Родина чувств

– Да таким! Мы – отдыхаем. Я сыта, не на охоте, муха тоже. Зачем мне ловить её? Чтобы выплюнуть?! Какая в том радость? Мы не люди.

– Ну, хотя бы так, про запас!

– Я не умею есть иссохших недвижимых позавчерашних мух. Не воспринимаю их. У меня рука не поднимется позавтракать ими. Точнее – рот не откроется!

– Фу-ты ну-ты, какие мы нежные.

– Да, я такая!

Разговор на время прервался. Весенний лес звучал неумело и нежно. Оркестр насекомых был ещё неполон. Кто-то зевал спросонья, иные настраивали инструменты и натирали подтаявшей канифолью смычки. Но, в противовес панике осенней эмиграции, это выглядело (звучало!) прозрачно и достойно. Солнце выдувало из вязкого воздуха пузыри, а те лопались, оставляя на поверхности пруда разводы. Лягушка грелась на берегу, её левую ногу ополаскивали частые волны. Их, как куличи из песка, лепила яркая маковая рыба с белым родимым пятном на лбу. Она шалила, шумно выдыхала в блюдце пруда, словно купчиха, что из кокетства студит свой чай. Иногда рыба хулиганила, полоща рот палевой прудовой водой и время от времени щипала лягушку за пятку. А той было лень убирать ногу из воды.

– Ой! Зачем это?? Опять??!

– Иди купаться!

– Отстань.

– Ну ныряй же!

– Отвяжись, кому говорю.

– Не отстану, не отлипну, не отвяжусь! Вода вполне себе ничего!

– Ой! Ты чего это?!

– Тьфу! А чего?

– Зачем ты меня кусаешь?!

– Я так тебя зову!

– А…

– Ну пойдём порезвимся, а?

– Да греюсь я, пойми ты меня, пожалуйста! Греюсь!

– А долго будешь?

– Не знаю.

– Как это?! Почему ты не знаешь, когда согреешься?

– Потому что.

– Это не ответ!

– Это честный ответ! Я не хочу тебя обижать враньём

и неопределённостью, потому так и формулирую. К тому же, солнце обмывает облака в тазу неба, развешивает их сушиться. Делается пасмурно, ветер простужается моментально и мне становится зябко.

– И ты опять мёрзнешь…

– Таки да! Я теряю часть тепла, что уже скопилось.

Кровь стынет в жилах, меня тянет в сон…

– Эге-гей! Не спи, а то почки застудишь! Тебе мама

не говорила, что на камнях сидеть опасно?

– Говорила, что надо ловить тепло, где только возможно.

– Ну уж и ловить. Это тебе не бабочка. Его сачком не

поймаешь. Оно или есть, или его нет.

– Кто бы говорил. Ты тоже не пропустишь волны тепла.

Прикоснёшься, понежишься.

– И так же, как и ты, быстро зябну, от того меньше

двигаюсь и меньше ем.

– И не толстеешь!

– И не толстею…

– Счастливая конституция у тебя, однако.

– Обмен веществ-с таков. Я тут не причём.

– Ой! Да что ж это такое, в самом деле!

– Ага!

– Что “ага”?! Ты опять меня щиплешь за пятку!

– Хочу и щиплю! Иди купаться!

– Рано!..

Собака стояла подле и слушала милую болтовню своих старых знакомых. И никак не могла определить, что это, – препирательство или дружеская перебранка. Из окна, красивыми злыми глазами, за ней наблюдал кот. С нежностью и жалостью. Едва кот открыл рот, чтобы подозвать собаку поближе, та подняла на него глаза и помотала головой:

– Молчи лучше, я сама подойду.

Переместившись поближе, собака спросила: