Энциклопедия наших жизней. Семейная сага. Наша доченька – Стэлла. Том 3. Зрелость

В первую очередь эти участки достались руководству этих предприятий, и только часть их – простым сотрудникам. В НПО участки распределили давно, где-то ещё в 1987 году. Но очень долго шло оформление земли и других документов. Когда в 1988 году подвели итоги, оказалось, что ряд участков "выпали в осадок", т. е. не были распределены.

В основном, это были крайние участки. Часть из них вообще утонула в торфяном болоте. Тем не менее, начался на предприятии ажиотаж. Оказалось, что сохранились списки тех, кто в своё время подавал заявления, но не получил участок. Было много и новых желающих. Всё это делалось шепотом, чтобы не устраивать на предприятии ажиотаж.

Поскольку я была, в общем-то, не маленьким начальником "в белом доме", я прослышала про эти участки от моей сотрудницы, и подруги – Виктории Яковлевны.

Проанализировав ситуацию, я "потянула проблему на себя". Я предложила себя в помощь, начала выверять списки, уточнять их и т. д. Постепенно как-то так получилось, что создалась активная группа, в которую я вошла от нашего "белого дома". Вообще-то это называется – "Без мыла…".

У нас на территории предприятия основные службы и цеха находились в большом кирпичном здании. А вычислительный центр, машиносчётная станция, и проектные лаборатории ОАСУ-ХИМ, располагались в новом корпусе, оштукатуренном, и побелённом. Его почему-то прозвали – "Белый Дом".

В общем, никто даже не удивился, когда в списках оказалась и моя фамилия.

И, даже, когда все собрались, чтобы тянуть номер участка, я оговорила условие, что активная группа имеет право выбрать себе участок, а не тянуть.

Естественно, я привезла домой план товарищества, на котором были обозначены свободные участки, и мы с детьми выбрали себе то, что нам понравилось.

Первый раз мы заехали в наше товарищество, возвращаясь с Ларисиной дачи.

Оказалось, что от неё до нашего участка – 60 км. Её дача – за Дмитровым, а наша – за Загорском. А Дмитров и Загорск где-то на одной линии от Москвы, и не очень далеко друг от друга. Таким образом, на Ларисину дачу можно было ездить через нашу.

Так вот, возвращаясь с их дачи на нашей машине (я, Виктор, Лариса, Олег и Танюшка), мы заехали в "ЯУЗУ – 2". Участки были уже обмерены и обозначены вбитыми колышками, на которых чернилами были выведены номера.

Мы долго лазали между кустарниками и пнями, пока не нашли свой участок.

Незадолго до этого, от предприятия собрали бригаду, даже оплатили им работу за то, что они должны были электропилами спилить деревья на всех участках. Так вот, они не только спилили, но и утащили себе на участки все стоящие деревья – на строительство, а похуже – на дрова.

Поэтому-то мы и застали только пеньки. Зато корчевать нужно было уйму маленьких корневищ и огромных пней. (Всего больше 100). Но это мы делали уже следующей весной.

Я писала Ёлочке в письме, в Дальнегорск.

Воскресенье. 11 сентября 88 г.

ЗДРАВСТВУЙ ДОРОГАЯ ЁЛОЧКА!

"……Теперь об участке. А теперь упоминается уже наш участок, который мы недавно получили. Ездили с папой туда 1 раз. Вырубили 1/4 часть участка – молодняка. Участок – сказка: сухой, около леска, рядом дорога. Лариса принесла кусты клубники. Мы их обмазали глиной (корни).

Я подвела – загудела по скорой в больницу. Мои родители – старички приехали в среду. Их не возьмёшь туда. Олег уехал на три дня с поездом «Турист» по маршруту Ленинград – Рига… Мила с приступами лежит от скорой до скорой. И папа (имеется в виду – Виктор) поехал один на дачу.

Надо выбрать место без пеньков, вырвать траву, вскопать грядку и посадить клубнику.

Сегодня он привезёт мне в больницу плащ (завтра домой поеду сама), и расскажет, что удалось ему сделать. Но я знаю, что он, когда захочет, может всё сделать отлично.

В этом году нужно будет поездить до заморозков, довырубить молодняк…

Если удастся – выкорчевать пеньки. Успеть посадить чеснок. А весной можно будет сажать полностью всё, что хочешь. Можно будет поставить палатку, и не убирать её. Или срочно делать хоз. блок. Если повезёт, то стройматериалы подорожают не с 89, а с 90-го года. Поэтому нужно успеть построится за следующее лето.

Пенсию новую будут вводить не скоро, так как в стране нет денег. Держать пенсионеров тоже особо не будут. Поэтому надо готовиться к пенсии. А как?

Все советуют дом ставить кирпичный – это вечный. Думаю, что брусовой нам не потянуть, а щитовой – холодный. Ссуду – 5 тысяч рублей дадут в январе. За зиму надо договариваться, а весной строиться. Юра уже строит планы, но пока не кончится суд, ему, естественно, не до этого………"

В этом году на участок мы съездили несколько раз. Пару раз с нами ездили дети. Работу организовали чётко. Виктор и Олег топорами срубали кустарник. Я и Эля охапками сносили его к дороге, и сжигали в костре за границей участка. Нам сказали, что если жечь на своей земле, она будет прокалена, и на ней уже ничего не будет расти. А вот зола это наилучшее удобрение…

Последний раз мы поехали на участок вдвоём.

Туда выделили на выходной служебный автобус. Места все были заняты, Зибаров даже сидел на перевёрнутом ведре.

Уже были первые заморозки. Где-то к полудню пошел мокрый снег. Все продрогли и решили уезжать домой раньше, чтобы не заболеть. Но народ собирался к автобусу очень долго. Если на участке мы работали, и в движениях согревались, то, придя в холодный автобус, мы медленно замерзали в своих мокрых курточках.

В этот год на дачу ездить было уже бесполезно.

Глава 8. 1989 год

Часть 23

Стэлла и Юра

В этом году переплелись три события:

1. Перестройка в стране.

2. Юра опять попал в неприятную ситуацию.

3. Витя уехал на полтора месяца на учебу в Ленинград.

Поскольку в письмах Виктору, в основном, я рассказывала о Юре, Стэлле, Екатерине Митрофановне и Людочке, а также о тревожной ситуации у меня на работе, в этой Главе я обе эти темы объединяю в один раздел.

В письмах – о том, что случилось с Юрой, а заодно и – Стэллой.

Выше уже упоминалось, как Юра на нашей машине съездил в Тутаево и перевёз какой-то чужой груз – ящик, который его пссажиру по фамилии – Панарин передали через какой-то забор.

"А ларчик просто открывался…".

За забором был завод, производящий дефицитные запчасти для автомашин. Воровство запчастей было хорошо организовано, и дело, в общем-то – поставлено на поток. Милиция Тутаева почему-то никак не могла "поймать лису за хвост". Велась слежка, устраивались засады. И всё впустую. Но рано или поздно, как говорится – "сколько верёвочка ни вейся…".

Прошло 9 месяцев, и, наконец, следствие вышло на группу «похитителей». Ими оказались – какой-то Борис, кладовщица – Ольга и москвич – Панарин, через которого груз переправлялся в Москву по назначению…

Эта троица смекнула – как выйти из дела чистыми. Они "согласились сотрудничать со следствием" (так, кажется это называется), и всё свалили на Юрия Викторовича Ануфриева, который в тот раз подрядился перевезти тот злополучный ящик.

Местные следователи связались с московскими. Те организовали у Юры дома обыск. Ничего не нашли. Но в убедительной форме посоветовали Юре и Стэлле, поскольку они были вместе – явиться в милицию г. Тутаева для беседы.

Всё, что было дальше – написано в жалобе Юры на имя Прокурора РСФСР.

И в жалобе Екатерины Митрофановны, направленной сразу аж в три инстанции: – Президиум Верховного Совета СССР, Прокуратуру РСФСР и на XIX Всесоюзную партийную конференцию.

Все письма, направленные в эти уважаемые инстанции ставились на контроль, особенно на Партийные съезды и конференции. Как всегда, сверху всё спустилось вниз, но отвечать по приведенным в жалобе фактам пусть даже нижним чинам, а отвечать-то надо. Жалобы то были написаны не на предмет, скажем – помилования, а – в жалобе Юры – "на незаконные действия со стороны работников, производивших предварительное следствие", а в жалобе Екатерины Митрофановны – "на противозаконные действия правоохранительных органов в отношении моего сына"…

Екатерину Митрофановну пригласил следователь, которому поручили разобраться с жалобами – к себе на собеседование.

А Стэлла во время слиняла в длительную командировку – в геологическую партию.