Оберег на любовь. Том 2

Ближе к рассвету я почти освоилась в новой компании, и, в целом, ребята мне понравились. Обычно я стараюсь не торопиться делать скоропалительные выводы при распознавании новых характеров. А тут, поди ж ты, за несколько часов разобралась! Впрочем, мне не надо было сильно напрягаться, все персонажи как на ладони – видно, это романтика ночи способствовала атмосфере коллективного доверия и открытости.

Знакомы они были давно. Алена заправляла друзьями и слыла хозяйкой положения неспроста. Она со смехом мне заявила: «Мне на базе все можно! Я ж ветеран». Так повелось, что мать Алены с наступлением сезона отправлялась в длительную командировку, прихватив с собой дочь – и… до самой осени! В городе она работала рентгенологом при больнице скорой помощи, а здесь официально исполняла обязанности фельдшера. Впрочем, при необходимости могла провести диагностику как квалифицированный доктор, но чаще всего ей приходилось оказывать помощь профессиональной медсестры, поскольку ушибов, заноз, открытых ран, укусов насекомых, вывихов и растяжений связок здесь, в горной местности, было не счесть. По ходу службы на турбазе женщина поправляла здоровье, подорванное на вредной работе, – дыша чистейшим горным воздухом; можно сказать, что те критические дозы облучения, накопленные организмом в клинике, здесь нейтрализовала сама природа. Кстати, мать и дочь проживали там же, в амбулатории, что было очень удобно при круглосуточной работе фельдшерского пункта.

Стаж пребывания на турбазе имелся у всех четверых. К примеру, Костина бабушка каждое лето подрабатывала на кухне. Выпечка на полдник в ее смену была настолько воздушна, что некоторые хозяйки, находящиеся на отдыхе, пробирались в святая святых – за кулисы столовой, чтобы выклянчить у нее рецепт приготовления отменного теста. Бабушка была доброй, охотно делилась секретами со всеми желающими. Больше всего ей удавались фигурные булочки с кунжутом, которые плелись из длинного жгута теста и напоминали замысловатые морские узлы. Костя уверял, что их форма никогда не повторяется, а еще с доброй улыбкой сообщал, что баба Шура свои фирменные изделия любовно называет «финтифлюшками», а он этих самых финтифлюшек может съесть за раз целую гору. По возрасту бабуле уже давно пора было отдыхать, но из года в год старушку умоляли поработать еще сезон, пели дифирамбы знатной стряпне, и она сдавалась. К внучку-то в Красноярск не больно наездишься. А тут и Костя рядом, и сама сыта, и внучок. «Да, уж. На казенных-то харчах да на бабушкиных пышках, – думала я, поглядывая на Костю, когда тот исповедовался, – экий здоровяк вымахал!». Видно, тут как раз имел место тот редкий случай, когда корм был весь в коня.

Сам Костя производил впечатление очень уравновешенного человека с правильным воспитанием и, на мой взгляд, полностью оправдывал свое имя. Рассудительность, неспешность и стабильность в поведении, в общем, абсолютная constanta сквозили в его движениях и в разговоре. Кстати, постоянство он проявлял и в ежегодных приездах сюда. Каждое лето парень неизменно являлся на базу к своей Ленке уже пятый год подряд! И вот, что я заметила: скромного Константина ребята порой слушали больше, чем признанного лидера и авантюристку Алену.

Дима и Дина. Они оказались моими земляками. Любопытная парочка… Дима отличался довольно броской внешностью. Носил длинные лохматые волосы до плеч и расхристанную черную майку с трафаретом Эрнесто Че Гевары, на которого, надо заметить, довольно здорово походил. Глаза бойкие, пронзительные. Движения порывистые и безрассудные. Например, он, не раздумывая, одним прыжком скакнул через ручей, зачерпнув башмаками воды, тогда как остальные в то время осторожно перебирались по камешкам. У него было прозвище: Муха. Я предположила, что он его заработал на живости своего характера. Она, напротив – вся какая-то правильная, прилизанная. Одежда на ней фирменная, и наряд явно продуман до мелочей. Фиолетовая косынка на шее была в цвет импортных кроссовок, а глазки умело подкрашены лиловыми тенями. Но при этом неприятный бегающий взгляд. Наличие между ними романтических отношений я бы поставила под сомнение. Это тот случай, когда говорят: «Они – не пара». Он был яркий, а она, несмотря на все ухищрения, смотрелась на его фоне бледной мышью. Их, безусловно, что-то связывало, но что именно – я никак не могла понять. Хотя, для какой же надобности они тогда уединялись, как не для романтического свидания под луной? Ведь отсутствовали почти час. Да и сейчас вон сидят в обнимку…

Дима оказался старше других членов компании на два лета и успел окончить один курс Горного института. Он признался, что у него был выбор: «Между прочим, вся наша студенческая группа уже в Крыму, фрукты под южным солнцем собирает. А я здесь, у черта на рогах. Как последний лох, свои бесценные каникулы вам, братва, посвятил. Цените». Но известил он об этом без всякого сожаления.

Его подруга, до сих пор молчавшая в тряпочку, неожиданно резко отреагировала: «Ладно тебе, Муха. Зато вырвался из этого порочного круга. Ну, скажи, что путного в твоем стройотряде? Сейчас бы Солнцедар распивал со своими друзьями-алкашами да болел с дикого похмелья». О себе Дина не обмолвилась и словом.

Хотя, честно говоря, я тоже особо о себе не распространялась, предпочитая пока впитывать сведенья о других.

«Молчи, женщина!» – притворно хмурясь, бросил Димка и по-хозяйски притянул Дину к себе.

Девчонка расцвела, как маков цвет и победно обвела взглядом присутствующих, дескать, сами видите: моя принадлежность этакому завидному жениху неоспорима!

Наблюдать за ними было занятно…

Сразу по возвращению эксцентричной парочки, компания ударилась в общие воспоминания. Надо заметить, что слушать их оказалось для меня занятием увлекательным и новым. Обычно, если сам не был участником событий, то рассказы других быстро надоедают. Сколько раз ловила себя на том, что при просмотре чужих фотографий или слайдов как ни крепишься и ни делаешь вид, что тебе безумно интересно, все равно наступает момент, когда непроизвольно начинаешь зевать. И откровенную скуку уже не скрыть нипочем! В этом случае все было с точностью до наоборот: чем больше друзьям припоминалось деталей, тем мне становилось интересней.

– Кость, как мы тебя на берегу забыли, помнишь? Вот номер тогда откололи! – жизнерадостно кричала Алена, расталкивая прикорнувшего, было, парня.

– Ну, – неопределенно мычал смирный Костя.

Другие сразу оживали, погружаясь в пережитое приключение. Видно, это был тот случай, который представлял особую ценность для истории всей их четверки.

– Да, Костик, устроил ты нам тогда облом, – весело упрекнул друга Димка, подмигивая ему лукавым глазом. – Столько лишних поправок в нашу лоцию внес!

– Что же такого произошло, что вам пришлось все менять? – сгорала я от любопытства, стараясь поставить вопрос как-нибудь обтекаемо, чтобы никто не догадался, что я понятия не имею, что это за лоция такая.

– Лоция – это маршрут путешествия с описанием приметных мест, знаков и берегов. Только перемещение не по суше, а по воде, – охотно объяснил мне Костя, который, похоже, решил взять надо мной шефство.

Видно, по моему глуповатому лицу догадался, что я абсолютный профан в деле подобных экспедиций. А я и вправду – балда! Как сразу-то не догадалась? Лоция, лоцман. Ежу же ясно – что-то связанное с морем.

– А-а-а… Понятно. А вы что, вместе на корабле плавали? – последовал мой очередной бездумный вопрос.

– Нет, ну какой корабль? Мы тогда на катамаранах сплавлялись по Кантигеру. Это приток Енисея. Знаешь, Полина…

Дмитрий, не дав товарищу договорить, жизнерадостно сообщил мне:

– А на будущий год, Полина, мы, между прочим, большой поход планируем по Подкаменной Тунгуске! – и вдруг отчего-то смутился…

Затем скромно откашлялся в кулак и, уже без прежнего подъема, обратился к Косте:

– Кстати, Костян, как тебе тогда удалось своего отца уломать взять нас с собой? – и, наверное, чтобы я не подумала, что он хвастается, добавил: – Маршрут-то сложный! Ладно, вы с Аленкой, с детства закаленные. Столько троп вместе истоптали. А мы с Динкой – что? Два раза только в горы и ходили…

– Надо же было и вам когда-то начинать. Я и отцу это объяснил. А друзьям его, сплавщикам, вообще не нужно ничего объяснять. Ребята – золото! У них закон: научился сам, научи хорошего человека.

– Нас, вообще-то, тогда с условием взяли: один плот – один несовершеннолетний. Всего четыре плота, – тоже нисколько не рисуясь, продолжила Алена и честно призналась: – Думаешь, мы все такие герои? Черта с два! Лично я сперва так мандражировала, что у меня, кажется, даже мозги дрожали! Пороги проходить знаешь, как страшно? А потом еще сидишь, как цуцик, весь с головы до пят мокрый!

– Холодно же! – поежилась я.

Произнесенные моими новыми знакомыми звучные, тяжеловатые слова: Кантигер, Подкаменная Тунгуска – немало впечатлили меня. В суровых таежных названиях мне слышались и нотки далеких северных морей, и завывания колючих ветров, и грохот бурных горных водопадов. Вода в этих реках, должно быть, леденющая! К каменным берегам не пристать ни за что! А верхушки гор все покрыты нехоженой тайгой. Я слушала друзей и представляла себе сплав как один гремящий бешеный поток в створе бесконечного каменного коридора, и замирала от щекочущего нервы приятного ужаса. Господи, как хорошо сидеть на бревнышке, когда под ногами твердая почва, и рядом теплое плечо Алены!

– Для того стоянки и существуют. Чтобы посушиться да силы восстановить, – терпеливо, словно бестолковой ученице, разъяснял мне законы сплава Костя, судя по всему из них четверых – самый бывалый путешественник.

– Хорошо, если погода стоит. Тогда на костре да на ветру махом все просушишь. А если дождь – беда!

– Тогда дождя, слава Богу, не было, – вставила свое слово Дина и глубоко вздохнула, как видно, испытав запоздалое облегчение.

Я слушала ребят, буквально открыв рот. Все их воспоминания были яркими и в каком-то роде даже уникальными. Например, однажды им посчастливилось увидеть маленького медвежонка на противоположном берегу реки. Они со смехом рассказывали, как здорово тогда испугались, а он их вовсе не испугался и продолжал плюхать лапами по воде. Или вспоминали, как однажды наткнулись в лесу на мертвого человека, правда, при ближайшем рассмотрении оказалось, что бродяга жив, просто пьян вусмерть. С расстройства, что отстал от товарищей, горе-охотник израсходовал весь неприкосновенный запас огненной воды, рассчитанный, вообще-то, на восемь человек… А то – раз поймали тайменя, правда, небольшого, всего-то с метр… Я так и охнула: «Ничего себе, небольшой!». Но оказывается, таймень иногда достигает и двух метров, а весом может быть больше девяноста килограммов! Костя по поводу исключительности обитателя таежных рек даже поведал мне то ли местную легенду, то ли сказку, хотя бил себя в грудь, утверждая, что это чистейшая правда. Будто однажды кочевники поймали гигантского тайменя, вмерзшего в лед. Еды у них не было, они просто отрубали куски мерзлого мяса – так и выжили холодной зимой. А весной, когда растаял лед, рыба уплыла, как ни чем не бывало. Такими вот сверхъестественными способностями романтичный Костик наделил свою рыбу, свято веря в чудеса. Дальше, с подковырками и хохотом, вся компания вспоминала совершенно, на мой взгляд, издевательский обряд: «посвящение в туристы», через который им всем пришлось пройти. Суть испытания сводилась к тому, что надо было через силу проглотить отвратительное месиво, состоящее из первого, второго и третьего блюда одновременно, и еще вылизать дочиста миски. Оказывается, настоящий турист должен быть всеядным и не может тратить время на праздное мытье посуды…

В общем, каждому из них уже было, что вспомнить на старости лет.

Алена давно пыталась завладеть моим вниманием:

– Полин, Полин, щас мы тебе хохму одну расскажем! – И нетерпеливо теребила друзей: – А помните, пацаны? Когда в Саяны-то ходили, в долину Камней?

– А… Ты про этого кадра, – улыбнулся Костя.

– Про него, про него, родимого… С нами, Полина, тогда проводник был чудной. Небритый, потасканный, но образованный – страсть! В прошлом он, оказывается, был научным работником, а потом влюбился в горы и стал местным знатоком народного фольклора и эпоса. Вот и помешался на небылицах. У него на каждое поваленное дерево, каждый камень и каждый бугорок было по легенде. Приходилось ему поддакивать и делать вид, что нам безумно интересно.

– Он вас не утомил? – спросила я совсем не случайно.

…Дело в том, что этот Аленин научный работник сильно напомнил мне одного папиного знакомого. Этому чудику довелось однажды по турпутевке побывать в Индии: там он заразился местным укладом жизни и теперь грузил всех сказаниями о тамошних божествах. Разные Брахмы, Путры, Индры, Ганеши, Хануманы, Вишны – все эти диковинные имена индуистских богов так и сыпались из его уст со всеми вытекающими подробностями их взаимоотношений, а поскольку богов в Индии бессчетное множество, переслушать фанатика было нереально…

– Не то слово, он нас тогда просто заколебал своими россказнями! Наверное, час грузил нас нескончаемой песнью о трагической судьбе некой принцессы гор по имени то ли Синильга, то ли Бугульма, которую злой дух за плохое поведение – она никак не хотела ему отдаться – обратил в птицу. И теперь, якобы, гордая птица распростерла крылья и обречена вечно парить над горами. С одного края скала и правда немного напоминала чайку, присевшую на жердочку, вот только крылышки еще сложить не успела…

– Ну да, я видела, бывают такие скалы… с птичьими и даже с человечьими очертаниями!

– Во! А я что толкую? На чайку оно похоже было… А Костик ходил, ходил вокруг, да и говорит: «Это, смотря, с какого боку посмотреть. Вот отсюда ваша птица лично мне больше парусник напоминает, а если отсюда глянуть, так вообще на китайскую пагоду очень похоже».

– Ага! Идея с пагодой ему тогда сильно понравилась, – подтвердил Костя: «У вас, – говорит, – молодой человек, очень тонкий взгляд на мир. Я гляжу, вы действительно прониклись мифами и древними легендами народного эпоса». А чем я проникся-то? Просто, что вижу, то пою.

– Он сразу буквально вцепился за пресловутую пагоду зубами, – смеялась Аленка, – и давай на ходу придумывать свежие предания о златокрылом драконе, китайском императоре и волшебной пагоде…

– Да, гнал мужик тогда по-черному. Но мы больше его не слушали. Только перемигивались да хихикали за спиной, а он и не замечал ничего, – вспоминал Дима и удивлялся: – Мужику, видно, уже не до нас было, так его перло.

– Чудак-человек, мне даже жалко его стало, – грустно сказала Алена и, помолчав, спросила: – А здорово нам в то лето было, правда?

Ребята закивали в знак полного с ней согласия.

Общие воспоминания грели ребят и сплачивали еще теснее – это ощущалось по оживлению на лицах, а также по некому дружескому куражу, который прослеживался в ходе всего разговора. Я чувствовала себя белой вороной в их теплой компании, хотя, вероятно, тоже неплохо вписалась бы в ее состав, доведись мне разок-другой поучаствовать в таких славных делах. Меня давно влекла романтика походов, жизнь в палатках, запах костра, и я знала наверняка – это мое! Местами мне даже хотелось вставить в разговор слово. Но как не пыжилась, вставить было нечего. Потому что не было у меня пока ни дальних странствий, ни захватывающих приключений. Из походного опыта, который хоть каким-то боком касался экстремальных путешествий, всплывала лишь одна нелепая картинка: Сонька пакует свой рюкзак, добивая его совершенно неподходящими для экстрима предметами – будильниками, выходными плащами да банками с вареньем. Зато рюкзак точно настоящий! Видавший виды, потрепанный рюкзак – все, что досталось в наследство моей дорогой подруге от ее непутевого отца-геолога, который называл себя бродягой и свободным художником.

Романтика романтикой, но вот костер почему-то грел плохо. Либо дрова сырые, либо похолодало от того, что с гор спустилась ночная свежесть, либо просто я одета не по погоде. Когда у Алены в очередной раз возник гуманный порыв по-братски поделить свою куртку – меховушку мне, а джинсовый верх себе – я не стала отказываться. Черт, но все равно не могла согреться! Особенно замерзли ноги в клеенчатых босоножках. Возникло даже искушение пожаловаться окружающим – но остальной народ будто не замечал явного понижения градуса. Все оставались бодры и веселы. Хотя, Димка, к примеру, был одет не теплее, чем я. У меня хоть свитерок шерстяной, плюс еще Аленина поддевка, а этот вообще в одной майке скачет. Не иначе их всех любовь греет. Они же, в отличие от меня, парами. Но если я признаюсь, что замерзла, как бобик, это будет свинством. Со мною, можно сказать, последней рубахой делятся, а я…