Восвояси

Потом подняли дедушку Зураба, крепко обнимающего своими руками внука. Муса краем едва приоткрытого глаза видел, как на пол упала одна лошадка. Он порывался закричать, но у него не получилось даже открыть рот. Окаменелые руки дедушки Зураба мертвой хваткой приковали его тельце к своей ледяной старческой груди.

Их вынесли наружу. Муса почувствовал порывистый ветер. Холодные снежинки запорошили ему глаза. Он ничего уже не видел. Ребенку показалось, что он взлетел. Но вскоре упал и больно ударился коленкой. Сверху на него навалилось тело дедушки Зураба.

Стало тихо и темно…

* * *

Залитая солнцем зеленая лужайка с яркими пятнами цветов простиралась куда ни глянь. Распустившиеся подснежники, первоцветы и разноцветные крокусы успели открыть свои венчики и в золотистых лучах весеннего солнца превратили полянку в пестрое лоскутное одеяло.

Спящий понимал, что это всего лишь сон. Зелень травы, мирное голубое небо, тишина и покой этого оазиса – успокоительной волной вмиг заполонили его душу, расслабляя и принося ему умиротворение. Он опустился и лег на землю, закрыл глаза и с вожделением провалился в следующий сон.

Да, да! Он заснул во сне. Такое бывает. Сонная матрешка случается, когда человек сильно устает или очень перенервничает. А еще – когда его постоянно преследует щемящая тоска неисполнимых желаний.

Во сне ему снилось, как пухлый мальчуган бегал по лужайке, пытаясь догнать рябого ягненка. Их одинаково короткие ножки забавно семенили по мягкой траве. Когда-то детские ручонки все же ухватились за барашка и ребенок с радостью уткнулся своим лицом в мягкую каракулевую шерсть.

Мужчине во сне приснился сын. И хотя у него никогда не было своих детей, спящий был уверен, что это был именно его ребенок. Бесконечно родное существо: маленький и беспомощный человечек с писклявым голоском.

– ?ке[18 - ?ке (каз.) – отец]! – радостный детский крик пронзил уши.

– Кошаканым менi?[19 - Кошаканым менi? (каз.) – ягненок ты мой], – ответил мальчику отец и подхватил карапуза на руки. Заботливо прижал к себе. Время от времени они что-то нашептывали друг другу на ухо. При этом мальчуган заливисто смеялся, ловко уворачиваясь от отцовских поцелуев.

Детский смех заполнил всю поляну. Он становился все звонче и звонче. Когда-то вообще стал невыносимым. Спящий вздрогнул и проснулся. Огляделся во сне. Вокруг него шумела, спорила и веселилась, как стайка галчат, ватага босоногой детворы. С каждым разом их крики становились пронзительней и пронзительней…

Безжалостно и окончательно разрушая волшебство сна, неистово задребезжал будильник. Темноту нарушил мерцающий свет керосиновой лампы. Спавший в ужасе вскочил на ноги, в не понятках рассматривая свои пустые руки. Мужчина был невысокого росту, но его растрепанные черные волосы сейчас задевали потолок, а босые ступни на половину утопали в одеяле из разноцветных лоскутов. Это потому что постель располагалась на полуметровом возвышении от глиняного пола поверх сколоченного из деревянных досок два на три метра настила. Подобие нар, занимали большую часть комнатушки.

– Мырзаш, очнись! Что? Что с тобой? – испуганно вскрикивала стоящая у низкой двери молодая женщина с распущенными длинными волосами и в ночнушке до пят. В одной руке она держала керосиновую лампу.

– Сон приснился, – нерешительно и задумчиво пробормотал мужчина, прикрывая ладонью еще чувствительные спросонья открывшиеся глаза. – Дамежан, опусти лампу.

– Про войну?

– Да нет. Добрый.

– Тогда чего как полоумный орал? Опять рана болит?

Мырзаш промолчал, а про себя подумал:

– Странно все это. Умудрился заснуть во сне, а двойной отдых не получился. Еще хуже уставший, чем был вчера вечером.

– Ты приляг бы еще на часок, – подошла и обняла супруга Дамежан. – Время только пять.

– Не получится. Сегодня моя очередь собирать мертвых у железной дороги. Председатель приказал до рассвета это сделать. Чтобы днем пассажиры поездов трупы не видели.

– Биссмилях! О, биссмимлях[20 - Биссмилях, Бiссiмаллаh (араб.) – О Господи!]! – прикрыв рукой рот промолвила казашка. – Кто эти несчастные?

– Говорят, что предатели Родины. Из стороны Астрахани и Шевченко[21 - Казахстанский город Шевченко на берегу Каспийского моря – ныне Актау] везут. В основном крымские татары, курды и чеченцы. Есть поезда чисто с немцами. Но не с фашистскими, а с нашими, советскими. Их предки получается еще при царе в Россию переселились. Там совсем нет мужчин. Одни лишь старики, женщины и дети.

– А зачем они умерших посреди степи бросают?

– Я так понимаю, что охранникам запрещено выгружать мертвых на станции Кандагач. Райцентр все же. Там же тысячи любопытных глаз. Вот их и вышвыривают на подъезде к городу. А наше отделение совхоза обязано хоронить…

Мырзашу было едва за двадцать, а он успел отвоеваться. Получил тяжелое ранение в живот. Осколок фашистского снаряда навсегда застрял у казаха в голове. В конце сорок первого его демобилизовали и он вернулся в родной аул. Мужчина был небольшого роста и плотного телосложения. С прекрасными и густыми, черными как смоль волосами, с выразительными миндалевидными глазами на широком и скуластом лице. Внешность, как и по-кавалеристки слегка кривые ноги, явно достались ему в наследство от предков – степных кочевников.

С красавицей Дамежан они поженились еще до войны. Прошло считай четыре года, а детей Всевышний им так и не подарил. Мырзаша настораживало то обстоятельство, что все семьи старших сестер его супруги тоже были бездетны. Но мужчина любил свою жену всем сердцем и решил смириться с этой участью. Вот только во сне ему все чаще и чаще почему-то стали сниться дети.

Вторую ночь подряд свирепствовала метель. И если в голой степи снегу не за что было зацепиться, то среди мазанок аула сугробов намело по пояс взрослому мужчине.

Восток – отделение совхоза “Пролетарский” – располагался на извилине речушки Уш карасу, в двадцати километрах от центральной усадьбы Аккемир. В принципе – глухомань. Если не считать проходящую рядом ветку железной дороги. К ней сейчас и направлялся Мырзаш.

Он ехал на санях, в которые запряг совхозного вола. Огромное почти белого цвета животное не только легко тащило широкие и тяжелые деревянные полозья, но и служило сейчас защитой от пронизывающего ветра со снегом. Мырзаш представил, как невидимый Всевышний распорол миллион пуховых подушек и пустил перья на растерзание вьюги.

Сквозь плотную завесу снегопада едва просматривалась прямая черная полоса двухметровой длины рог вола. Само же белое туловище быка полностью сливалось с окружением.

Никто точно не знает, когда и откуда в степи появились эти животные. Великаны были выше и потяжелей верблюдов. Если верить белобородовым аксакалам, на спинах огромных волов в начале века в Казахстан добирались переселенцы малороссы.

Искать умерших пришлось практически на ощупь. Их полностью занесло снегом. Лишь небольшие холмики посреди ровной белой степи выдавали расположение оставленных здесь трупов.

Мырзаш разгребал сугробы руками, доставал окоченевшие тела и складывал их штабелем на сани. Некоторые трупы были полностью голые. Другие раздеты до нижнего белья. И лишь единицы оставались одетыми в какие-то лохмотья. Видимо охранники побрезговали снять эти одеяния.

Едва склонившись над очередным сугробом, Мырзашу показалось, что он услышал детский плач. Он даже отпрянул.

– Этот сон меня и на яву уже преследует, – раздраженно выкрикнул и выматерился мужчина. – Из-за осколка в голове мне всюду дети мерещатся.

Но это был далеко не сон. Перевернув на спину исхудалое тело мертвеца, Мырзаш с ужасом обнаружил в крест на крест сцепленных руках старика едва шевелящегося ребенка.

– О, биссмилях! – невольно громко выкрикнул казах…

* * *

Нагруженные поленницей трупов сани Мырзаш спешно отвез на противоположный берег замерзшей реки. Гнал вола чуть ли не галопом. Остановился у подножья высокого и широкого холма. Наверху располагалось аульное кладбище, а внизу хоронили неизвестных. Здесь земля была песчаной. Даже в лютые морозы можно было легко выкопать яму. Но мертвецов с железнодорожных путей было так много, что их погребали в одной общей могиле.

Быстро освободив сани, Мырзаш выпряг и отпустил вола.

– Не заблудишься. Сам найдешь дорогу в хлев, – напутствовал он животное.

Уже полностью рассвело. Метель наконец утихла. Сквозь поредевшие облака показались солнце и кусочки голубого неба. Мужчина с оглядкой поспешил в сторону родной мазанки. В запазухе овечьего полушубка он прятал утреннюю находку.

Мырзаш ввалился в дом и с порога потребовал у жены водки:

– Дамежан, неси скорей арак.

– Сильно продрог? – по своему поняла его супруга. – Так у меня что получше имеется. Горячий чай и свежие лепешки.

– Да не мне, – загадочно произнес муж, спешно закрывая за собой дверь и со скрипом задвигая тяжелую щеколду. – Ребенку надо.

Женщина с открытым ртом застыла посреди комнаты.

Мырзаш распахнул овечий полушубок и осторожно положил на нары найденыша.