Пустошь

– И то верно. Но знаешь, Странники у некоторых высоко ценятся. Может, хочешь присоединиться к… к Дьяволам Пустыни, а? Что думаешь? Всегда вода, еда, весёлая компания…

– Змеиное гнездо, а не компания. Пошло оно. Почему ты сам до сих пор не у них в офицерах?

Рал сплюнул в огонь.

– Одному свободней. Не люблю я эти войны. Сдохнешь от союзной пули – и пропал. Это не по мне. Если уж помирать, то героем и в гордом одиночестве. А ты как?

– Не рассчитываю помирать, – Кан протянул руки к костру.

Рал рассмеялся.

– Знаешь, а ты славный малый, Кан. Может, передумаешь, а? И не будем расходиться. Представляешь себе – сага о Кане и Рале, героях равнин и Пустоши… Вдвоём заработаешь вдвое больше славы, так ведь?

– Я не ищу славы, – пробормотал Кан

– А что ищешь? Я ведь могу помочь найти.

Кану обожгло руку. Чёрт побери, а он прав. Рал может ему помочь. Насчёт славы Кан не был уверен, но этот парень точно прикроет ему спину. А если он так много знает про банды, то уж можно разъяснить один вопрос…

– Ты не слышал про Солдат Тишины? – Этот вопрос мучил Кана с тех пор, как они чудом выбрались со станции. Слова этого проклятого проводника вспыхивали в памяти как раскалённое клеймо: «Я вижу тебя!»

Что же там произошло на самом деле?

– Ох, парень, что ж тебя вечно тянет на всякую чертовщину, а? – Рал вытащил из кармана жилетки смятую сигарету и зажёг об огонь. – Сначала к Середине пёрся, теперь вот про это вспомнил… Говоришь, помирать не рассчитываешь, а сам будто только и стараешься. Ну да ладно… – Рал сделал глубокую затяжку и выдохнул. Дым прозрачным облаком окутал его голову. – Про Тишину я тебе расскажу, но при одном условии.

Рал, опёршийся на мотоцикл и окружённый завесой сигаретного дыма, выглядел абсолютным победителем.

Кан стиснул зубы. Вот чёрт. Что попросит: патроны или воду? Какой же мелочный подо…

– Только если ты сам расскажешь что-нибудь про себя, а? И мы будем в расчёте.

Вот чёрт. Лучше бы патроны попросил.

– Только сначала честное слово, Кан, – улыбнулся во все зубы байкер, – и смотри без скрещённых пальцев, со мной этот фокус не пройдёт.

– Ладно-ладно, – закатил глаза Кан, – договорились.

– Честное слово? – Рал порылся рукой в мотоциклетной сумке и вытащил оттуда два пайка.

– Честное слово, – буркнул Кан.

Рал швырнул паёк Кану, и тот поймал его одной рукой.

– Кстати, будешь сигарку? – спросил Рал. – Относительно неплохая. Вытащил у того паренька со станции.

– Откажусь.

– Ну как хочешь, – пожал плечами Рал и затушил сигарету о землю. Затем послышался шелест целлофана, и байкер откусил от пайка добрую половину.

Огневик немного потянулся и принял расслабленную позу. Какое-то время они оба сидели молча и смотрели на танцующие языки пламени. Кан выцепил взглядом одну случайную ветку и принялся увлечённо наблюдать за тем, как на ней трескается кора и как огонь начинает прожигать её насквозь.

Ночь камнем упала на землю. Буквально в один миг сумерки сменились непроглядной тьмой. Сквозь дыру в крыше был виден ровный прямоугольник неба – внутри него вспыхивали бледные звёзды, а половинная луна, расположившаяся в его углу, отливала ярко-жёлтым. Костёр полыхал на фоне окружающего мрака, отбрасывая оранжевые блики на лица Странников.

На самом деле, костёр – это не просто трепещущий кусочек света и тепла в ночи, как думают некоторые. По крайней мере, не для Странников. Для них он был чем-то большим – ритуалом, традицией. Странники всегда разжигали костёр, даже если ночь такая тёплая, что хоть голым бегай. Костёр – это как символ, что где-то на этой дороге осталась ещё одна свободная, несломленная душа. Или как дань памяти тем, кто уже сам никогда не сможет посидеть около костра. Тем, кто сам сгорел, как говорится в одной песне. Кан попробовал припомнить мотив:

«Горящий огонь, как горящая жизнь, горит на забытой дороге. Дороге чрез горы и через поля, дороге, зовущей нас за собой…»

Хорошая песня. Кан любил её. Она вдохновляла идти дальше.

– Эх, значит, ты хотел услышать про Солдат Тишины? – вяло спросил Рал. Кан поморщился: из Рала плохой актёр. Очень плохой. – Ну ладно, – Рал немного потянулся и настроился на историю. – Ходит по равнинам история о банде Потерянных. В свои золотые годы они подминали под себя добрую часть северных земель. Их империя была могучей и казалась нерушимой. Они контролировали десятки станций и даже источник с незаражённой водой, такую редкость сейчас. Многие отчаянные группировки пытались захватить территорию Потерянных или хотя бы отбить источник, но в итоге безжалостно истреблялись, – Рал подбросил ветку в огонь. – Слава Потерянных росла и разносилась по всем равнинам. Странники выстраивались на поклон ради посвящения в их ряды, посланники от других банд привозили кузова даров, всё ради того, чтобы не прогневить властителей севера. Их могущество казалось незыблемым. Всё изменилось буквально в один день. Со стороны Пустоши пришёл к Потерянным загадочный человек, лица которого никто никогда не видел. Носил он простую монашескую рясу с надетым капюшоном да толстую книгу на поясе. Когда главарь Потерянных увидел его, он только рассмеялся и сказал, что не принимает священников в свои ряды. На что Монах ответил ему лишь одним словом: «Тишина». Что произошло дальше – никто не знает. Некоторые говорят, будто сами демоны вылезли из преисподней, чтобы посмотреть на загадочного бродягу, другие же – будто в этот момент началась ужасная огненная гроза. Но что знают все – на следующий день от империи Потерянных остались лишь руины, занесённые песком. А в центре разрушенных владений стоял сам Монах, словно никакой бури и не было. И те немногие, кто уцелел после той катастрофы, преклонили колени перед Монахом и поклялись ему в вечной службе. И тогда сказал Монах: «Вставайте с колен, сыновья мои. Вы больше не Потерянные, теперь вы – моё воинство, Солдаты Тишины! Настало время вам искупить грехи». Как говорят, это были его самые первые последователи, его личная гвардия. Потом Монах ходил по равнинам и обращал в свою веру всё больше людей. Так появился культ Тишины, загадочный и таинственный. Не все верят в его существование, но те, кто про него знает, – боятся в любом случае, боятся сильнее смерти. Говорят, Монаха невозможно найти, только если он сам не захочет найти тебя. И тогда живым ты уже точно не уйдёшь.

Рал широко улыбнулся, словно сам был больше всего доволен собственной историей. Кан неясно кивнул головой.

Культ… Тишины. Кан словно опробовал словосочетание на вкус. Тишина. Почему именно тишина? Что же такого особенного в этой тишине?

Хотя, с другой стороны, как будто есть какая-то разница. Древняя, полумифическая чертовщина… Но всё равно это не объясняет ровным счётом ничего. Что он там болтал про неизбежный долг? Почему пистолет осёкся, если до этого никогда не осекался? И почему потом этот проклятый проводник просто умер сам? Он был заражён той же болезнью, что сгубила остальных станционников?

Что-то здесь не так. Совсем не так.

«Я вижу тебя».

Да заткнись ты уже!

– Теперь твоя очередь, – напомнил ему Рал.

Кан вздрогнул. Ах да, точно… уйти от ответа не получится: слово он дал. Теперь надо просто что-нибудь рассказать, что-то не очень важное, что-то не очень тайное, что-то…

– Да что ты вдруг так забеспокоился? Я ж друг, нож к горлу не приставлю. Поешь, подумаешь и расскажешь. Мы же никуда не торопимся, так?

А ведь действительно. У них целая ночь впереди. Кан даже удивился, что занервничал. Он потряс головой, разорвал упаковку пайка и отшвырнул её прочь. Если уж подумать, то историй у него не так и много. Точнее, приключилось с ним за всю жизнь до чёрта этих историй, но почти ни одна не тянула на добросовестную байку. Странно вообще всё это. Хотя дело может быть в том, что он просто не хотел делиться прошлым с кем-то ещё. Кан не из тех подонков, которые только и жаждут рассказать о том, как они доблестно зарубили другого такого же подонка.

Кан захрустел пайком. Сухая чёрствая дрянь. Но никакой другой альтернативы нет. Сложно передать, каким паёк был на вкус, Кан за свою жизнь отведал не так много блюд, чтобы с чем-то его сравнивать. Но если пораскинуть воображением, то паёк на вкус походил на сильно иссушенный и пару раз пережёванный хлеб. Кан вздохнул. Хороший хлеб он ел всего один раз в жизни, когда ещё нападал на караваны с компанией таких же неприкаянных ребят. Славные тогда были времена.

Кан отмахнулся от воспоминаний.

Уговор уговором.

Кан серьёзно относился к обещаниям, этому его научила его загадочная сила. Штука заключалась в том, что все обещания и клятвы каким-то образом записывались в памяти материи. Удача привязывалась к данным Каном обещаниям. И если какое-то из них не выполнялось, то часть материи просто исчезала, словно её и не было. Не тратилась на какое-то определённое везение, а просто бесследно пропадала. Это можно было называть карой небесной, но Кан называл это подлянкой.

А если рассказать про свою жизнь в общих чертах, то это сойдёт за «что-то про себя». Раз так, то и обещание будет исполнено, и все секреты останутся при нём. Очень даже неплохо.

– Ну что про меня рассказывать, – пожал плечами Кан, – особо сильно на полях сражений я не прославился. Вырос на какой-то станции, родителей не помню. Вышвырнули на поверхность, когда мне было одиннадцать. Дали в подарок фляжку и пайка на три дня. Сказали, что толку от меня нет, обучить меня ремеслу некому, так что «иди ты, парень, к чёрту, никому ты тут не нужен». Я тогда чуть с ума не сошёл. Плакал три дня подряд, не ел, не пил, только прижимался к двери станции и выл, но обратно меня так и не пустили. Потом я, наверное, понял, что я этим скотам к чёрту не сдался, послал всё и пошёл по дороге куда глаза глядят. По сути-то, я бы всё равно рано или поздно умер бы от голода, но мне тогда казалось, будто я новую жизнь начал. И самое главное – умер бы, но мне встретился Странник по имени Фредерик. Бородатый, с большим посохом из чёрного дерева. Понятия не имею, на кой чёрт я вообще ему сдался, а до сих пор помню, как он ко мне подошёл и сказал спокойно: «Иди за мной, парень». Другой какой бродяга пристрелил бы от жалости, или сбагрил бы куда-нибудь в рабство, или похуже… А этот приютил, накормил и вообще много ещё чего сделал. Он обучил меня всему, научил держать оружие, убивать, выживать. Настоящий Странник. Так я с ним и жил четыре года. Скитались по долинам, торговали со станционниками. Порой грабили кого попало. Он был одержим одной идеей – найти правду. Правду о том, что произошло со Старым Миром и почему он стал… стал нашим миром. Мы с ним исходили множество старинных мест, руин и прочего. Он многому меня научил… – Кан вздохнул. – А потом на нас напали. Зимней ночью. Какие-то подонки без рода и чести. Мы вдвоём отбивались как могли, но преимущество было на их стороне. Тогда он отдал мне этот пистолет, – Кан вытащил его из кобуры и повертел в руке, – и велел бежать, а сам остался биться до конца, с мечом в руке. До сих пор помню ту ночь. Холод пробирал до костей, хлестал дождь, и было темно как в преисподней. И тот момент, когда меч Фредерика объял огонь. Словно сама ночь испугалась его света и расступилась. Бандиты в панике начали отступать, а он разил их без пощады. Они вопили и падали на землю, умирали как последние собаки. Тогда в блеске молнии я заметил одного из них. Он целился из пистолета прямо в спину Фреду. Я не успел ничего сделать. Никогда себе этого не прощу. Фред погиб, защищая меня, а я не смог его спасти. С тех пор и скитаюсь один по долинам. Пару раз пробовал грабить караваны, но особо приятным мне это не показалось. Поэтому просто собирал, что попадётся, и обменивал на станциях на припасы. Так, в общем, и жил.

Рал кивнул.

– А кто так не жил? Весело, конечно. Пылающие мечи, все дела. Редкие штуковины, а? Столько с ними историй связано. Слыхал о Бешеном Марти?

Кан кивнул. Кто ж не знает легенды о Бешеном Марти, величайшем из Странников? Такого воителя, как он, сейчас не сыскать во всех долинах. Говорят, однажды он голыми руками в одиночку одолел сотню вооружённых бандитов, не получив и царапины. А один раз прокрался в самый монастырь Чёрных Рыцарей и выкрал оттуда их священную реликвию, прямо у них из-под носа. Он побеждал чудовищ и могучих колдунов из Полуночной Башни. На крайнем севере он сражался со звероподобным ярлом Иваром Медвежьей Шкурой и победил его в честной схватке. Он преодолел непроходимые топи Уфийских болот, поднимался на Небесную скалу и дважды пересекал Пустошь. О нём рассказывали героические саги и баллады ещё при жизни. Славный был парень. А потом он исчез, и никто его больше не видел. Он стал легендой. Мифом. Героем.