Надуйте наши души. Swell Our Souls

Надуйте наши души. Swell Our Souls
Ирина Ногина

Сложный и метафоричный сюжет романа развивается вокруг необычных персонажей: студентки-биолога, которая хранит источник человеческой свободы воли; мистической женщины, которая пришла в наш мир, чтобы лишить его свободы; талантливого психолога, одержимого идеей управления людьми; инвестора-новатора, который внедряет алгоритм счастья для каждого; учёного-физика, открывшего новый взгляд на феномен наблюдателя, и трансцендентной сущности, перемещающейся в пространстве и времени с помощью сети Индры. Книга содержит нецензурную брань.

Надуйте наши души

Swell Our Souls

Ирина Ногина

Дизайнер обложки Ирина Ногина

© Ирина Ногина, 2020

© Ирина Ногина, дизайн обложки, 2020

ISBN 978-5-0051-7934-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предисловие

Глотая слёзы, день облачался в сумеречный саван. Мутным ревнивым взглядом он окинул брюзжащее море, и вмиг отсыревший пляж, и отстранённо капризничающее небо, сообщая им свою досаду – досаду всякого уходящего по отношению к тем, кто остаётся.

Вдоль берега, неприличная в своей странности, двигалась пара: невысокий хромой мужчина и молодая красивая женщина. Женщина, шедшая ближе к воде, поминутно взглядывала на него, и он казался ей пожилым, бледным и невероятно худым в своём сером, под стать этому мелкому дождю, пиджаке, в тёмных брюках столь простого кроя, что сгодились бы и для рыбалки, с открытою головой, на которой почти не было волос, словно ею пренебрегли, пожалев для неё и покров, и убор. Он шёл неуклюже, кренился то влево, то вправо, часто спотыкался, но старался не сбавлять темп, словно только в конце пути его ждало избавление от той муки, которую выражало его лицо. Он жмурился, но не мог выдавить из глаз воспаление, хватался рукой за галстук и оттягивал его, но это не позволяло ему легче дышать. Он вздрагивал, но с него не спадало оцепенение.

Она двигалась плавно и осторожно, глубоко погружая в песок босые ступни. На ней было нечто невнятно-коричневое: то ли бесформенный сарафан, то ли обмотанная вокруг тела шаль, словно рваный чехол на картине – бездарно закрывающий её красоту. Но красота её, неудержимая, как кипящая магма, переливалась через край жерла, обжигая саму грозу, была пуще и изумительнее всех полотен Лувра вместе взятых.

Приступ агрессивного, бесполезного кашля уже второй раз за пять минут одолел его. Отбившись от него, он втянул воздух, и его грудь всколыхнулась, а лицо исказилось, сообщая ей о том, какою ценой давался ему этот вдох.

– Ты умрёшь? – спросила она.

– Очень скоро, – прокряхтел он.

– Это мучительно? – с сострадательным отвращением уточнила она то, что и так было ясно.

– С каждым моим возвращением здешний фон всё острее чувствует мою чуждость и выталкивает меня отсюда всё скорее и мучительнее, – объяснил он. – У меня совсем мало времени.

– Почему я не чувствую ничего подобного? – насторожилась она.

– Потому что тебе придётся остаться, – он бросил на неё короткий оценивающий взгляд, едва ли не первый за всю прогулку. Она испугалась, но он ожидал такой реакции. – Я поделился с тобой своими запасами, чтобы тебе легче дышалось до той минуты, когда ты узнаешь, что нужно сделать, чтобы выжить здесь. Как стать своей. Не беспокойся, Тэфон, это не составит для тебя большого труда при условии, что ты будешь более добросовестной, чем при выборе своего наряда, – они одновременно покосились на её нелепое одеяние. – Ты могла позаботиться о том, чтобы выглядеть под стать эпохе. И погоде.

– Простите, отец, я… – пробормотала она.

– Разочаровала вас, – продолжил он её мысль и безрадостно хмыкнул. – Тебе придётся забыть глупые клише. Тебе придётся хлестать свой ум точно Левиафан – морские воды. Пора, – он взглянул на горизонт. – Иманон.

Это слово повисло в воздухе и каждое мгновение отдавалось тревожным эхом в ушах женщины, словно вобрало в себя смысл того, что должно было быть сказано в будущем, словно одним этим словом он хотел избавить себя от муки долгих объяснений. Не выдерживая напряжения внутри черепа, вызванного этим словом, женщина принялась тереть висок. Когда её отец вновь закашлялся, она, удостоверяя его страдание, глянула на него с невольным злорадством.

С понятием «искусство речи» он ознакомил её много лет назад – тогда она заучивала элементарные сочетания частоты, интенсивности и скорости звука, нужные для желаемого воздействия слов. Отец владел этой азбукой в совершенстве, доведённом до автоматизма. Наверняка, сейчас он заставил это «Иманон» отпечататься в её голове колючей проволокой.

– Это твоя цель, – поморщился он, пощадив её. Эхо тут же покинуло сознание, спокойно переключившееся на новую фразу. – Человек-ось. Человек ветров.

Она глянула на него, проверяя, не думает ли он вправду, будто эти фразы что-то прояснили.

– Есть один особый ток, Тэфон, идущий от истока творения. Сознание, пронизанное им, способно развивать свойство, благодаря которому обретает целостность и стабильность своих форм.

Она прищурилась, соображая, желая опередить его констатацию своей догадкой. Но он не стал испытывать её в этом.

– Это свойство – предпосылка вечного и гармоничного разнообразия, импульс развития и залог молодости бытия. Оно подобно искре, освещающей и оживляющей вездесущую и подлинную взаимосвязь. Через него постигается сущность явлений. С ним обретает значение помысел и обретает значимость действие.

– Свобода воли, – сказала его дочь.

– Свобода воли, – подтвердил он. – Здесь сейчас, – он шевельнул пальцами, будто сжал что-то невидимое в воздухе. – Сконцентрирован колоссальный запас её движущей силы. Вся эта мощь пригодилась бы там, где имеются лучшие условия для её воплощения. Ты понимаешь, к чему я веду?

– Ты хочешь забрать отсюда свободу воли?

– Вернее будет сказать – силу, которая питает её, – он преобразился: из облика исчезла болезненность, глаза покрылись бестревожной патиной. На миг ей показалось, что смерть уже доконала его, и он теперь говорит с нею в образе духа, но, присмотревшись, она вновь увидела того же мучимого агонией человека. – Ты умна, Тэфон. Я думаю, из всех преданных мне детей ты самая умная. Поэтому именно тебя я назначил для этой цели – овладеть Иманон.

– Кто такой Иманон?

– Иманон – человек, который заключает в себе центр притяжения энергии свободы воли. Проводник, передающий её ток человеческому сознанию. Это потенциал огромной мощности, Тэфон, изолированный вакуумом иллюзий и захороненный под свалкой мнимых смыслов. Если передать эту энергию туда, где она сможет воплотиться в качественном ином сознании, она даст жизнь качественно иному творению. Для этого ты, Тэфон, должна найти Иманон и заставить его отдать тебе свою силу.

– Как я могу это сделать?

– Ищи его по ветру, – он сделал движение, как будто поймал на лету каплю дождя, а потом поднёс к ней на ладони крошечный бриллиант. – Когда останешься одна, выпей это. Это знание обо всём необходимом для того, чтобы выжить и найти Иманон. Я вижу сомнение в тебе, Тэфон. Ты боишься…

– Меня пугает масштаб задачи. Я задаюсь вопросом, почему вы хотите поручить дело мне, вместо того чтобы уладить его самому.

– Дело, которое я поручил тебе, Тэфон, потребует времени, а я связан законами своего положения. Всё здесь сопротивляется мне – взгляни, что происходит со мной из-за нескольких мгновений, – он развёл руками, приглашая её лицезреть неприкрытое убожество своего внешнего вида. – Но ты – другое дело. Ты не связана обязательствами и вольна путешествовать, где только вздумается. Ну, почти, – уточнил он и покосился на неё с подобием усмешки. – Теперь слушай внимательно! Мы в эпицентре силы Иманон. Он где-то рядом. Ищи его в этом городе. Будь внимательна и осторожна. Я укреплю тебя, как только смогу. И дам тебе совет: обрати в свою пользу силу человеческого заблуждения. Из всех человеческих сил эта – наибольшая. Пусть она служит твоей цели.

Его дочь не сводила глаз с крошечного бриллианта, одолеваемая странной жаждой поскорее проглотить его.

– Что станет, когда отсюда исчезнет энергия свободы воли? – праздно спросила она.

– Кое-какие фундаментальные связи нарушатся. Но несмотря на глобальных характер изменений, они будут настолько тонкими, что почти не будут иметь внешнего проявления.

– То есть, их могут не заметить?

Он уклончиво поджал губы.

В эту минуту свистнули доски серфингистов, рассекая воздух, прежде чем плюхнуться на воду, вновь человеческие голоса приглушили шорох моря. Дождь кончился, и кое-кто из отдыхающих вернулся на пляж.

– Смотри, какое небо! Ох, завтра задует! Дождаться бы, – крикнул кто-то, кивая на приоткрывшуюся краюху дня, доедаемую вязкой багрой, что освобождала путь для ночи.

На песке, в десятке метров от воды, спали на подстилке мужчина и женщина, защищённые от давешнего дождя широким зонтом. Их годовалый ребёнок, проснувшись, выбрался из коляски и нетвёрдым шагом направился к морю. Пухлый и неуклюжий, едва-едва ставший на ноги, он смешно растопырил руки, балансируя на зыбкой почве, но не продержался и минуты, шлёпнулся на песок и раздосадовано захныкал. На лицах его спящих родителей трепетала тень покоя. Они склонились друг к другу головами, женская рука машинально, с обманутой бдительностью, придерживала коляску. Когда малыш заплакал, на переносице его отца появилась тревожная складка, но вскоре разгладилась.

Не получив отклика на свои жалобы, малыш сообразил встать на четвереньки и сцепиться с песком в этой новой манере. И здесь его ждал успех. Очевидно, навыком ползанья он владел в совершенстве, и движение его продолжилось беспрепятственно. На минуту он отвлёкся на две приблизившиеся фигуры. Ловко перекатившись через бедро, уселся на попу, всплеснул руками и одарил встречных приветливым мычанием. Но должного восторга по поводу своей любезности он не встретил, порыв его быстро сник, он вернулся на четвереньки и продолжил свой путь к большой воде. Несколько метров он преодолел меньше, чем за минуту, и с разбегу обеими руками погряз в морской пене. Испугавшись, малыш отпрянул и опять оказался на попе. Он следил с возрастающим интересом, как хитрые волны тянутся к нему пенистыми язычками.

Описав круг над головой ребёнка, истошно завопила крупная чайка. Он захлопал в ладоши, после чего решительно поднялся на ноги. Здесь, где песок был влажным и плотным, он сделал несколько твёрдых шагов к морю, но, ступив на то место, где вода размягчила песок, снова упал, и тут же его окатило волной.