Поэзия одной строки… Публицистические очерки о творчестве поэта Терентiя Травнiка

Все тридцать две ступени
Вам идти. Я был в аду,
Чтоб алфавитный камень
Упавший с древа – на земле найти.

От буквозёрен, до словоколосья
Нам хлеб души из трудностей растить
Чтобы из А-ад до Я, расставив в муках точки,
Нагорный путь судьбы своей пройти

Сколько глубинного смысла сокрыто в этих поэтических строках поэта! Душа купается в этой глубине, трепещет, напитывается этим смыслом, идущим от слов, растёт и развивается. Какое же это чудо, читая глазами строки поэта, душой, через дух, постигать смысл прочитанного. Глубочайшее, многоплановое, поэтическое, философское стихотворение-размышление о жизни человека. Буквально каждое слово в стихотворении имеет «бездну пространства» и «необъятно», так как вмещает в себя гораздо больше знаний, чем само обозначение этого слова и смысла этого слова, лежащих на поверхности: Адам – первый человек, сотворённый Богом, и прародитель человеческого рода, согласно Пятикнижию Ветхого завета. Адам был изгнан из рая после того, как, ослушавшись Бога, вкусил плод с Древа познания добра и зла. В христианской теологии Адам – символ человека в его отношениях с Богом: на Адаме, как на венце творения, почивала Божья благодать, он обладал абсолютной праведностью и личным бессмертием, но всё это было утеряно им в грехопадении. Эту греховность Адам передал своим потомкам – всему роду человеческому. Первородный грех был искуплён лишь «вторым Адамом» – Иисусом Христом. С Адама, началась история жизни человечества на Земле, как с буквы «А» начинается практически любой алфавит. В русском алфавите – 33 буквы, первую «А» Адам назвал, из остальных тридцати двух – мы, как из букв слова, складываем свой жизненный путь. Вот что означают 32 ступени в строке! Буквы, что зёрна, из которых вырастают «словоколосья» – наши дела и поступки. Из них складывается вся наша земная жизнь.

Важно так прожить свою жизнь, чтобы преодолевая жизненные трудности, «нам хлеб души из трудностей растить» и, опираясь на вечные законы добра, изложенные в Нагорной проповеди, по-христиански построить свою жизнь и принести плод духовного преображения своей личности. Да, жизненные трудности развивают наш дух, а вбирая в себя поэтическое слово Т. Травнiка, одухотворяется и наша душа. Вот так слово поэта, вложенное в поэтическую строку, способно пробить каменное сердце человека и посеять в нём и разумное, и доброе, и вечное.

Верными дорогами

Каждый год, на протяжении не одного десятка лет, после восьми месяцев труда «почти наизнос» в городе, Т. Травнiкъ отправляется в путешествия по стране: «Вновь предо мной только белый лист – неведомая дорога, новые паруса и ощущение ничего не знающего старца-ребенка. Я ухожу бродить, искать… Жить, чтобы в который раз написать чернильной пылью дорог со своих стоптанных башмаков: люблю…». Дорога без конца…

Я по полю иду, в руках посох держу,
За спиной холщовая сумка.
По родной стороне, я иду налегке,
Чтобы видеть, слышать и думать

Об этом писал поэт в свои двадцать шесть лет. Об этом он пишет и сейчас, продолжая уходить почти на полгода в паломничества, собирая по пути в своих дневниках удивительные росы впечатлений, которые позже вырастут в строки, а затем и в строфы, наполнив нас, читателей, неподдельной радостью от прочитанного, от сопереживаемого вместе с поэтом мира. Эти «странничества» благотворны и целительны для поэта. Русские просторы, глубина и одновременно естественность родной земли обновляют и умиротворяют. И хотя, порой, это физически нелегко – часто поэт живёт в деревенском заброшенном доме, ночует в шалаше в лесу, а то и просто в поле в стоге сена, без привычных городских удобств – но, по выражению самого Травнiка, «исцеляются мысли, а значит и тело». Не может русский человек без этого живого глотка и, тем более, русский поэт.

Не могу без широкого неба подолгу,
Без рязанских полей, без рассветной звезды…

Не один год Терентiй – «уставший скиталец, надорвавшийся от перемен», ездил пожить и потрудиться в разные православные обители. Начало таким поездкам было положено в далёкие 90-е годы прошлого века, когда поэт вместе со своим старинным другом, знаменитым живописцем Вадимом Геннадьевичем Овсянниковым, ставшим позже священником, стал путешествовать по России, делая совместные литературно-художественные зарисовки. Много позже эти удивительные дневниковые записи перерастут в художественные произведения «Песнь земли русской», «По весям и по градам», «Губернский круг» и положат начало совместной работе Травнiка с фотохудожником Татьяной Викторовной Кудиновой в проекте «Москва московская», вместившем в себя тысячи фотографий города, точнее его центральной части, сделанными в течении весенне-летнего периода 2005 года. Сейчас эта значительная работа стала бесценной, ибо многое, запечатленное фотографами, увы, навсегда исчезло с лица московской земли.

Путешествуя, поэт посетил немало храмов Подмосковья. Усадьба Антона Павловича Чехова в Мелихово, точнее храмы Рождества Христова и Крестовоздвиженский, что расположены недалеко от этой усадьбы, напрямую связаны с именем поэта. Более десяти лет возрождались они Терентiемъ и его многочисленными друзьями под духовным окормлением настоятеля иерея Вадима. Сохранилось четыре трехчасовых фильма об этом времени «Мелихово на рубеже веков». В воссозданном храме приняли таинство святого крещения некоторые из друзей Травнiка, а в январе 2002 года в храме Воздвижения Креста Господнего венчались родители поэта.

Продолжая тему, надо сказать, что не всегда поэт паломником посещал обители, но бывало и трудником, трудясь во Славу Божию. Монастырская жизнь – жизнь особая, к ней не столько привыкнуть надо, сколько полюбить, прочувствовать со всеми ее немудреными делами. А дела всякие бывали: приходилось и просфоры печь, и на пилораме потрудится, и на клиросе петь, и пономарить, и алтарничать – все по благословению. Вот как описывает монастырскую жизнь Т. Травнiкъ в одном из своих писем: «Пять утра. Вот и подъем. Еще с вечера решили с отцом Феодором поехать на рыбалку. Спалось плохо. Всю ночь тоскливо кричала сова, а вот и петух подхватил и продолжил совиную ноту, но как-то мажорно, по-утреннему, с эдаким августовским мордентом. Еще темно и безлунно, и очень, очень тихо. Готовим резиновую лодку, молчим. А еще в моё послушание нередко входит сбор грибов. Гуляю по лесу, да собираю. Места грибные здесь, бывало, за день принесешь ведер пять опят и плетеную корзиночку подберезовиков и подосиновиков. Потом сестры, что на послушании при монастыре их обрабатывают да по банкам, это на год к трапезам, да на посты…».

Из дневника поэта:

«Иногда дороги мне напоминают линейки в школьных прописях, а я, странствующий по ним, должен правильно что-то написать, пройдя по этим линиям своими шагами. Иду и пишу… Пишу сначала взглядом, потом вдохом, потом шепотом и, наконец, слогом и словом. Многое в моих дневниках начинается с линии этих самых дорог, русских дорог, родных и таких знакомых своей неизвестностью. Дороги и люди, люди и судьбы, судьбы и время, время и жизнь. Кто-то шел до меня, кто-то обязательно пройдет и за мной следом. Сегодня это дороги, завтра это – года. Года так похожи на шаги, только их значительно меньше дано нам в жизни. Шаги, они летят невообразимо быстрее, они мимолетны. Когда жизнь воспринимаешь, как должный для прохождения путь, то все становиться иным, значимым я бы сказал…»

    28 августа 2001 года

А вот еще одно письмо, в котором Травнiкъ упоминает о звоне, о благовесте, теперь уже ночном. «Жизнь при храме всегда тиха и таинственна, и не нужно особого воображения, чтобы размыть границы времени и ощутить себя в каком-то ином состоянии, в ином веке. Пришлось мне звонить как-то в колокол в полуночницу. Колокольня высокая, о трех ярусах, подъем по винтовой лесенке, в проемах летучие мыши, щурятся и жмутся, поднимаешься медленно – уж больно проем узок, и вот ты наверху один, и только ветер и ночь. Колокол самый тяжелый. Удар должен быть одиноким и негромким. Медленно раскачиваю язык и вот… Кажется сама ночь спархивает с веток от удара, тихо, как падает с ветки зимний снег. Нечасто доводилось звонить, а ночью и подавно впервые. Мерный бой ночного колокола. Ночь впитывает бархатный баритон бронзы, и он растекается по округе, как чернильная капля по промокашке в школьной тетрадке, и ни одна птица не вспорхнет от испуга. Это и есть гармония черно-синего бархата, гармония ночного колокольного звона. Звучит нота ми, нота Земли, а Земля еще спит. Звонить ночью – это как беседовать с тайной. Сперва, боишься – как это так? Тихо… И вдруг звон. Потом сознаешь, что это не крик пьяный, не лай собачий, не выстрел, это колокол, точнее кол-о-кол, так возвещали в далекой древности, ударами древком по древу. Бронза пришла позже, а слово „колокол“ сохранило свою древесную тишину. Я чувствую это и не звоню, а, скорее, шепчу ночи на ушко: я тихонечко буду звонить, в… колышек-о-колышек… Господь дарует благовест – благая весть – Евангелие – даже слов не надо, звони – и все понятно будет, и дрожит туман, сам видел… Вот она – молочная река, а вот – кисельные берега, и у каждого они свои, главное, чтоб звон получился… ма-ли-новым – не кислым, а кисельным, питательным, обволакивающем изнутри каждое внимающее сердце».

О, благовест, как тон твой чуден,
И впрямь, малинов и душист!
Где б ни был ты – не позабудешь —
Российский колокол речист

Его язык многоглаголен
И переводы ни к чему
Тому, кто от рожденья волен,
Как звук, венчающий струну

Именно там, в монастырской тишине или в сельском храме, слушает поэт как «читает инок в башне старой неусыпаемую Псалтырь» и «с молитвой свечной отклик ждёт душа, посылая требы в небо». Главная цель – это уединение, возможность остаться наедине с собой, ощутить движение и голос «своей заштопанной души», когда она на повечерии «воспаряет, сбрасывая путы». Всё это даёт поэту ответы на вопросы, связанные с поиском человека себя в этом мире, в этой жизни, ответы на вопросы, обращенные к смерти, к любви и к Богу.

Я часто летом уезжаю
На месяц, может, и на два
Туда, где ладан смолью тает
И чуть мерцают купола…

Монастыри – это «форпосты всех эпох», которые и по сей день хранят Русь от бедствий и разрухи. «Раем белоствольных колоколен и белокаменных церквей» называет поэт «землю-земель родную Русь». Взглянешь на православные храмы, деревенские чудо-церковки с их лампадками, мерцающими в полумраке перед иконами, и возрадуется, и воспарит душа умиленно и кротко. Т. Травнiкъ сравнивает икону с небом – сколько глубины и простора в этом образе! Какое благоговение и трепет души испытывает каждый, прикладываясь к иконе, к миру горнему…

Лик на доске – как небо рядом,
Целуя небо каждый раз,
Я вижу, как овечье стадо,
Покорных слёз течёт из глаз…

Колокольный звон, «льющийся бронзой по воздуху», маковки куполов с крестами, летящими «многосолнечно в небо» – всё это самобытные символы православной России, что так мила и дорога поэтическому сердцу Травнiка. И невольно думаешь: да, Русь, действительно – святая. И эти святые символы Руси, знакомые всем нам с детства, впитанные с молоком матери, дороги каждому сердцу русского человека. Огромный пласт поэтического наследия Т. Травнiка посвящен воспеванию этой неземной красоты: «Не видел я чудесней блеска, чем купольность Руси моей». Сколько любви слышится в строках поэта, когда читаешь о «томном колокольном звоне, повисшим «малиновым накатом» над родной стороной, и хранящих нас от всех печалей «белых колоколен корабли». Тихая радость и мир исходит от этих поэтических строк, посвященных и главным православным двунадесятым праздникам, и особым дням великого поста, и вербного воскресения, и страстной неделе… и многим другим значимым датам и событиям в жизни православной церкви. Окунаясь в мир духовной поэзии Т. Травнiка, созданной по вдохновляющей благодати Божией, сам наполняешься этой благодатью, льющейся поэтической строкой прямо в сердце. Своими духовными стихотворениями поэт ставит высокую планку для своих читателей, постоянно призывая задумываться над прочитанной строкой, стихотворением, создавая тем самым, все условия для возрастания души человеческой, развития личности каждого человека, наставляя на путь благомыслия и прощения.

Господь нас учит любви,
Надеяться, верить и ждать.
А в самые скорбные дни
Ценить – руку друга,
Щадить – сердце друга,
Вбирать в себя боль и – прощать…

Читая эти поэтические строки, душа моя и утешается, и радуется, и получает духовное назидание, которое открывает сердце к Богу. В сборниках стихов «Благодарение», «Светец» и, в недавно вышедшем, собрании «Любовь» представлена особая поэзия духовной направленности, мудрость и зрелость которой рождены молитвой и непрерывной работой души Т. Травнiка – поэта-лирика, воспевающего особую, духовную красоту родной России.

«В 2011 году исполнится тридцать лет, как я начал путешествовать по Руси, – делится поэт в одном из писем к своему другу и крестнику, опытному путешественнику Армену Геворгиевичу Пртавяну – не знаю зачем, но я подсчитал. Так вот, если сложить все пройденные расстояния, то получится почти кругосветное путешествие. Так я проехал и прошел по дорогам своей необъятной Родины. Это и монастыри, и храмы, и деревни с городами. Впечатления записываю в дневниках. За годы многое изменилось во мне, но не любовь к Родине. Милая Русь, ты меня отыскала и не забываешь в этой жизни, поэта, художника и композитора „землирусского“. Ты подарила мне не просто радость, но любовь ко всей Земле. Открылось это не сразу, а постепенно, как бутон цветка, и колыбелью всему стала маленькая Всехсвятская церковь, случайно встреченная на пути когда-то в сказочном городе Переславле-Залесском».

Из дневника поэта:

«Какое чудо эта русская старина… Волей обстоятельств мои путешествия привели меня на земли, что к северу от столицы Переславль-Залесский, точнее Троице-Данилов монастырь. Тихий летний вечер. Загадочное, полузаброшенное место, старина, кажется, выплывает навстречу прибывшему. Среди зарослей крапивы, лопухов и вьюна проглядывает древность и смотрит на тебя тихим благим взглядом. Что-то неуловимое ходит вокруг, неуловимое, но такое необходимое человеку. Знаю, что пройдет время, и руины исчезнут, обитель будет восстановлена, и по-иному зазвучат окрестности округ ее, а пока мое время – время тишины.

Касаюсь храмовой стены: прохладная, отзывчивая… Не могу понять, откуда столько покоя, даже деревья замерли, не шелохнуться. В траве поют кузнечики. Прислушиваюсь: откуда-то, вторя их стрекоту, доносится еле слышное молитвенное чтение. Слушаю, вслушиваюсь, замираю… Мне еще неведомо место служения и от этого кажется, что все, что вокруг меня, все, от травинки до неба, озолоченного вечернем закатом, все произносит знакомые слова вечерней молитвы. Неуловимый запах ладана, чуть слышный звон кадильных бубенцов и ты, с замиранием дыхания вслушивающийся в свое пробужденное сердце…»

    Июль 1995 года

Путешествуя по родным краям, поэт, много повидав и многое узнав о жизни, непрестанно воспевает в своем творчестве красоту земли русской, «неподобхватную Россию»:

Кто путешествовал, тот знает,
Как вёрсты эти широки:
Глазам неведомые дали
И придорожные торги…

Тысяча дорог позади, тысяча встреч… Всё это даёт опыт и право поэту петь строкою, петь о Руси: «Ой, ты Русь, поля – морские дали, острова неведомой земли…». Как трепетно поэт относится к природе земли русской, сколько признания в любви сквозит в каждом образе, словно картину с натуры пишет поэтическими строками поэт-художник сочными, выразительными красками:

На подрамники опушек,
Натяну холсты полей,
Загрунтую талым снегом,
Кину семечки грачей…