Родить Легко. Как рождаются счастливые люди

…Когда ехала домой, мне казалось, что я соучастник преступления. Иногда дорогу преграждали упавшие деревья, раздавленные ими машины, искалеченные автобусные остановки. Хотелось выпить граммов триста коньяку и всё забыть.

Навсегда стереть, вычеркнуть из памяти этот день.

Глава 23. РЕН ТВ, ГОЛОД И ВОЗВРАЩЕНИЕ

Звягинцев с Мишуковым работали на рекламных роликах до самого кризиса 1998-го, у меня тогда был только маленький сын.

Оба через Виталия Манского устроились на РЕН ТВ и занимались продвижением кабельного телевидения: снимали по нынешним меркам дешёвые и нелепые «бытовые» ролики. С какими-то глубинными семейками, потёртыми мужичками в майках-алкоголичках и замшелыми бабулями, которые, волшебным образом подключившись к заветной коробочке, моментально преображаются в респектабельных персонажей, источающих флюиды жизненного успеха. В общем, стандартная рекламная муть безумного кредитно-финансового угара тех лет.

После дефолта Андрей с Володей оказались на улице – их разом уволили. Наступали нелёгкие времена, лишних денег на рекламу, тем более сомнительного качества, ни у кого больше не имелось – все выживали как могли. Мы с Володей в ту пору практически голодали: спасались грибами, за которыми он мотался на электричках по подмосковным лесам. Случались периоды, когда в холодильнике не было ничего, кроме изморози на стенках и нескольких банок приваренных и присоленных грибов – я жарила их с картошкой и кормила своих мужчин.

Скудость рациона довела до того, что когда однажды моя тётя подарила нам банку квашеной капусты – а мы давно не видели ни фруктов, ни овощей, – я проснулась ночью с отчётливым ощущением, что если прямо сейчас не съем немного хрустящей, сочной, ароматной капусты, то до утра точно не доживу. Тихонько встала, вынула из холодильника банку, ушла в туалет, чтобы никого не разбудить. И там, сидя на унитазе, жадно и незаметно – ну ещё одну горсточку, ну ещё чуть-чуть – умяла её целиком. Остановиться не могла, меня обуяла невероятная жажда хоть каких-то витаминов. Ела и ела, хотя мне было ужасно стыдно, что вот так – в ночи, одна – сижу и пожираю квашеную капусту.

Помню ещё один связанный с едой случай. Звягинцев, тогда совершенно одинокий, снова трудился дворником и прозябал в полнейшей бедности. Я помнила про его день рождения, совпадавший с днём рождения моей мамы. И мы с Володей, желая хоть как-то порадовать Андрея, накрыли в этот день стол. Купили пачку крабовых палочек, банку кукурузы, майонез, сварили яйца и состряпали салат. Тарелка получилась довольно большая, но одна на всех. Плюс бутылка самого дешёвого вина под названием «Свадебное». Содрали с неё убогую этикетку и украсили какой-то цепочкой.

Эта картинка до сих пор живо стоит у меня перед глазами: голый стол с тарелкой салата и безымянной бутылкой с подозрительного цвета содержимым, неумело, но старательно обвитой цепочкой – такое вот праздничное угощение. Андрей растрогался до необычайности, почти до слёз (он всегда был человеком весьма эмоциональным). Говорил, что мы оказались единственными, кто вспомнил про его день рождения. Вместе мигом умяли всю эту тарелку, запив скверным вином. И все остались счастливы: Андрей – что про него не забыли, мы – что доставили ему хоть немного радости.

А потом получилось так, что на РЕН ТВ, в дирекцию по программам, устроилась я – вдруг образовалась вакансия. Тут нужно пояснить, что вакансия на телевидении в те времена – явление невероятное. Зарплаты в той сфере тогда на общем фоне были неприлично большими: рекламный рынок находился на подъёме и за голубым экраном крутились дикие, фантастические деньги.

Нравы же бытовали безгранично свободные, ни о какой цензуре речи не шло, всё решали зелёные купюры. К примеру, любой человек мог прийти, заплатить и запустить в эфир написанную и исполненную им (или тем, кого он привёл) песню, каким бы низкопробным бредом этот клип ни являлся. Особенно любили такой «промоушн» расплодившиеся тогда в неимоверных количествах криминальные авторитеты, хваставшиеся перед своими братками: смотри, мол, как Манька моя на экране-то выплясывает, прям Европа, не хуже Наоми Кэмпбелл какой!

С рекламой ситуация выглядела примерно такой же – любая фигня жутчайшего качества при наличии нужной суммы (само собой, левым налом, в конверте) отправлялась в ротацию. И всем трудившимся на ТВ перепадало от этих шальных схем, так что вакансий не возникало в принципе: они исчезали ровно в тот же миг, как появлялись, подобно таинственному бозону Хиггса. Когда я сообщила, что снова беременна и скоро ухожу в декрет, мне нашли замену за пару минут, позвонив первому из длинной очереди жадно ждавших тёплого доходного местечка.

В дирекции программ РЕН ТВ я занималась отслеживанием музыкальных авторских прав. Ещё с двумя коллегами мы сидели в маленьком кабинетике, болтали, гоняли чаи и занимались всякой бумажно-административной деятельностью. Попала я туда опять же по протекции Виталия Манского, отвечавшего на канале за кинопоказы.

И как-то зашла речь о том, что не хватает режиссёра, монтирующего анонсы телефильмов. То есть требовалось взять кино, нарезать из него наиболее выгодные, «боевые» куски и смонтировать в динамичный трейлер.

Я порекомендовала знакомого режиссёра из ВГИКа. Но он не проработал и месяца: будучи довольно сложным по характеру, не сошёлся, как говорится, с коллективом. Меня снова спросили: Инна, нет ли ещё кого на примете? Отвечаю – вот есть такой Андрей Звягинцев, пару лет назад работал здесь и делал весьма симпатичные ролики, для ваших анонсов вполне сгодится. Ну давай попробуем, говорят.

Так Звягинцев получил второй шанс на РЕН ТВ. Он, как человек безусловно талантливый и просто не умеющий работать плохо, стал делать качественные, цепляющие анонсы и скоро сдружился с генеральным директором канала Дмитрием Лесневским, который доверил Андрею снять мини-сериал «Чёрная комната».

А затем случилась история с его первым полнометражным фильмом «Возвращение». Мой второй муж Владимир Мишуков тоже участвовал в съёмках и заодно выступал в роли отца-воспитателя двух игравших там мальчишек. Бюджет заложили совсем небольшой, в четыреста тысяч долларов. Что произошло потом, знают, наверное, все: невероятный успех, всевозможные премии, восторженная пресса и становление Андрея Звягинцева как режиссёра мировой величины…

Обсуждение сценария, жаркие споры, творческие баталии – всё происходило на моих глазах, в тесном сотрудничестве двух моих мужей у нас дома, на кухне. Придумывали, переделывали, несколько раз переписывали сценарий, искали мальчиков на главные роли – всему этому, вплоть до триумфа в Венеции, я была свидетелем.

Центральная линия следующего фильма Андрея, «Изгнание», строится вокруг женщины, в третий раз беременной от постепенно охладевающего к ней мужа. И та, желая вызвать в нём хоть какие-то чувства, говорит, что ребёнок не от него. Вспыхивают африканские страсти, в финале жена под давлением обуреваемого эмоциями мужа делает аборт и умирает от некорректного медицинского вмешательства. Актёры сыграли всё очень чувственно и убедительно, и великолепный Константин Лавроненко заслуженно получил «Золотую пальмовую ветвь» Каннского кинофестиваля.

Тогда я уже начинала вдохновляться темой родов и на этапе написания сценария пристала к Андрею: как настолько гипертрофированная женщина, дважды мать, может по такой причине избавиться от третьего ребёнка? От первого – да, вполне реальная ситуация. Сама через это прошла и знаю: впервые беременные просто не понимают, что у них внутри – плод? зародыш? эмбрион? Как правило, человеком они его не представляют.

Но как, говорю, женщина, на подкорку которой уже дважды записана матрица благополучного материнства, может вот так, из желания спровоцировать мужа, убить своего ребёнка, будущего человека? Нет, не верю, в голове не укладывается.

Андрей, внимательно выслушав мои аргументы, ответил: да, ты совершенно права, но то, о чём ты говоришь, – правда жизни, а есть правда искусства. Оставалось только развести руками.

Наверное, поэтому я и не состоялась в искусстве – мне гораздо более интересна правда жизни.

Глава 24. ПРО МУЖСКОЙ УМ

Как правило, индивидуальным акушеркам приходится говорить женщинам, заключившим контракт в роддоме, чтобы они до сорока недель не давались на осмотр ведущему беременность доктору.

К сожалению, врачи зачастую пытаются воздействовать на незрелую шейку матки: насильственно пройти пальцем цервикальный канал, «размять» шейку, отслоить плодные оболочки в нижнем сегменте и т. п. Как выражаются в акушерстве – наковырять.

Это больно. Это вызывает кровомазание и отхождение слизистой пробки на ещё не готовой шейке. Провоцирует возбудимость матки, которая запускает тренировочные схватки. И может привести к преждевременному излитию вод и прочим неорганичным и несвоевременным реакциям тела.

Одна моя девочка жаловалась, что доктор с тридцати восьми недель раз в два-три дня вызывает её на приём и устраивает жёсткий осмотр на кресле:

– Унизительно, больно, лежишь как беззащитная подопытная лягушка!

Потом возбуждённая матка ходит ходуном, что кажется наступающими родами, но, кроме бессонной ночи, так ничем и не завершается – к утру всё стихает.

Звоню доктору (мужчине):

– Зачем вы это делаете?

– Шейку готовлю.

– Полагаете, она сама не приготовится? Гормонами, например?

Наполненная раздражением длинная пауза… Но откровенно со мной ссориться доктор не хотел. И решил порассуждать:

– Неужели не видно, что происходит с нынешними женщинами? Да и женщины ли они? Это же, по сути, мужики! Что у них в башке? Карьера, компьютер, «реализоваться», «я начальник», рабочие совещания, «простите, я за рулём»! А шейка готовится эстрогенами, женскими половыми гормонами, которые у них подавлены. Хорошо раньше рожали бабы-дуры, вот тогда были самки, а эти – сплошной интеллект, о каком естестве говорить? Их если не ковырять, то шейка в сорок недель дубовая будет, а созреет только к сорок третьей – когда и воды позеленеют, и ребёнок до четырёх с половиной кило дорастёт…

Моя девочка, устав от такой «подготовки», сменила и роддом, и доктора. И чудесно родила, вступив в роды в сорок одну неделю и три дня. Ни зелёных вод, ни ребёнка-гиганта не случилось. Доктор, конечно, обиделся. А я после того разговора задумалась.

С чем не поспорить: современная женщина и правда во многом стала другой.

Мы воспитываемся не в пансионах благородных девиц, а сидим с мальчиками за одной партой, и учат нас одному и тому же. И цели нам ставят одинаковые. И способы их достижения.

Поэтому функцию «рожать детей» женщина уже не несёт, как раньше, по умолчанию, а выбирает – включать или не включать эту опцию в свою жизнь. И выбирает – когда и сколько. Как выбирают фильтры в поисковике.

(И я росла такой. Дети – зачем? Роды – кошмар женской судьбы!)

При этом женщинам сегодня так интересно жить! И если бы мне, у которой всё женское и материнское сложилось очень хорошо, предложили оставить в жизни только это, я бы возмутилась и сказала: нет уж, отдайте обратно мою «мужскую» часть жизни!

Мы, несмотря на очевидные изменения социума, не перестаём продуцировать эстрогены: выглядим и ведём себя как женщины, кокетничаем с мужчинами, беременеем в конце концов! И вынашиваем детей.

Я сейчас, конечно же, говорю о большинстве. А то уже не на шутку опасаюсь обидеть кого-нибудь нездорового… Или не совсем здорового? Простите, ограниченно здорового… А, нет, вот: альтернативно здорового!

Так в чём же отчасти прав тот доктор? Что когда «мужская» часть мозга активна в родах, это мешает. Иногда – очень! И мне так хочется донести на курсах умным, интеллектуальным, контролирующим слушательницам, что надо сказать своему уму: «Сейчас, в родах, твоё место там, на задворках сознания!»

Рожала я как-то с владелицей большой турфирмы. Она не выпускала из рук телефон – вернее, аж три телефона:

– Один только для судебных дел, каждый месяц у меня до сорока заседаний.

Выглядело крайне сомнительным, что в родах она отключит голову… Курсы слушала без эмоций, отстранённо вникала, фиксировала, как компьютер. А я снова и снова объясняла главное, наиважнейшее: как «включить» в родах ту самую вечную женщину, которая есть в каждой из нас и никакой цивилизацией не истреблена – по меньшей мере, пока.

И она шикарно рожала! Оставалась природной и текучей, интуитивной и мягкой. Всё отлично раскрывалось, правильно опускалось и прекрасно тужилось: безупречные роды. На последних потугах уже не поднимала век, слушая происходящее в теле. И вот ребёнок на груди!

Полминуты тишины, потом она открывает глаза. Взгляд спокойный, трезвый. На лице никаких эмоций. Посмотрела на врача, на меня. Чётко произнесла: