Кавалергардский вальс. Книга четвёртая

Чернышёв присвистнул.

– Да, – подтвердил Охотников, – Это тебе не де Рибас и даже не Витворт. Тут в руках все сведения по обстановке в городе! Помнишь, ты рассказывал, как по пьяни орал на улице: «Долой императора! Спасём Отечество»? Думаешь, почему тебя до сих пор не арестовали? А почему до сих пор не прикрыли подозрительные музыкальные вечера в доме Жеребцовой? Потому что Павел об этих фактах просто ничего не знает! Понимаешь? Военный губернатор, по всей видимости, фильтрует доклады государю так, как ему самому нужно. Пален – это самое надёжное прикрытие для заговорщиков. Это их главный козырь!

Друзья помолчали, «переваривая» эту догадку. И Алексей прошептал:

– Чернышёв, тебе ещё не страшно?

Большая Морская улица,

доходный дом А. Перетца

Военный губернатор Петербурга граф Пётр Алексеевич фон дер Пален, сидя у камина, сосредоточенно читал исписанный витиеватым почерком лист. Прочтя последнюю строчку, он хладнокровно отправил бумагу в камин и внимательно проследил, чтоб та сгорела дотла.

Потянул шнурок тяжёлого кожаного кошелька, лежащего перед ним на столе; вытянул двумя пальцами золотую английскую монету, покрутил в руках и бросил обратно. Неторопливо поднялся. С помощью тайного рычага открыл в секретере потайной ящичек, куда надёжно спрятал кошелёк. Затем вернулся в кресло, вытащил из камина тлеющий кусок дерева, раскурил трубку и погрузился в размышления.

Несмотря на привилегированность своего нынешнего положения, фон дер Пален не чувствовал уверенности в завтрашнем дне; всё решает взбалмошный нрав императора! Сегодня ты с золотыми погонами, а завтра – чьё-то одно неосторожное слово – и ты уже шагаешь босой по болотистой дороге с деревянной колодой на шее. Да и Курляндское губернаторство он не забыл. Все четыре года Пален вынашивал идею мести. И искал, чьими бы руками осуществить эту месть?

А тут такое везение: Павел наступил на хвост «английской гидре»! И интересы Палена внезапно совпали с интересами Сент-Джеймского кабинета! Под самым носом у Павла военный губернатор Санкт-Петербурга незримо руководит заговором, подбирает нужных людей и сводит их друг с другом. Английские золотые монеты сыплются на него дождём. Как паук, плетёт он свою паутину, медленно, не торопливо, вплетая в неё человеческие жизни, растягивая сеть всё шире и подбираясь к жертве всё ближе…

Англичане любят говорить про себя, что Англия во все времена проигрывала все сражения, кроме последнего. Как раз сейчас и наступает момент «последнего сражения». Англия будет готова пойти на всё, чтобы постараться сохранить мир с Россией. И, если основная помеха ей в этом – российский император, то она не видит причины, чтобы не устранить её, как любую другую из помех.

В письме, что догорало в камине, Витворт предлагал план, согласно которому надлежит арестовать Павла и заставить его отречься от престола в пользу его старшего сына Александра. Условием ареста должно послужить тяжёлое состояние здоровья императора, а именно, безумие.

Граф Пален усмехнулся; никакой фантазии у этих англичан! Идея о безумном монархе, вместо которого правит регент, была оправдана их собственным опытом; нынешний король Великобритании Георг III был душевнобольным и содержался в Вифлеемской психиатрической больнице, известной как Бедлам. А страной фактически управлял его сын. И это был не единичный случай регентства в Европе на тот момент; в Дании с 1784 года в царствование короля Христиана VII (признанного безумным) тоже правил регент.

Пален выпустил в потолок кольца дыма. Объявить Павла сумасшедшим не составит большого труда; уж слишком он накуролесил за короткое время правления и начудил. И, если Сент-Джеймский кабинет готов субсидировать эту линию, то, пожалуйста, Пален готов её поддержать! Хотя знает, что Россия – совершенно отличное от других государство, и европейские штампы, предлагаемые тупыми английскими лордами, здесь не пройдут. Павел ни за что добровольно не отдаст власть сыну, в каком бы безумии его не обвинили!

Губернатор принимал английские талеры, и предпочитал иметь свой взгляд на решение данной проблемы, но пока держал его в секрете от всех.

1800 год март-апрель

Санкт-Петербург

В конце марта в Петербург вернулся великий князь Константин Павлович, а точнее, был доставлен в карете адъютантами в бессознательном состоянии от алкогольного опьянения.

Возвратившись из Дубровиц со злополучной свадьбы Варвары Николаевны в Тверскую гостиницу, цесаревич неделю беспробудно пил у себя в номере, круша посуду и мебель. Ситуация адъютантам уже была знакома, и они действовали по налаженной схеме; дождались когда Константин свалится с ног, спеленали его в простыни, как ребёнка, и погрузили в карету. По дороге в столицу цесаревич ругался, плакал, приказывал останавливаться в каждом придорожном кабаке, где вновь напивался и падал без сил.

У себя дома в Стрельне, оклемавшись, Константин Павлович во всех своих бедах обвинил жену Анну Фёдоровну и избил её так, что та со слезами бросилась в ноги к свекрови с отчаянной просьбой о разводе с опостылевшим ей супругом!

Императрица в разводе отказала категорично. Но сжалилась над снохой и, дабы не выносить сор из избы, отправила Анну в Царское село, чтоб бедняжка смогла пожить там отдельно от мужа, и в стороне от любопытных глаз залечить синяки и кровоподтёки.

Константин же имел неприятный разговор с отцом. В результате устроенной сыну хорошенькой взбучки, Павел официально приставил к нему двух конвоиров-соглядатаев, которые обязаны были удерживать великого князя от принятия алкоголя.

А, чтоб цесаревич не маялся дурью, император загрузил его работой, заставив ежедневно инспектировать полки и докладывать об исполнении ему лично.

Зимний дворец

Павла не покидало чувство тревоги. Всё идёт наперекосяк! Кругом одни разгильдяи и предатели! Сыновья – оболтусы; от них никакой поддержки в делах. Один себе на уме; не знаешь, что от него ждать? Другой – пьяница и дебошир!

Союзники кинули его в войне, ободрав, как липку! А англичане, самым наглым образом заняли остров Мальту, который он считал участком Российской империи. И этого оскорбительного выпада он им ни за что не простит!

В армии бардак! Фельдмаршал Суворов, которому он безгранично доверял, оказывается за его спиной вершил противоуставные делишки. В гневе подписав приказ об отставке Суворова, Павел теперь ежедневно на Совете замечал на себе косые взгляды генералов. Все, все его ненавидят…

С угрюмым лицом Павел метался по покоям, как загнанный в клетку дикий зверь. К нему осторожно вошёл Растопчин. Он протянул распечатанный конверт и взволнованно прошептал:

– Перехваченная депеша Витворта английскому правительству.

Павел нервно выхватил листок и пробежал его глазами. Среди строк, в которых посол описывал события при Российском императорском дворе, в глаза ему бросилась фраза «… император буквально не в своём уме». Павел сразу раскусил далеко идущий замысел этого намёка и побагровел от возмущения. Вот, значит, как?!

– Ах, это я не в своём уме?! – воскликнул он, в ярости брызжа слюной, и комкая в руке бумагу, – Ну, я им устрою! Я им покажу, кто не в своём уме! Они у меня ещё попляшут. А этого лондонского щелкача немедленно вон страны! Выслать к чёртовой матери! Сегодня же! Сейчас же!

Конечно, «сегодня же» Витворт не уехал из России; он подчинялся, прежде всего, своему королю и обязан был дождаться письменного отзыва на родину от Сент-Джеймского кабинета, куда Павел незамедлительно направил гневное письмо с требованием отозвать нынешнего посла домой, в Великобританию и не присылать взамен НИКОГО! От такого резкого заявления в Лондоне все напряглись.

Чарльз Витворт в Петербурге мгновенно впал в немилость; по распоряжению Павла ему было отказано в посещении Зимнего дворца, а так же в нанесении частных визитов в дома столичной русской аристократии. От Витворта в Петербурге все шарахнулись, как от чумы, боясь быть замеченными в связи с врагом императора.

Единственное место в Петербурге, где опальный английский посол мог найти себе приют, теперь был дом на Английской набережной беззаветно преданной ему Оленьки Жеребцовой.

дом О. А. Жеребцовой

Ольга лежала на груди у Витворта с опустошённым взглядом:

– Что же теперь будет, Шерли?

– Мне придётся уехать из России.

– А как же я?! – глаза её стали прозрачными от слёз, – Что я буду делать здесь без тебя? Как я буду жить? Возьми меня с собой!

Витворт напрягся; вот ещё новости!

– Я не могу, – начал он и тут же поправился, – Я не могу так рисковать тобой, любимая. Павел подозревает во мне заговорщика, поэтому мы не можем поехать вместе, ты сразу попадёшь под подозрение. И тебе будет отказано в выезде.

Ольга доверчиво внимала ему, глотая слёзы:

– Хорошо, я выеду позже; допустим, через неделю, чтобы не вызывать подозрений.

Витворт сдержано поджал губы; легко влюбить в себя женщину, но трудно потом от неё избавиться:

– Милая, я тронут твоей преданностью, тем, что ты не хочешь оставить меня в трудную минуту.

– Но ведь я люблю тебя! – искренне призналась она.

– Значит, ты готова пойти со мной до конца?

– Конечно! – отчаянно кивнула Ольга, – Я с тобой до конца.

– Но для нашего дела очень важно, чтобы ты пока оставалась в Петербурге.

– Нет! Я не останусь тут одна, без тебя!