Связаны прошлым

– Ну, и что с того? Тебе хватило одних хлопающих ресничек, чтобы растечься лужицей? – чудом удаётся совладать с тоном.

– Она не хлопала ресничками, – бросается на защиту Сух, и для пущей убедительности запускает пальцы в и без того не идеально уложенную чёлку.

– А что она делала? – указывая головой на наш столик, закидываю небольшую приманку.

– Пыталась выпотрошить меня, – шепчет Леха, вызывая внутри меня безудержную волну смеха.

– Ресничками? – сдерживать эмоции становится всё труднее.

– Глазами, – в этот момент Сушинский таращится на меня, как на дебила. Честное слово. За десять лет тесного взаимодействия это впервые. Неужели перегнул? – Блин, как ты не понимаешь, она любые чувства свои всегда глазами показывала. Чтобы не случилось, стоит как оловянный солдатик. Ни малейшей слабости. Машина, способная на все. А если в глаза заглянуть, то утонешь в боли, что они скрывают. Конечно, пришел я к понимаю далеко не сразу, зато сейчас мои инстинкты просто кричат о ее гневе ко мне. Но за что? Столько лет прошло. Обиды уже можно забыть. Да и ты сам сказал, что она пришла ко мне за помощью, но из-за опоздания отказалась от услуг.

– Мне откуда знать, Лех, о причинах ее гнева? Я в Ваших отношениях ни разу участие не принимал, Вас вдвоем никогда не видел. Может ты всё же в прошлом что-то особенное натворил, кроме измены? – подрабатывать бесплатным психологом для меня не в новинку. Как раз с этого и началась наша так называемая «дружба» с Сушинским.

– На самом деле даже сейчас я не совсем понимаю, что произошло тогда, – признаётся Леха, чем окончательно ставит меня в тупик. Я реально думал, что за полгода наших скитаний в поисках ответов на жизненные вопросы, он выбросил Настю из головы.

Оказывается, болезнью, названной в честь Шестаковой, болеем мы оба. Причём один из нас даже не догадывается, об этом. Как и том, на сколько разнится симптоматика и длительность редкого и весьма едкого заболевания. – Да, я переспал с той девкой, но и что с того? – скидывает руки Сух, и тупится взглядом в ближайшую стену, – мне ведь подсыпали наркоту в стакан. Я не особо-то и виноват. Да и вообще, какое это имеет отношение, если она меня сама б-ро-си-ла? – обиженный мальчик вырывается наружу. Специалиста что-ли порекомендовать. Мои бесплатные консультации имеют ограниченный спектр действия. – Наши пути разошлись в разные стороны, будто ничего не было. Столько лет постоянства коту под хвост. Всё закончилось слишком неожиданно, – закончив выливать свои эмоции, Сушинский встряхивает плечами, и как ни в чём не бывало движется к столу. Его напряжение выдают рванные движения рук и скованные плечи.

– Может ты просто не помнишь всего? – намекаю, когда мы рассаживаемся по своим местам.

– Макс, ну, я же не настолько дурачок, – второй раз за этот вечер он смотрит на меня как на дебила, что изрядно подбешивает. – Помню. Не так, конечно, ярко, – задумчиво потирая подбородок, Сух продолжает погружение в омут памяти,– но помню. Даже как под воротами больницы стоял в надежде, что она передумает.

– Лёха, я думаю, что ты всё же о чем-то забыл, – отвечаю, отрезав приличный говяжьего стейка. – Ну да ладно, будем решать проблемы по мере их поступления. Сегодня мы не на заседании, можем расслабиться. Ты ведь для этого меня пригласил или нет? – помещаю в рот мясной кусок, растворяясь в божественной мягкости волокон. Похоже я никогда не привыкну ко вкусу настоящего.

– Конечно, брат, – сменив задумчивость на улыбку, Леха принимается за свой стейк, – вылетело из головы.

Половину блюда спустя, Сушинский вновь взывает к моей совести:

– Можно я тебе последний вопрос задам, и мы оторвемся по полной?

– Валяй, – расстёгиваю пуговицу на смокинге и принимаю расслабленную позу, – ты ведь не отстанешь, я тебя знаю.

– Настя не называла причину своего прихода в наш офис? – снова заводит шарманку Сух, чем выводит меня из себя. Один морской взгляд стер все десять лет его распутной безоблачной жизни.

– Леха, ну, что ты заладил, – хлопаю друга по плечу, – десятый раз за последние дни этот вопрос задаешь. Если бы сказала, думаешь, я бы молчал? Да и ты бы уже прочухал. Будто не знаю твои следопытские замашки.

– Ой, скажешь тоже, – отнекивается Сушинский, расслабляясь. Наконец-то. —Сколько лет дружим, а ты как закрытая книга. Обложку показал, а до сути фиг докопаешься. Еще скажи, что я не прав? – повернувшись, партнер по бизнесу выжигает на моем теле только ему известные иероглифы.

– Приехали, – выдыхаю сквозь губы. – И что я должен на это ответить?

– Вопросом на вопрос отвечать не корректно, – заявляет пижон с красной бабочкой, лыбясь во все свои тридцать два. Может на ринге состарить этот надоедливый факт?

– Что-то когда ты по vip-ресторанчикам шляешься, снимая разнокалиберных однодневок, про правила, законы и совесть напрочь забываешь. – Не люблю рыться в чужом белье вне работы, но сейчас его личные загоны переходят рамки дозволенного.

–Не, ну, чего ты в самом деле, – тушуется Леха под моим суровым непроницаемым взглядом, – я же пошутил.

– А я юмор не воспринимаю, – в этот момент любая современная девочка с сайта знакомств бы ответила «Что-то на серьезном, да?».

– Вот как ты еще не помер-то без юмора? – хватаясь за сердце, интересуется Сухой.

– Мне больше интересно, почему такой червь, как ты, все еще жив, – хватаюсь за ножик с вилкой, врезаясь последней в салатные листья.

Вопрос Сушинского «Что она здесь делает?» поставил меня в тупик. Я и сам бы хотел отыскать ответ на него. Уверен, что самое важное как и всегда лежит на поверхности. Помимо должностных обязательств особой в белом движет неизменный инстинкт любого здравомыслящего человека – выжить любой ценой. И я ни капли не утрирую, вспоминая о приемах, которыми она руководствовалась в далеком прошлом, надеясь получить желаемое. «Тщательно продуманный образ – основа любого дела», – именно так заявила пьяная нимфа в одну из наших последних посиделок. Тогда я впервые обратил внимание на скрытую грань её настоящей личности. И это, как ни странно, не отпугнуло меня, а впечатлило.

Сердце колошматит как умолишенное, когда до него доходит, что, собственно, случилось. Не понимаю, почему сразу не распознал в уличной незнакомке Шестакову? Поразился образом? Смешно. Меня сложно удивить. Но что греха таить, её внешний облик идеален с головы до ног. Голубой оттенок волос гармонично переплетается с редкими осветленными прядями, элегантно уложенными волной на одну сторону. Примечательные вырезы ткани на теле, созданные рукой по меньшей мере причудливого и в тоже время весьма одержимого женщинами мастера, едва оставляют пространство для воображения, рождая в голове слишком интимные мысли. Господи, да после одного прикосновения к голой коже, мой лучший друг чудом удержался в штанах, а мозг заклинило на одной лишь мысли «хочу».

Хотя чему я удивляюсь? Всю школьную жизнь она любила выглядеть так, словно вечером ее ждет скрупулезное жюри, перед которым нельзя было упасть в грязь лицом. У нее определенно с ранних лет присутствовал свой, никем не навязанный, стиль. Шестакова умела сочетать несочетаемое и выглядеть при этом на все сто. Память подкидывает самые любимые образы: серый сарафан с желтой блузкой, маленькой брошью— солнцем и туфельками на изящной танкетке, бирюзовый облегающий как вторая кожа спортивный костюм на уроках физкультуры и тренировках по танцам. Простота, оригинальность, внимание к деталям —три кита, на которых, словно в доисторических рассказах, держится авторский замысел привлекательности. Именно этим она и воспользовалась минувшим вечером, произведя фурор внутри одного маленького управленческого государства.

Но мне больше всего интересно, как трехуровневый каркас, на котором строится не только отношение этой девушки к одежде, но и к жизни, треснул? Что сломалась в той Насте, что я когда-то давно знал и любил? Довольно странно, что после всех открывшихся фактов, я по-прежнему желаю знать ответ на свой вопрос.

После нашей первой за десять лет встречи белокурая девушка не покидала мои мысли даже ночью. Несмотря на мучительные перелеты и загруженный график работы, я размышлял, о том как ей помочь.

Люди привыкли полагать, что у сильных личностей нет слабых мест. Но они ошибаются. Все личности – люди. А у них, априори, есть слабости. У меня одна. Независящая от времени. Самая страшная. Неизлечимая. Тяга к женщине. К одной лишь женщине. И сколько бы я не пытался избавиться от этой слабости, всё бестолку. Я зависим от нее.

Из собственных мыслей меня вырывает голос ведущего, появившегося на сцене, как черт из табакерки:

– Дорогие гости нашего вечера. Приглашаю к участию в необычном, но весьма интересном конкурсе. Мне потребуется 5 женщин и 5 мужчин.

Анастасия

– Настюша, дорогая, пойди поучаствуй, – подгоняет Осипов, привлекая моё внимание к       сцене. За последний час наши отношения изрядно потеплели. Причина тому початая бутылка коллекционного вина и честная беседа о наболевшем. – Тебе просто необходимо встряхнутся. И вон шалопая того возьми, а то он изрядно заскучал, – указывает на Сушинского, понуро склонившего голову за соседним столиком.

– Хорошо, дядя Толя, – соглашаюсь, мысленно проклиная всё на свете. Я ожидала многого, но не танцев с бывшим в кругу кишащих ядом змей.

– Ступай девочка, – шепчет Осипов голосом предводителя доминирующего клана вампиров из Сумерек. С тех хлопков в ладоши он ассоциируется у меня только с ним. Внешний облик буквально взывает к первобытному инстинкту поклониться и спрятаться. Не удивлюсь, если он однажды убил, чтобы занять своё место. Такие холодные, внешне интеллигентные личности часто скрывают под своей маской абсолютное зло.

– А ты, дружок, чего сидишь? – интересуется Анатолий Гафирович, приближаясь к Громову. Я не спеша прохожу мимо, обдавая мужчин шлейфом нового цитрусового аромата. – Иди поучаствуй. С девушками время весело проведи, – заговорщически шепчет на ухо, указывая головой на меня. – Я бы тоже пошел, если бы спину не прихватило, – демонстративно сгибается, разыгрывая настоящее представление. – Развлекись немного, а то лицо будто кирпича просит.

– Анатолий Гафирович, не люблю я все эти конкурсы! – гневно выплевывает Громов, презрительного оглядывая участниц предстоящего танцевального междусобойчика. Его реакция на женщин понижает мою априорную оценку адвокатской личности, заставляя пальцы сжаться в кулаки. Вера в то, что явный ненавистник противоположного пола способен защитить кого-то слабого тает на глазах.

– А сидеть с кислой миной – похоже твое любимое занятие? – стреляет словами Осипов, заводя Макса в тупик. До чего забавно наблюдать за тем, как расширяются зрачки работника Сушинского, а сам он больше напоминает немощную рыбу, выброшенную неожиданно на берег, чем акулу, держающую в страхе весь подводный мир.

– Ну, скажем так, – выдерживает драматическую паузу Громов, скривив в задумчивости брови, – в этом отчасти заключается моя работа.

– Ой, будет тебе, – давясь от смеха, Анатолий Гафирович присаживается на свободный стул, – но все равно, пойди, поучаствуй, растряси набранные за вечер килограммы. Может мадаму себе какую приглядишь, – подмигнув, Осипов переходит в наступление, – Алексей говорил, что у тебя ни жены нет, ни детей. Разве дело это? — праведник из Осипова так себе, конечно, но если сработает, то я готова добавить пару очков к оценке его личности.– Хватит скакуном ходить, пора остепеняться.

—Ладно, черт с Вами, – сдаётся Громов, – пойду, разомну косточки.

– Вот и правильно, дружище. Вот и правильно.

Я провожаю взглядом мужскую спину, двигаясь к сцене неспешно, впервые задумываясь о том, а кто собственно такой Максим Громов? И почему Осипов так с ним обходителен?

– Дамы и господа, – начинает ведущий, – число девушек и мужчин не случайно равное. Я прошу разбиться вас всех на пары, – и после затянувшейся паузы в ожидании реакции от участников конкурса, заканчивает мысль, – кавалеры приглашают дам.

Я мысленно переминаюсь с пятки на носок, мучаясь от ожидания. Тревога одолевает меня, накатывая попеременно волнами разной силы. Только бы не он. Только бы не он, нашептываю себе под нос, разглядывая стены Капитолия. Комичные средневековые гравюры, аллегорические и исторические портреты, обличенные в помпезные позолоченные рамки, десятки бронзовых жирандолей, увенчанных сотнями хрустальных подвесок и скульптурными деталями, созданных по образу и подобию интерьера российского императорского двора. Слишком претенциозно.

– Позвольте пригласить Вас, – доносится до меня галантное предложение мужчины. Оно вырывает моё сознание из мира грез. Я переношу всё внимание на протянутую руку и невольно любуюсь крупной мощной ладонью. Поднимаясь выше, скольжу взглядом по предплечью, оценивая сильные мускулистые плечи, запечатанные в черную ткань. Взбираюсь, как горный маньяк, дальше, сталкиваясь с прямым обжигающим взглядом графитовых глаз.

– Максим Александрович, —мой голос, словно звучание лиры, проливается на свет протяжно и едва ощутимо, – я польщена, но вынуждена отказать.