Жизнь как на ладони. Книга 1

– Ахти мне! – заголосила старуха так, что от её крика шарахнулся в сторону собиравшийся прокукарекать петух. – Никак это Тимка Петров! А разряжен-то, ну чисто королевич! Гляньте, люди добрые! Мы думали, что он в лесу пропал, а он целёхонек! Да с барином!

Она критически осмотрела Петра Сергеевича, сбавила тон и подскочила к повозке:

– Слышь-ко, барин, ты Маньке мальчонку не отдавай. Заест она его поедом, как пить дать заест.

– Поехали! – Пётр Сергеевич тронул возницу, и тот послушно натянул вожжи.

– Тимка! Гляньте, люди добрые, Тимка Петров! Живой и невредимый! – раздавалось со всех сторон.

Хотя Тимошка предполагал, что именно так всё оно и будет, но всё-таки не выдержал и спрятался за широкую спину своего названного батюшки.

– Вон он, наш дом, – показал мальчик на просторную крепкую избу в два этажа, – его мой дед Илья построил. Мы там все вместе жили, пока родители и дед от холеры не померли.

Пётр Сергеевич согласно кивнул и привлёк Тимошку к себе:

– Есть такая беда в России. Целые деревни от этой болезни вымирают. Самое обидное, что причиной тому – заражённая вода. Стоит только начать кипятить воду, и болезнь отступает.

– А ты смог бы вылечить маму и папу? – заглянул Тимошка в лицо доктору.

– Не знаю, – честно признался тот, – но обязательно попробовал бы. Я уже два раза ездил на холерные эпидемии. Один раз в Ростов Великий, а потом – в далёкую Среднюю Азию.

Повозка плавно остановилась у калитки, и Тимошка легко взбежал на родное крыльцо. Дверь была подперта поленом.

– Наверное, все на огороде, – предположил мальчик, – ведь пора картошку сажать.

Раздвигая заросли калины и бузины, Тимофей повёл Петра Сергеевича за угол дома, где у Петровых был большой огород.

– Муха! – обрадовался мальчик, когда ему под ноги с мяуканьем бросилась пёстрая кошка. – Муха, Мушенька, как ты тут без меня?

– Это ещё матушкина кошка, – объяснил он доктору. – Можно я её с собой возьму?

Пётр Сергеевич улыбнулся:

– Возьми. Будем надеяться, что Сима нас с ней не выгонит.

– Не выгонит, дядя Петя, – горячо прошептал Тимошка и прижал к себе худенькое кошачье тельце. – Небось, голодная. Тётка-то её не очень жалует.

– Доброго здравьица, барин. Дачу снять изволите? Это мы завсегда, со всем нашим почтением, – пропел из-за угла ласковый женский голос.

Тимошка вздрогнул: прямо на него, улыбаясь во весь рот и наскоро поправляя сбившийся платок, шла тётка Маня. Она льстиво согнулась и отвесила Петру Сергеевичу приветственный поклон:

– С сынком, барин, желаете въехать? Сынок-то у вас какой хорошенький – копия папашенька.

Она перевела взгляд на Тимошку, осеклась и стала как-то неловко, боком сползать по стене дома.

– Чур меня, чур, – закрестилась тётка, – ты же в лесу сгинул…

Она осмотрела Тимку с ног до головы и даже дрожащей рукой подёргала его за нарядную курточку.

– Не сгинул, как видите, – вежливо сказал Пётр Сергеевич. – Мы с Тимофеем, собственно, приехали за тем, чтобы сообщить вам, что я усыновляю этого мальчика.

От звука его голоса на бабу словно ушат холодной воды вылили. Она резко вскочила, подбоченилась и вздёрнула голову:

– А ты, господин хороший, кто таков есть, чтобы мне указывать?! Мой племяш! Что хочу, то с ним и делаю! Он мне ещё за хлеб-соль не отработал. Я его всю зимушку кормила, поила, лучший кусок от своих детей отрывала, сама недоедала. Не бывать такому, чтоб мои дети в деревне в навозе копались, а Колькин Тимка в барчуках в городе жил. Хочешь – бери себе вместо Тимки моего Кирьку. Или, вон, Катьку забери, она девка справная. Готовить, стирать тебе будет.

Тимошка даже зажмурился от ужаса: а ну как Пётр Сергеевич и впрямь передумает и усыновит Кирьяна или Катюху.

«Значит, так тому и быть, – вдруг вспомнил он мамину любимую приговорку. – Видно, не судьба мне…»

Но Петр Сергеевич, казалось, не обратил внимания на слова тётки. Он устремил на разъярённую женщину спокойный взгляд и тихо спросил:

– Как я понимаю, часть этого дома принадлежит Тимофею?

Баба замолчала, только глаза сузила от злости.

– Мы оставляем её вам. А это примите за потерянную корзинку.

Он вынул из кожаного портмоне новенький рубль, положил его на крыльцо:

– До свидания.

Пётр Сергеевич взял Тимошку за руку и уже совсем было собрался уходить, как вдруг мерное кудахтанье кур во дворе прервал детский крик:

– Спасите! Помогите! Умираю!

Все обернулись на этот отчаянный вопль и дружно ахнули: в калитку ввалился окровавленный мальчик лет семи.

8

– Убили! Кирьку моего убили! – птицей кинулась к мальчонке тётка Маня. – Кто тебя истерзал?

– Лиса! Меня лиса покусала!

Ребёнок, задыхаясь, хватался за мать окровавленными руками и как будто оправдывался:

– Я её и не трогал вовсе. Она сама из-за куста как выскочит и ну кусать, ровно бешеная!

– Бешеная! – тётка Маня вздрогнула, внезапно обессилев от страшной мысли.

– Бешеная… – эхом подхватил Тимошка и с жалостью посмотрел на Кирьяна.

Он хорошо помнил, как прошлым летом от укуса бешеной лисы погиб деревенский печник дядя Сеня. Умирал он долго и мучительно. Мальчишки бегали к его избе, заглядывали в окна и с замиранием сердца смотрели, как добрый и безобидный дядя Сеня клубком катается по полу и бьётся головой о ножки стола. Мама говорила, что при этой болезни люди не могут пить, поэтому её ещё называют «водобоязнь».

– Смотрите, ребятишки, без спросу в лес ни шагу, – предупреждала она Тимошку, Кирьку и Катьку, – от этакой хворобы ни один лекарь не вылечит. Да крепко запомните: ежели лиса или собака сама на людей бросается – быть беде.

Тимошке стало так жалко Кирьяна, что из глаз сами собой побежали непрошенные слезы. Хоть и вредный парень Кирька, нравный да капризный, но всё ж таки братушка – родная кровь.

– Мальчика необходимо срочно отвезти в больницу на прививочную станцию и привить от бешенства, – решительно сказал Пётр Сергеевич. – Занесите ребенка в дом. Я его перевяжу, я врач. Да поторапливайтесь, – скомандовал он тётке Мане.