Смертник

– Кому-то ж надо…

– В "Патриот" иди. Они тоже о планете пекутся. Ах… забыл я. Неловко тебе к ним обращаться, да, Глухарь?

– Ха. Надеюсь, это будет последняя мысль, которую ты унесешь с собой в могилу.

Красавчик не выдержал. Вскинул автомат и нажал на спусковой крючок. Мелькнула последняя надежда, что Глухарь выстрелит в ответ. И тогда, может быть?..

Выдержки Глухарю было не занимать.

Красавчик видел, как он инстинктивно дернулся, уходя с линии обстрела. Как выставил вперед автоматный ствол, готовый начать стрельбу. Но не начал. Опустил оружие, с интересом наблюдая за тем, как плющатся о стенку мыльного пузыря пули, как осыпаются вниз свинцовым дождем.

– Напугал, – перевел дух Глухарь и занял прежнее место.

Долгое время стояла тишина.

Красавчик устроился у стены, не сводя глаз с Глухаря. Тот достал из рюкзака флягу и, не стесняясь, долго и со вкусом пил. Потом утерся рукавом и улыбнулся.

– Что ты будешь делать, когда Ника, действительно, придет? – Облизнул потрескавшиеся губы Красавчик. Он задал вопрос от бессилия, не надеясь на ответ.

– Не придет, – устало ответил Глухарь и вздохнул. – У тебя над головой, наверху, в деревне, контролер завелся. Мне он, знаешь, не страшен. Так что не жди напрасно, Красавчик. Никто к тебе не придет…

НИКА

Вся ночь поместилась между вдохом и выдохом.

Закрывала глаза, стояла темень – и вот уже сквозь сомкнутые веки пробивается свет. Но не он разбудил Нику. До нее долетел низкий, угрожающий рык и она рывком села.

Скорее всего, этого делать не стоило. В нескольких метрах от нее стояла, прочно утвердившись на мощных лапах огромная слепая собака. Белели в полутьме закрытые пленками глаза. Черная морда, лишенная шерсти, морщилась, обнажая искривленные клыки. Челюсти плотно прилегали друг другу, так, что зубы шли внахлест. Вырваться из такой пасти можно было одним способом – оставив куски собственной плоти.

Ника смотрела на собаку, приготовившуюся к прыжку снизу вверх – морда нависала над ней. Девушка не шевелилась, боясь, что любое движение окажется той последней каплей, которая переполнит чашу собачьего терпения.

Ника опустила глаза, отыскивая оружие. Оно не замедлило обнаружиться. Вот поспала, так поспала. Автомат лежал между ней и тварью с правой стороны. То же касалось и пистолета, предусмотрительно положенного с вечера под руку. Видимо, первый раз за четверо суток Ника провалилась в такой глубокий сон, что отфутболила оружие подальше от себя. И правильно, пусть спать не мешает.

Нечего и думать о том, как бы дотянуться до оружия. Вряд ли собака согласится подождать, пока она возьмет его в руки и выстрелит в слепую морду. Оставалась надежда на нож, спрятанный за поясом. Она скосила глаза, пытаясь определить, сможет ли быстро выхватить его. С ним тоже не повезло, рукоять надежно скрывалась за курткой.

На каждое движение тварь реагировала болезненно. Короткие уши стояли торчком, улавливая малейший шум, идущий от человека. Собака пригнулась. Бока, лишенные шерсти, раздувались и опадали, обнажая частокол ребер, покрытый черной лоснящейся кожей. На розоватых деснах выступила слюна. Собака глухо рычала. Но, как ни странно, с места не двигалась.

Что помешало ей вцепиться горло спящему человеку, Ника не знала. Чем дольше длилось непонятное противостояние, тем яснее становилось, что тварь не позволит ей пошевелиться. Рано или поздно собаке надоест. Но, черт побери, как не хотелось нарушать шаткое равновесие!

Девушка медленно – настолько, насколько смогла – подняла правую руку и развернула открытой ладонью в сторону собаки, демонстрируя мирные намерения и одновременно отвлекая внимание от левой руки.

Оскал слепой твари стал шире. Грозное рычание перешло в хрип.

В нелепой позе с поднятой рукой Ника просидела минут пять, если не больше. Еще медленней, чем поднимала правую, левую руку девушка положила на боковой карман куртки. Оставалось поддеть его и вытащить из чехла нож.

Собака тоже не теряла времени даром. Так же медленно она продвигалась вперед, и теперь их раздело от силы метра два.

Не успеть, никак не успеть. Девушка уже видела, как несется к ней обтянутое мышцами тело, как смыкаются на шее страшные челюсти. Как захлебывается она собственной кровью, пытаясь столкнуть тяжелое тело, бестолково нанося удары ножом, во что попало.

«Нет, не успеть», – с безнадежной мыслью Ника коснулась рукой пояса.

И тогда собака дернулась.

– Собака, – вырвалось у Ники от страха. – Хорошая собака!

Рука запуталась в складках куртки – что ни говори и села неудобно. Знай, с чем придется столкнуться, устроилась бы по-другому.

При звуках человеческого голоса тварь повела себя еще более странным образом. Вдруг разгладилась кожа на морде, закрывая десны и клыки. Черный влажный нос пошевелился, втягивая воздух.

– Хорошая собака, – повторила Ника, не понимая, почему до сих пор жива. – Ты хорошая собака. Я не сделаю тебе плохо… Слышишь, собака? А ты не делай плохо мне, хорошо? Ты же хорошая собака, да? Хорошая, я знаю…

Она нащупала рукоять и вытащила из чехла нож.

Дальше стали происходить и вовсе непонятные вещи. Гроза Зоны встрепенулась. Напряженные мышцы, клубками перекатывающиеся под кожей расслабились. Собака мотнула обрубком хвоста из стороны в сторону и пошла на Нику.

Это была сука. Вытянутые треугольники сосков сочились влагой.

Сжимая в руке нож, девушка ждала.

Задевая хвостом бока, собака подошла вплотную, и ткнулась мокрым носом в открытую ладонь. Шумно вздохнула, как вздохнул бы человек, вернувшийся домой. Из приоткрывшейся пасти выкатился язык и лизнул руку.

– Собака. – Потрясенная до глубины души, Ника несмело коснулась уродливой морды. Собака боднула ладонь и снова лизнула. – Хорошая собака, ты такая хорошая собака.

Девушка сорвала клапан с банки тушенки не для себя – она съела пару кусков и больше в горло не лезло. Остальное она отдала слепой собаке, ловившей каждое ее движение. Огромная черная тварь не заставила себя упрашивать. Она честно пыталась подцепить зубами угощение. Пожалуй, ей проще было бы проглотить банку целиком. Наконец Ника не выдержала – перевернула банку, вытряхнув содержимое прямо на доски. Дальше дело пошло быстрее.

Чуть позже Ника остановилась у входа в лаз, вглядываясь в черноту колодца, заполненного маслянисто блестящей водой. Собака не отставала. Она ткнулась мордой пониже спины.

– Никакая ты не собака, – сказала Ника, едва удержавшись на ногах. – Ты лошадка. Только маленькая.

Она погладила собаку по морде, стараясь не касаться закрытых пленками глаз.

– Прощай, пора мне.

Вскоре девушка выбралась из лаза и направилась вдоль забора, огибая скрытую в зелени деревню. Как она и предполагала, сразу за поворотом начиналось шоссе, ведущее в сторону Боровой. В зарослях у асфальта, пробитого корнями деревьев, Нику ждал сюрприз.

Сюрприз сидел на траве, пялил на девушку бельма слепых глаз и в радостном нетерпении перебирал лапами.

– Ничего себе, – удивилась Ника.

При звуках ее голоса собака всхрапнула и заструилась к ней навстречу. Мышцы перекатывались под черной блестящей кожей.

– Как это понимать? Ты что, собралась со мной? А, собака?

Собака ткнулась в бок и затихла, нарываясь на ласку.

– Понятно. Как хочешь. Была ты ничья, собака. Теперь будешь моей, да?

Ника вздохнула и пошла по шоссе, перепрыгивая через провалы. Черная собака бежала следом.