Смертник

Со двора из окон вливался в сарай очередной рассвет. Шарил по углам, пытаясь отыскать что-то новое. Порыв ветра слетел по ступенькам, взъерошил стебли травы, торчащей в щелях и сдох у стенки мышеловки.

– Может, уже не имеет смысла ждать? – Красавчик не заметил, как задал вопрос вслух.

Зона молчала. Да сталкер и не ждал ответа. Однако ответ не замедлил последовать.

Когда на пороге возник темный силуэт, Красавчик не удивился. Свет падал человеку в спину, оставляя лицо в темноте.

Красавчику уже было все равно. Даже если бы это был Хромой, или кто-то еще из "Патриота", проделавший долгий путь для того, чтобы найти Красавчика и воздать ему по заслугам, как злостному мутанту. Равнодушно сталкер взирал на то, как человек неторопливо спускается по ступенькам.

Борода закрывала пол-лица. Глубоко ввалившиеся глаза настороженно ощупывали человека, запертого в мышеловке.

– Наконец-то, – проворчал Красавчик – у него с души свалился камень. – Смотрю, ты не торопился.

Глухарь не ответил. Он осторожно обошел мышеловку. У стены сарая скинул с плеч рюкзак и утроился рядом, не глядя по сторонам.

Красавчик поднялся, подобрал с пола флягу, положил в рюкзак. Открыл контейнер – туда отправился "шар Хеопса". Красавчик не видел, каким странным взглядом проводил исчезающий артефакт бородатый сталкер. Потом Красавчик встал, подцепил ремень автомата – вроде бы все.

– Это… он? – вдруг охрипшим голосом спросил Глухарь.

– А? – не сразу понял Красавчик. Потом до него дошло. – Он.

– Надо же, – Глухарь мотнул головой, словно ему жал воротник. – Везет тебе, Красавчик, везет.

– Как видишь, – он развел руками. – Везет.

– А говорили, нет его, не существует. А ты нашел.

– Ладно, – нахмурился Красавчик. – Хватит болтать. Выпусти меня.

Глухарь молчал.

– Глухарь!

– Ты сколько здесь сидишь?

– Неделю.

– Много. Вода когда кончилась?

– Три дня назад. Все? – Медленно закипала злость. – Допрос окончен? Выпусти меня.

– Знаешь, – не обращая на него внимания, продолжал Глухарь, – я твоей девчонке не поверил. Сначала. Думал, у нее истерика. Ну, такое в жизни пережить пришлось, вот и мерещится всякая фигня. Позвонил, по мобильному телефону, с Зоны – кто в такой бред поверит?

– Глухарь, потом поговорим.

– Нет, Красавчик, поговорим сейчас. Потом не до того будет. Сначала подумал, свихнулась девка. А потом смотрю на нее, и, знаешь – поверил. Думаю, чем черт не шутит. Тем более, когда этот черт – Зона. И поверил. Еще до того, как она парня в челюсть приложила. Здорово ты ее подкачал. Там, в "Приюте" стал к ней Хамса клеиться. Так она его без слов, с левой, так в челюсть приложила… Хорошая баба, твоя Ника, только дура.

Красавчик терпеливо ждал, пока Глухарь выговорится. Хозяин положения – ему и самый лакомый кусок.

– Теперь на твоей совести, Красавчик, еще одна жизнь. Которая, по счету, а? Пятая? Шестая? Или уже со счета сбился?

Красавчик молчал.

– Не хочешь спросить, кто пополнил твой список?

Красавчик подошел вплотную к стене мыльного пузыря и в упор уставился на Глухаря. Ему не хотелось верить в то, что нашептывал ему здравый смысл.

– Не хочешь. Оно и понятно. Уж не знаю, чем ты ее обаял. И не пожалел же девку, и так досталось ей выше крыши. Я вообще не понимаю, что за любовь такая – по собственной воле в петлю голову совать.

Ветер ворвался в сарай, загудел между уцелевшими в окнах осколками.

– Два дня назад в "Приюте" Лялька вдрыск нажралась. Сидит, водяру рюмка за рюмкой хлещет и молчит. И так весь вечер – никого к себе не подпускает. Я не выдержал. Говорю, хватить переживать, Лялька, вернется твой Красавчик. Так просто сказал, чтобы подколоть. А она вдруг как сорвется. Стаканом в стену запустила. Смотрит на меня – глаза бешеные. В хрен, говорит, твоего Красавчика, и в редьку – сколько их было и сколько будет этих Красавчиков. Нику, говорит, жалко. Хорошая девка была, добрая. А я, говорит, своими руками – и ладони мне под нос тычет – в Зону ее отправила. Ну, думаю, эпидемия началась бабского сумасшествия. Не приведи Зона, если передается воздушно-капельным путем. Я пошел потом, ночью, к тебе на квартиру. Нет там никого. Не отвечают. Ты ж знаешь, Ника практически безвылазно там с год просидела. Стучался, стучался – без толку. А Лялька, к тому же, сказала, что костюм ей свой отдала, со стриптиза, помнишь, ты еще доставал? Не знаю, что и думать. Не в Зону же она, в самом деле, потащилась? Я так думаю, руки она на себя наложила, твоя Ника. Девка с придурью была, так что, скорее всего, обрядилась в этот костюм и с петлю полезла. Девки они, знаешь, эффекты любят. Я вскрывать квартиру не стал. Пусть другой кто-нибудь найдет. Я мертвецов этих, не люблю. С тех пор… сам знаешь. Так что добавь в свой список еще одну душу.

– Ты какого черта сюда приперся, Глухарь? – поинтересовался Красавчик. Его колотило от злости. – Поговорить не с кем?

– Не с кем, – легко согласился тот. – Поговорить. А еще посмотреть.

– На что посмотреть?

– Не догадался еще? Врешь, догадался. Решил вот я дождаться, пока из тебя душа вылетит. Если вообще имеется у тебя она. Своими руками не смог тебя придушить, так Зона за меня расстаралась. Говорят, когда человек в мышеловке подыхает, она сдувается, напоследок выжимая его как мокрую тряпку. Вот и посмотрим, как это произойдет.

– Долго ждать придется, – тихо сказал Красавчик.

– Мне и недели не жалко. Ради такого зрелища.

– А не боишься, – Красавчик прищурился. – Что то, о чем я пока не болтал, станет известно всем? И не надейся на то, что Ника умерла. Я скорее поверю в то, что она в Зону пошла. Девушка крепкая. Может, покрепче тебя. Тогда тебе придется грех на душу брать – и ее тоже на тот свет отправить. Силенок хватит, Глухарь? Вот так от всей твоей болтовни одно говно и остается.

– Вот, Красавчик! Так я и знал, что этот вопрос всплывет. Сидел я тогда в баре, слушал, как твоя Ника мне мозги компостирует, а сам думал – ну когда же, когда она меня за яйца возьмет? Всю правду-матку мне в глаза врежет. Все хотелось в глаза ей посмотреть, как она говорить это будет. Девка, вроде, правильная, нелегко ей будет через себя переступить. Думаю, не мог ей Красавчик главного не сказать – наверняка, с этого начал этим и кончил. А девка, знай, языком молотит – деньги, долг и снова по кругу. Я ее даже переспросил – связь плохая была? Да, говорит, с трудом голос пробивался – шум, треск. Вот тогда я и понял – ты-то, может, и сказал, только не расслышала она не фига из-за шума. А, Красавчик? – Глухарь подмигнул. – Как тебе такой расклад? Ничего не знает твоя Ника, если жива вообще. Так что наша тайна с тобой и умрет.

С трудом сдерживаясь, Красавчик переваривал сказанное.

– Отвернулась от тебя Зона, Красавчик. Как баба продажная отвернулась. И язык еще напоследок показала.

– Оставь свой словесный понос при себе, Глухарь. Рассчитываешь шарик раритетный после моей смерти получить, так и скажи.

– Ага, вот только об этом ты и думаешь. Как бы зелени побольше срубить. Не срубил еще всего бабла? Сколько ж тебе надо, для полного счастья?

– Так не думай, Глухарь, – Красавчик его не слушал. – Не получишь ты шарик. И не надейся.

– Ты знаешь мою позицию. Себе его оставь. Я раритетов с Зоны не выношу. Так, по пустякам. Чего тут на каждом шагу попадается, мелочь всякую. Чтоб с голоду не помереть. И на выпивку чтоб хватило.

– А попадались тебе эти раритеты?

Глухарь не ответил.

– Такие вещи должны в Зоне оставаться, – веско сказал он. – Наши ученые пока додумаются, чего там и как, так всю планету разнесут к чертям собачьим.

– О планете беспокоишься? – улыбнулся Красавчик.