается на меня каменной плитой. Усталость и нереализованное возбуждение, противно гудящее в крови.

– Ну. Хорошо. До завтра. Я позвоню, вместе выберем торт, – снова превращается в себя Алиса, капризно кривит губки, накидывает капюшон. И я чувствую восхитительное облегчение, когда за ней закрывается дверь. Номер не определен, и я никогда не отвечаю на такие звонки, но сейчас явно у меня в голове происходят какие-то необратимые процессы.

– Алло, – гребаный, словно присыпанный крошенным стеклом, голос проникает мне в мозг, словно лианы ядовитого плюща. – Лавр, я подумала. Я приму заказ.

– Вы кто? – я дурак? Да. Точно, клинический идиот. И звучу жалко, хотя хотел выглядеть и слышаться скотом и мерзавцем. Но мои брюки трещат сейчас по швам. И вся кровь от головы отливает, поэтому, видимо, я веду себя как полный придурок.

– Я Варвара. И мне срочно нужны деньги. У папы инфаркт, на лечение нужны средства. Которые вы у нас отобрали. И я…

– Простите, Варя, но я уже договорился с кондитером. Он из славного города Парижу. И моя невеста его одобрила. Так что, думаю мы не договоримся. Но я могу вам предложить другой вид заработка. У вас есть свадебное платье?

– Вы… Ты… – боже. Она там фырчит что ли? Мне срочно нужно в ванную, в душ, в какой-нибудь темный угол. А то я рискую опозориться перед прислугой прямо сейчас. – Козел. Засуньте себе свои деньги…

– Куда? – хмыкаю я. Но в ухо мне несутся уже короткие гудки. Надо стереть на хер этот номер, занести его в черный список и больше никогда в жизни не есть торты. Гребаные торты.

Глава 8

Варвара

– Да иди ты. Да на хрен тебя, – глаза у Полинки сейчас как у собаки из сказки про огниво. Горяд адским пламенем и размером с мельничные колеса. – Охренеть, мать твою. Это что же. Вот этот злобный хлыщ твой дефлоратор свадебный? Мама мия. Ой чо делацца. И ты ему позвонила? Оооо. И что сказала?

– Что он козел, – отвечаю честно. Я так и сказала. Но ведь если козла назвать козлом-это не оскорбление. Так, констатация факта.

– А ты дура. Так, подожди, а если он про Кирюшку догадается? Это же…

– Сплюнь, – сердце у меня сжимается от лютого ужаса. И я конечно дура.

Мы сидим в больничном кафетерии, пьем мерзкий остывший кофе из вендинг-аппарата, и я совсем не знаю, что мне делать дальше. Отец в тяжелом состоянии. Мы нищие. Чеоловек, разрушивший нашу жизнь до основания гад и козел. А я сегодня чуть было не совершила самую большую ошибку в своей жизни. Точнее совершила, хорошо что мерзавец подтвердил свой статус мерзавца по телефону и отказался от сотрудничества. Это я только так лихо пообещала, что отомщу Лавру Ярцеву. А на деле… На деле я просто дура. Ну что я могу противопоставить богатому, прущему как танк напролом, злобному мужику, у которого нет ни принципа ни морали? Ничего. А вот потерять могу все. Точнее все, что важнее всего в моей жизни. Мою любимую девочку.

– Ты снова смотрела старые видеокассеты? – уныло вздыхаю я в чашку с мерзким пойлом. Судя по сегодняшнему лексикону любимой подруги и ее гнусавому голосу я попала не в бровь а в глаз своим предположением.

– Да. Искала триллер про любовь, но там короче… Не важно. Мальчик, принеси нам мартини, взболтай но не смешивай. И две маслинки, – гаркает Полька в пространство, явно забыв, что сидит она не в казино Рояль, а в убогой забегаловке, находящейся нв цокольном этаже недорогой больницы. И за прилавком, а не за барной стойкой стоит никакой не мальчик, а тетка лет пятидесяти, похожая на раздувшуюся от страха рыбу фугу. А бабулька в пижаме, пришедшая за дешевым заветренным бутербродом, сиротливо блестящим засохшим сыром в витрине, испуганно кидается к двери, даже не опираясь на костыль, потому что звук, который издала Полинка можно принять за сигнал пожарной тревоги. Но ее это совсем не колышет.

– Поль, что мне делать? – задаю животрепещущий вопрос, совсем не надеясь на ответ.

– Трусы снять и бегать. Стулья тут, конечно, как в морге. Слушай, а ты Корюшке скажешь? Ну…

Я не успеваю ответить. Слово «Нет» повисает на кончике языка, пррванное вибрацией мобильника. И я не хочу смотреть на дисплей телефона, потому что при любом раскладе. Ничего хорошего я не услышу. – Доча, срочно иди в палату. Тут доктор пришел, велел собрать родню, – стонет трубка маминым голосом. А мне кажется. Что у меня сердце сейчас просто из груди вываплится через пятку. Папа, боже. Не может быть. Я вскакиваю с места молча, и бегу к стеалянной двери. Отделяющей кафетерий от коридора. Слушаю грохот за моей спиной. И даже увспеваю подумать, что скорее всего от дешевого заведения останутся руины после посещения его Полькой. Подруга нагоняет меня возле лифта. Раскрасневшаяся, запыхавшаяся, развевающаяся бевым чубом.

– По что отступаем то? – бухтит она, сдувая со лба непослушную прядь. – Я там немного стулья сломала. Чуть чуть, ав пыль. Не важно. Что-случилось то?

– Я не знаю, – больше не сдерживаясь реву я. Мне страшно.

Отец лежит на больничной кровати. Он белее мела, но жив. Ледяное щупальце ужаса, разжимается, и я едва держусь на ногах.

– Нужна операция. Срочная. Если ее не провести, то ваш муж скорее всего не проживет и полугода, – доносятся до меня обрывки фраз, которые доктор говорит матери. Я держу за руку папу, не похожего на себя и на все лады кляну про себя чертова самолюбимвого мерзавца, растоптавшего мир моей семьи.

– Доча, ты молодец. Ты знаешь, когда ты сказала, что добьешься всего сама, я тобой страшно гордился. И видел, что ты способна на многое. Ты прости меня, что так вышло. И Киру я очень люблю. Вы мои девочки – шепчет мой папа, а я снова чувствую себя маленькой девочкой. И слезы сами катятся по щекам. Я ничем не могу ему помочь. Я не самостоятельная и глупая. Не могу никому ничего дать, из того что они желают.

– Тридцать тысяч евро стоит операция. Есть у вас такие деньги? – спрашивает у матери врач. Я слышу, как она всхлипывает. И чувствую как папа сжимает мои пальцы своей рукой, мол не лезь и не переживай. Чего уж. Да фиг там. – Полиса у вас нет. А страховка не покрывает расходы на замену клапанов сердечных. Вы слышите меня?

– Будут, – твердо говорю я, высвобождая руку из отцова захвата. – Когда нужны деньги?

– Ты что задумала? – шепчет Полька, сложив руки на груди в молящемся жесте, когда мы с ней вываливаемся из палаты. Я в состоянии близком к умопомешательству, полька в своем обычном состоянии Халка разрушителя. – Варвар, ты же не…

– Я задумала вылечить отца. И устроить Гвадалахару человеку, который у него все украл. Справедливости я хочу, Ясно?

– Ну тогда иди и расскажи этому мудаку, что у него есть дочь. Это будет справедливо, я счиаю. Варька, ты совсем что ли? Хотелка у нее проснулась. Хочет она. А Корюшка? ОЭтот Лавр зверь. Он же тебя проглотит, как тот пончик твой, в сахарной глазури. Выковыряет из упаковки и заглонет. А потом заберет нашу малышку.

– А что ты мне предлагаешь? Смотреть? Как папа мой умирает? – она права, черт бы ее подрал. И я ни за какие сокровища мира не отдам мою дочь. Даже если для этого мне придется этого Лавра расчленить и разложить по пакетам с Хелло Кити, прости господи. Мысли у меня скачут, конечно, как белки.

– Папа твой, кстати, сам приволок в дом этого питона. И между прочим, фвктически, он тебя под него и подложил десять лет назад. Если бы твои родители не пытались тебя счастливой сделать, ничего бы не было.

– И Корюшки бы не было, – сжав кулаки рычу я. Ну справедливо Польку несет по кочкам. И

– Ага. И тогда бы ее никто у нас не отобрал.

– Никто и не отберет. Поняла? А мы оставим этого упыря без штанов.

– Ну да, это у тебя хорошо получается. Ты его без штанов, он тебя без платья. И от этих ваших игр потом рождаются дети, – хмыкает Полька. Треснуть бы ее сейчас чем нибудь по башке. – Кстати, я вот читала в газетке, пока ты как героическая Иден Кепфелл, клялась у постели коматозного отца, что мстя твоя будет страшна, одну интересную вещь. И у меня есть идейка. Как ощипать этого раздутого индюка.

О, боже. Только не это. Обычно все идеи Польки заканчиваются ужасным трындецом. Они страшнее ураганов и цунами. И надо лишиться остатков разума, чтобы согласиться на ее безумные идеи. И сегодня, определеннно, это со мной произошло, потому что я готова ее выслушать.

Глава 9

Варвара

– Все равно не выйдет ничего. Яров от моих услуг отказался. Нашел какого-то кондитера французского. Так что твоя авантюра не выгорит. И вообще утопия. Лучше позвони своему Бубарину. Он же в банке работает. Может даст мне под квартиру кредит? – вздыхаю я. Полька блестит глазами, и выглядит совсем одуревшей.

– Ой. Подумаешь, французский. Пффф. Вона Пашка Муханкин, помнишь? Ну тот, которому я шапку случайно сожгла, прямо на голове. И не думала, что чебурашка так горит хорошо, – предалась элегичным воспоминаниям Полинка, но тут же снова превратилась в себя. Когда у нее так глаза бегают – жди беды. – Боже, Варь, тебя склероз что ли ломает? Он к тебе еще яйца подкатывал. Ну Пашка-какашка. Ну… Ты еще с ним поругалась из-за того, что он тебе приволок цветы зефирные, а там краситель как-то лег неровно. Ну…