Босиком по битым стеклам 2. Арлиэлла. Опасные тропы Ангоры

– Никак упыря сотворить из дитенка невинного вознамерилась! – ахнула полугномка и вновь за свой ломик ухватилась обеими руками, но Стерха на ее возмущенные вопли не отреагировала, не обернулась на крики и возню за спиной, а скакала как полуумная вокруг повергнутой нежити, нафаршированной телом мертвой девочки, оплетая их обоих сетью заклятий.

Полугномка, видя этакое непотребство, прыть все же, поумерила, но ломик заветный держала наготове. Смириться со смертью ребенка Железнорукой было тяжело, но восстань Арлиэлла, как зомби, рука у Дангуты не дрогнула бы.

– Эх, не углядели! – сокрушалась Железнорукая, в запале выдрав у себя клок волос с головы – Правду говорят старики – у семи нянек, дитя без глаза! И, всего-то, на пару мгновений ресницы прикрыла, а она, егоза, тут же и усвистела! Пока сыскали неслуха, время-то и ушло! Мало, мало задницу сией отроковице родители ее сиятельные пороть велели! Но, ничего – ты только выживи, детонька и мы все исправим. Лично займусь воспитанием вашей задницы лилейной, госпожа!

Замшелая, похожая на кору столетнего дерева и вся покрытая пузырящейся, гнилостной на вид, пеной, кожа нежити засветилась, отдавая Арлиэлле свою энергию, отнятую тварью у, некогда живых, существ. А Стерха затанцевала, запрыгала подле странной композиции – распотрошенной Твари и ребенка у нее внутри, не хуже, чем немытый шаман в далеких орочьих степях.

Тельце девочки дернулось – раз, да другой. Темный лик Стерхи посветлел, и горянка перестав прыгать, точно умалишенная, схватилась рукой за то место на груди, где сердце располагается.

– Ага! – торжествующе завопила Стерха, слегка отдышавшись после безумной пляски – Туточки она, здесь! Никуда не делась! Сильная, сильная девочка! Не пустим мы тебя за Грань, не надейся на то! Хоть бы силушки хватило! Молись, Железнолобая, кому хочешь, но молись истово! Своим богам подземным молись, орским, да хоть пням и колодам. Лишь бы толк был!

И Дангута взмолилась, как велено – от души и сердца своего. И Апсы-отцу, и Аме Всеблагой, и Апе – покровителю, и Дане эльфийской, и Антаресу гневливому, и к Темному обратилась, будь он неладен, злыдень, тысячу лет спящий! Кого только не попросишь о милости для дитя невинного!

Стерха вся, как есть, с лица спала – кожа на скулах ведьмы истончилась, натянулась, глаза запали страшно, потемнев до черноты. Руки раскинула ведьма, как крылья нетопыриные и тени расползлись от них по поляне по всей. Голос Темной стал неприятным, резким, карканье воронье напоминая.

Девочка внутри тулова смрадного зарозовела щеками, да вдруг выдохнула. Выдохнула, воду из себя исторгла вместе с желчью и задышала рвано, будто бы, неуверенно.

Дангута, хоть и ожидала чуда невиданного, но глаза округлить не забыла. Слыхала она про диво подобное, когда душу невинную, за Грань безвременно отправленную, ловили чародеи опытные, да назад, в тело покинутое, возвращали, а тут увидеть довелось самолично. И не в светлом исполнении, а в самом, что ни на есть, темной, чуть ли не некромантия, богами проклятая!

– Вернулась детонька! – засуетилась, залопотала Дангута – Красавица наша вернулась, глазки открыла светлые! – а сама ломик тяжелый с навершием литым наготове держит. Мало ли, вдруг у дитя невинного зубы отрастут с локоть длиной, да глаза алым засветятся?

– Не суетись, Железноносая! – Стерха ловко оттерла Дангуту от Арлиэллы, которая, округлившимися от непонимания глазами, рассматривала себя в столь странной люльке, из нутрева чудовищного изготовленной – Она это, не сомневайся, дурында, твоя драгоценная госпожа, немного, правда, потемневшая, но живая, в своем уме и добром здравии!

Арлиэлла заворочалась, выдирая из спекшегося вонючего мяса свое легкое тельце, а Дангута, насторожившись, переспросила у Стерхи, уточняя непонятое, ломик стискивая, побелевшими от напряжения, пальцами.

– Что значит, потемневшая? Она теперь, что – Темная? Ведьма, как и ты?

– Темная, светлая! – фыркнула Стерха, на лице которой жили одни лишь черные глаза, сверкавшие, как агаты – Какая тебе разница, Железномозглая? – отмахнувшись от тревог полугномки, горянка помогала девочке выбираться из плена плоти, ужи окончательно издохшей, нежити – За Гранью она побывала, дурында, понимаешь, ли? Вернулась оттуда путем Темного бога, при помощи некромагии, хотя, сама-то живая, живее многих. Дар у нее темный открыться может и откроется обязательно, коли она вновь между жизнью и смертью очутится! Она ж, дитя, талантами не обделенное! Великая магиня может случится однажды!

– Ась? – Дангута затрясла головой, не понимая.

– Коли еще раз девчонка умереть сподобится и воскреснуть, то некромантия в ней проснется, а не только Стихии. – рявкнула, потерявшая всякое терпение, Стерха – До тех пор, она – обычный ребёнок с развитым даром. Так – понятно?

– Понятно – сговорчиво подтвердила Дангута, опасливо посматривая на взбешенную Темную. И, чего взбесилась-то? – Глаз с госпожи не спущу! Ни на шаг не отойду! Не нужон нам и даром некромансер поганый! Хватит с нас и одной ведьмы с темным даром!

– Это уж, как, великая Пара решит – буркнула себе под нос Тёмная, понимая здраво, что, по сути, великую Двойку – великой Тройкой величать следует. Ибо Темный, как есть – божество могущественное, пусть и недоброе, а то, что спит он, сном крепким, так то, есть благо для всех живущих, и темных, и светлых. Неизвестно еще, что в голову Темному божеству втемяшится при пробуждении. Спал он тысячу лет сном беспробудным, а адепты его, крохи силы темной черпали себе на пользу. Лично её, Стерху, подобное положение дел вполне устраивало. А коль проснется великий Темный, то, кто знает – сил, может, сторонникам верным своим он прибавит, зато и спрос с них иной будет. Темный бог – это Темный бог! Ему кровь и муки разумных подавай, а не сладкий мед в дрянном винце растворенный. В то, что девочка в себе и впрямь, темный дар откроет, в то Стерха верила плохо – вон, Дангута Железнолобая, над ней, точно квочка над цыпленком квохчет. Нет, теперь любая соринка в глазу Арлиэллы – предмет особого внимания, а она, Стерха, в те дела вмешиваться не станет, но, чем сможет, тем и поможет.

На, облюбованную путницами поляну, медленно и осторожно вышел здоровенный, усатый котяра и, требовательно мявкнул, привлекая к себе внимание. Котяра оказался рыжим, ражим и глазастым. Стерха обрадовалась ему, как родному.

– Скрипун! – воскликнула горянка, прижимая к груди упитанного котика – Живой, бродяга! Я-то думала, что тебя прибили нелюди те! А ты, вон, вывернулся и к хозяйке прибежал!

Несладко, видать, коту в дороге пришлось – и лапы в кровь стоптал, и шкура рыжая вся репьями забилась. Несколько седьмиц преданный кот бежал по дороге, догоняя хозяйку и ее спутниц, бежал, торопился, но догнал.

– Это Скрипун, Дангута – Стерха, погладив кота по лобастой башке, серьезно взглянула на полугномку – Теперь-то, наша девочка никуда сбежать не сможет. Скрипун – замечательный доглядчик и пестун.

Словно понимая, о чем идет речь, рыжий кот, потершись о хозяйские колени, легко запрыгнул на телегу и фыркнув, разлегся подле спящей Арлиэллы, растопырив усы и тихонько мурча.

Рыжий охранник приступил к своим новым обязанностям.

*

… Елена виновато взглянула на Стерху, освобожденную от оков и стоящую прямо, будто жердь проглотила, напротив нее.

– Нет, не помню – огорченно вздохнула девушка, переводя растерянный взгляд с господина де Перье на Проклятого мага, спустившегося почти до самой земли – Хоть ты тресни – не помню! Скрипуна – помню, лентяя и обжору мохнатого, а об остальном – девушка бессильно развела руками – ничего.

– Может, оно и к лучшему. – барон де Перье, неприятно удивленный новостью о самой возможности того, что наследница трона Ангоры может явиться не просто сильной магичкой с даром Стихий, а магичкой темной, слегка побледнев, обменивался красноречивыми взглядами с Призрачным магом.

Проклятый маг, при жизни, как раз и бывший могущественным стихийником, ничего плохого во Тьме не видел. Даже некромантия, обнаружься к ней склонность у Арлиэллы, его не особо пугала.

Подумаешь? Вон какая у него ученица, всесторонне развитая! Жуйте свои сопли дальше и завидуйте молча!

Две стороны Дара – темная, да светлая, дело, конечно, небывалое, но тем могущественнее окажется его ученица! После обучения, конечно же.

Остальные участники путешествия, толком ничего не услышали – кхаарцу было глубоко плевать на то, каким даром обладает его «дорогая мамочка» – хищник с удовольствием поглощал любой вид энергии, но не чурался и обычной человеческой пище, отдавая предпочтение колбасе и, обязательно, с чесночком.

– А, так? – Стерха внезапно шагнула вперед, подойдя к Арлиэлле недопустимо близко и звонко хлопнула ее по лбу открытой ладонью.

– Оскорбление действием лица королевских кровей! – завопил какой-то, особо рьяный служака – Вяжи ее, братцы!

Стражники качнулись вперед, вознамерившись схватить ведьму, а то и изрубить ее в фарш, но темная покорно опустилась на землю перед Еленой и подняла над головой пустые руки.

Елена застыла столбом, изо всех сил сдерживая рвотные позывы.

Ее крутило, вертело, выгибало дугой, но она терпела, прикусив язык зубами – еще не хватало – рыдать, как сопливой девчонке!

Во рту у Елены, словно бы, поселился мерзкий привкус тлена, под руками ощущалась вонючая гнилая плоть дохлого монстра и слабость после утопления обрушилась на плечи.

Вся картинка промелькнула за несколько тяжких мгновений. Очень непростых и неприятных, мгновений.

– Вспомнила! – ахнула Елена, понимая, что вполне могла обойтись и без этих воспоминаний, а особенно, без ощущений, с ними связанных – Но, лучше бы, забыла!

– С, вами, людьми, всегда так – позволила себе дерзкое высказывание ведьма – нет бы, спасибо сказать, так она вместо этого, еще и претензии выдвигать начинает!

– Спасибо, тетка Стерха – серьезно произнесла Арлиэлла – Память возвращается ко мне, пусть и не быстро. Но я помню, что без тебя – не выжить нам, ни в горах, ни, тем более, в лесу. Эх! – девушка шмыгнула носом – И Скрипуна вспомнила! Тетка Стерха – тут же обратилась магичка к горянке – А, скажи-ка мне, пожалуйста – с какого-такого перепугу, у меня аллергия на кошачью шерсть образовалась?

Стерху пригласили к вечерней трапезе – и для нее настало время перекусить, да отдохнуть.

Тот самый хлопок по лбу раскрытой ладонью, вызвал цепную реакцию – воспоминания посыпались на Елену, как горох из пустого мешка – успевай лишь ладони подставлять!

Елена вспомнила, как после ее возвращения из-за Грани, долго и самозабвенно ругались тетка Стерха и ее нянька Дангута, как крепкая гномка все порывалась уйти с девочкой куда подальше от темной ведьмы-некромантки, помнила и о том, как на огромном костре спалили нечистую тварь, испепелив ее, как долго и тщательно отмывала ее хрупкое тельце Дангута, стоя по колено в воде лесного озерца.

И Скрипуна вспомнила Елена – кот по пятам таскался за маленькой девочкой, не спуская глаз с ее хрупкой фигурки и приносил малышке, лично убиенных им, мышей-полевок. Подарки дарил, от всей своей широкой, кошачьей души.

Воспоминания явили с собой мало приятного, но они были и помогали Елене чувствовать себя не полностью ущербной. А там, глядишь, и остальное вспомнится. Придет время!

Граница герцогства Валенсии показалась путникам к следующему полудню – пока проснулись, собрались и не торопясь, отправились в путь, солнышко уже успело подобраться к зениту. Не смотря, на то, что год близился к середине первого осеннего месяца, светило палило, как сумасшедшее, заставляя людей чаще прикладываться к походным флягам с чуть подкисленной водой или же, разбавленным вином, а животных – лениво отмахиваться от любой попытки двуногих заставить их ускорить шаг.

Елена, прекрасно чувствовавшая себя верхом на Бяке, с пониманием посматривала на дам, предпочитавших передвигаться не верхом, а в тряской карете. Да и то, как сказать – с сочувствием? Симпатию она испытывала к одной Тарке, девочке-горбунье, которую забрала с собой, увезя из замка Анфор, а вот к даме Вианоле Мадее – компаньонке, навязанной им в спутницы волей всемогущего деда-герцога, Елена испытывала резкую неприязнь – до того несимпатичной казалась ей сия высокомерная и двуличная особа.