Матовая сеть. Книга четвёртая

– Пойди сюда, – велела Анна, протягивая ей гребень.

Это означало, что она оказывает честь Лопухиной причесать себя и соорудить причёску. Наталья Фёдоровна встала позади кресла и принялась ловко орудовать гребнем. Волосы Анны Иоанновны были густые и длинные. И частенько, доверившись какой-нибудь фрейлине, она вскрикивала от боли и нещадно лупила по рукам неаккуратную девку, прогоняя прочь. Но Лопухина была мастерицей. Она умела аккуратно расчёсать волосы и сделать замысловатую модную причёску, при этом ещё тихонечко стрекотала над ухом, рассказывая городские сплетни или же уморительные истории. За что и была любима императрицей и вхожа в её ближайший круг.

Пока Наталья колдовала с её волосами и болтала, Анна Иоанновна смотрела на отражение в зеркале и невольно сравнивала себя с Лопухиной. Ведь Наталья младше её всего на шесть лет (ей нынче стукнет сорок), а она, чертовка, хороша и свежа как молодка! Кожа у ней гладкая, бархатная. Волос золотой, глаза живые синие, а брови – чёрные дугой. Наряды у неё всегда по последней моде, и сидят, как влитые. Недаром, плутовка, при живом-то муже и восьмерых детях, ещё ухитряется любовь крутить с Левенвольдом. Все про это знают, а ей – хоть бы что!

– Брови мне нарисуй, – попросила Анна, – Чтоб, как у тебя были!

Закончив работу, поправляя локон на плече императрицы, Наталья Фёдоровна томно вздохнула:

– Ах, Ваше величество! Какая красота!

Анна Иоанновна, посмотрев в зеркало, осталась довольна. В ответ Лопухина, складывая в шкатулку булавки и шпильки, как бы невзначай, заметила:

– Ваше величество, я за супруга своего Степана Васильевича просить Вас хочу. Он ведь по морскому делу у меня. Медали и отличия имеет. А всё при дворе, да при дворе. Может, найдётся в адмиралтейской коллегии какое хорошее местечко? Он бы себя проявил на благо и величие империи. Отплатил бы усердием и трудом, а того паче глубокой преданностью Вашему императорскому величеству.

Анна Иоанновна надменно повела нарисованной широкой бровью. Ну, Наташка! Пройдоха, хитрая лиса! Наверняка вчера с Левенвольдом кувыркалась; выведала, что какая-нибудь должность в адмиралтействе освободилась, вот и торопится уже за супруга похлопотать. А вслух произнесла:

– Подумать надо. Ты покудова прошение в Сенат напиши. Герцог Курляндский его рассмотрит на досуге.

– Спасибо, Ваше императорское величество, – низко поклонилась Наталья Фёдоровна, – Век не забуду Вашей доброты. Ежедневно бога молю за ваше благополучие.

– Моли, моли, – согласилась Анна и махнула рукой, – Ну, полно. Ступай.

Лопухина вышла от государыни и, покачивая фижмами, гордо прошествовала мимо столпившихся возле входа в покои сановников с бумагами на подпись императрице. Все они, как один, проводили её пристальными взглядами. Кому-то из них она лукаво подмигнула, сверкнув чёрной мушкой в виде кораблика, приклеенной к щеке. Кому-то подарила благосклонную улыбку ровных, жемчужно-белых зубов.

Наталья Фёдоровна по-прежнему слыла при дворе первой красавицей и законодательницей мод. К её услугам были дома лучших портних и шляпниц города. И при дворе никто не мог превзойти её по мастерству соблазна: куда приклеить мушку, как держать веер, куда приколоть цветок, чтоб без слов дать кавалеру понять о своих желаниях на сегодняшний вечер и даже обозначить время и место тайного свидания.

Сейчас, проходя мимо Левенвольда, Наталья кокетливым жестом погладила пальчиком рубиновую брошь на лифе платья. И вышла в коридор. Левенвольд с полувзгляда понял этот намёк, и тут же устремился за нею следом. Он нашёл её за колонной, огляделся и приблизился, взяв за руку.

Заслонив себя и его широким веером от случайных глаз, Наталья Фёдоровна прошептала:

– Государыня разрешила написать прошение курляндцу, – и тут же извлекла из корсажа свёрнутое трубочкой письмо, – Держи.

Тот перехватил письмо и мгновенно спрятал его за широкой манжетой:

– Постараюсь сегодня же отдать. Но не обещаю, что вопрос решится быстро. Сама знаешь, Бирон не любит облагодетельствовать тех, от кого ему нет собственной выгоды.

– Я потерплю, – смиренно согласилась Наталья, – Хоть и прискучило слушать его каждодневные стенания. Когда пристраивала его к камергерскому ключу, думала – выхлопотала тёплоё местечко. А ему, видишь ли, зазорно в спальниках ходить. Ему адмиралтейскую коллегию подавай!

– Присутствие в коллегии не обещаю, – покачал головой Левенвольд, – Хотя бы должность кригскомиссара.

– Пусть хоть кригскомиссара, – Лопухина привстала на цыпочки и сладко поцеловала его в щёку.

Рейнгольд в порыве страсти, обхватил её за талию и прижал к себе:

– Придёшь сегодня? – пылко прошептал на ухо.

– Не знаю. Пришлю записку.

И она нехотя высвободилась из его объятий. Левенвольд послал ей воздушный поцелуй и вернулся в зал – дожидаться приёма императрицы.

Анна Иоанновна, проводив Наталью, уселась за стол, оправила рукава и дала приказ – впускать просителей.

Первым в покои вошёл Артемий Петрович Волынский. За последние три года он сделал головокружительную карьеру при дворе. После смерти Ягужинского Бирон взялся подыскивать новую кандидатуру на освободившийся пост кабинет-министра. И Миних посоветовал ему обратить внимание на Волынского; с его точки зрения, тот геройски проявил себя при осаде Данцига, был умён и честолюбив, обладал такой же неуёмной кипучей жаждой деятельности, как и сам Миних, чем и приглянулся фельдмаршалу.

Бирон тоже знал Волынского с выгодной стороны; с 1732 года тот заведовал императорскими конюшенными заводами. А, поскольку Бирон был большим охотником до лошадей, вся служба Волынского была под его влиятельным надзором. И за эти годы Артемий Петрович не ударил в грязь лицом и своим рвением и стараниями заслужил преданность фаворита.

После польского похода Волынский был пожалован в обер-егермейстеры. И, поскольку Анна Иоанновна и фаворит испытывали большую страсть к охоте, то Волынский в угоду им превратил царское развлечение в целое придворное ведомство.

Выдвигая Волынского на должность кабинет-министра, Бирон, как всегда, рассчитывал в лице нового кандидата приобрести опору против Остермана. И Волынский в первый же год нахождения в новой должности не обманул его ожиданий. С его появлением сложившаяся практика работы Кабинета стала меняться. Волынский перетянул на свою сторону князя Черкасского и скоро стал играть главную роль на заседаниях Кабинета министров и в отношениях с государыней. В 1739 году он стал единственным докладчиком у императрицы по делам кабинета, вырвав эту привилегию у Остермана.

После доклада Волынского к государыне были допущены остальные просители. Обмакивая перо в чернильницу, Анна Иоанновна старательно ставила подпись на поднесённых ей бумагах, даже не вчитываясь в содержание. Времена, когда она опасалась обмана и изучала досконально каждый документ, прежде, чем поставить на нём подпись, давно миновали. Тревоги унялись. Душа успокоилась. За девять лет правления она уверилась в преданности своих неизменных советчиков. Теперь она свою обязанность сводила лишь к тому, чтоб отследить, чтобы на просительном документе стояла виза Бирона или Остермана о согласовании данного вопроса с их персоной. И, если таковая была, то императрица смело ставила свой вензель. А, если виза отсутствовала, то просительная бумага решительно отметалась ею и отправлялась к Бирону на рассмотрение.

Быстро окончив дела, императрица велела закладывать карету, чтобы ехать в манеж. Обычно, к этой минуте карета уже ждала её у парадного подъезда, оттого, что ежедневный распорядок дня государыни был всегда одинаков.

– И скажите Анне Леопольдовне, что она едет со мною, – велела она, поднимаясь.

После той оказии, что случилась у принцессы с саксонским посланником Линаром три года назад, государыня с племянницы глаз не спускала. Принцесса жила теперь в стенах дворца под неусыпной охраной: ни один её шаг за пределы комнаты, ни один визит к ней или же её к кому-то, не совершались без разрешения тётушки. Удаляясь из дворца, Анна Иоанновна всюду брала племянницу с собой, чтобы та неустанно была у неё на виду.

Так что теперешнее положение Анны Леопольдовны при дворе вполне справедливо можно было расценить, как тюремное.

Впрочем, она не сетовала и не бунтовала против такого произвола. Тяжело переболев разлукой с Морицем, принцесса совершенно замкнулась в себе. Полное безразличие стало её постоянной маской; иногда его сменяло раздражение. Анна совсем перестала улыбаться. На ассамблеях и куртагах сидела в полном молчании с опущенным лицом, без движения, напоминая ледяную статую.

Она утратила интерес к развлечениям и даже редко выходила на прогулки. Её перестали волновать наряды и драгоценности. И, если не было нужды выхода в свет, Анна по нескольку дней подряд пребывала в покоях, не вылезая из постели, не одеваясь и не причёсываясь. При этом не пускала к себе ни камеристок, на даже фрейлин. И не желала ни с кем разговаривать.

По-прежнему, единственной подругой при ней оставалась фрейлина Менгден. С большим трудом Юлии удалось вернуть себе расположение принцессы после страшной размолвки. Целый год Анна дулась на неё и гнала от себя прочь. Но Юлия с небывалым терпением и покорностью сносила все скверные выходки принцессы и не оставляла её одну.

Сперва Анна, стиснув зубы, нехотя терпела присутствие Юлии, гневалась и срывалась на неё по каждому пустяку, вымещая обиду за предательство. Но со временем боль поутихла. И между подругами мало-помалу стало постепенно возрождаться прежнее доверие. Пока, наконец, не произошло полное примирение.

Помирившись с Юлией, Анна призналась ей, что после пережитого душевного потрясения она до ужаса боится оставаться одна в покоях, особенно ночью. И с тех пор Юлия почти не удалялась в отведённые ей комнаты, так как Анна разрешала ей завтракать и обедать вместе с нею, а также ночевать в своих апартаментах; одним словом, быть неотлучно рядом.

Все эти особенности поведения принцессы, разумеется, бурно обсуждались в дворцовых кулуарах. Придворные за глаза считали Анну Леопольдовну чудаковатой. Были даже такие, кто старался приписать тесным дружеским отношениям принцессы с фрейлиной некий неприличный подтекст. А царевна Елизавета Петровна в своём кругу называла Юлию Менгден «Жулькой», намекая на то, что она, по сути, исполняет роль комнатной собачки при принцессе. И это меткое прозвище быстро распространилось при дворе и накрепко прилипло к фрейлине.

Принц Антон-Ульрих по-прежнему жил при русском императорском дворе. Два года назад он принял участие вместе с войсками Миниха в штурме Очакова. И заслужил похвалу фельдмаршала. Миних отписал императрице, что принц вёл себя храбро и мудро. И в дальнейшем из него может выйти хороший генерал.

В действительности, Миних, как всегда, желая доставить удовольствие государыне, приукрасил ситуацию. Антон-Ульрих изъявлял большое желание участвовать в сражениях, но особых военных талантов при этом не демонстрировал. И Миних так и не понял, что представляет собой этот юноша; за глаза он называл его «ни рыба, ни мясо». В походе же он надоел до горечи фельдмаршалу, досаждая расспросами о том, какого покроя и цвета перчатки лучше всего подошли бы к форме гвардейцев его полка. Его кирасирский полк так и не удостоился участия в военных сражениях в Турции. А сам принц всё это время состоял при Минихе волонтёром, так как фельдмаршал счёл такое положение наиболее удобным во избежание неприятностей.

Возвратившись из похода, тем не менее, принц получил тёплый приём и поздравления из уст самой императрицы. Анна Иоанновна даже прилюдно поцеловала его в обе щеки.

Но принцесса Анна осталась равнодушна к подвигам, приписываемым жениху. Она провела пару вечеров с Антоном-Ульрихом за карточным столом, перебросившись несколькими незначительными фразами. А всё остальное время скрывалась от него в покоях, сказавшись больной.

Вскоре принц отбыл вновь в расположение армии и вышел в поход на взятие Перекопа. Но поход этот закончился поражением. И Антону-Ульриху так и не довелось совершить героических подвигов, чтобы поднять авторитет в глазах неприступной русской принцессы.

В начале года, возвратившись из неудачного похода, принц вернулся к прежней жизни, а именно: днями муштровал солдат своёго кирасирского полка, а вечерами коротал время за карточными играми при дворе в обществе императрицы, и изредка – Анны Леопольдовны.

Императорский манеж

В манеже государыню с племянницей поджидал Бирон.