Гуси-лебеди. Хозяйка Дремучего леса

– Во, как? – Алёна хмыкнула – как бы с подобным скудным освещением себе лоб не разбить.

Худо-бедно, но до хлева девушка добралась, а там уж…

– Нет, – вскорости решила Алёна Дмитриевна. – строительное дело, конечно же, занятие хлопотное и нервных клеток сжигает массу, но корову подоить, тот еще квест! Особенно, с непривычки.

Руки доили, мозги грозили спятить, но молока Алёна, все же, добыла и корову с телком покормила.

Умная животина действиям девушки не препятствовала, стояла смирно и норова строптивого не являла. Звалась корова Зорькой, Алёнку всегда слушалась и норовила лизнуть молодую хозяйку своим мягким языком прямо в лицо.

– Фу, Зорька, фу! – отбивалась, как могла Алёна Дмитриевна. – Хватит жалеться. Ты мне так всё молоко расплещешь.

Телку, вообще, все было фиолетово – лишь бы молочком напоили и хлеба с солью дали.

Молока вышло много.

– Будет мне ужин. – решила попаданка и вспомнила про Зубастого. – И ему хватит.

Разумеется, молоко, хорошо было бы процедить, но ничего пригодного для этих целей, Алёна не обнаружила, зато, отыскала пару вареных картофелин, краюху темного хлеба, кажется, такой называется, ржаным, луковицу и морковку.

Овощи, смахивающие на морковь, лук и репу Алёна отложила на потом, а сама, покрошив хлеба в молоко, отнесла Зубастому.

Пес, если и удивился чему странному, то возникать не стал и сожрал то, что дали. Да, как еще сожрал – с завидным аппетитом, чавкая и поскуливая от удовольствия.

Алёна тоже не заморачивалась – процежено, не процежено, а умяла свою часть за милую душу и лишь после этого почувствовала посторонний взгляд, прожигающий спину насквозь.

– Кольша? – удивилась попаданка и насторожилась.

Малец топтался на пороге и смотрел на Алёну голодным, щенячьим взглядом.

– Я.. тут.. того-этого.. – мямлил парнишка, а, женщина, понимающе усмехнувшись, спросила.

– Кушать хочешь?

Кольша судорожно сглотнул – хотел, ещё как, хотел.

Онуфриевы его, конечно же, кормили, но не сегодня. Обозленный тем, что негодная Алёнка ускользнула из его жадных рук и раздосадованный, что батрачонок так и не сумел выследить беглянку, Василько, вместо ужина выдал мальцу пару подзатыльников и согнал со двора. Просить еды у матери Кольша не стал – малым и без того мало достается, а он, уже большой, может и потерпеть.

– Бери, лопай, малец. – Алёнка пододвинула к Кольше глиняный кувшин и приказала:

– Ешь и рассказывай о том, что там эти злыдни, Онуфриевы, против меня умышляют?

Пацан себя упрашивать не заставил, если властность в голосе Алёнки его и удивила, то парень решил, что промолчать выйдет дешевле. К тому же, кушать хотелось – попробуй без обеда целый день, на ногах, да на свежем воздухе, да еще и в работе? Так жрать захочешь, что мама не горюй!

– Василько велел по деревне бегать и тебя сыскать непременно. – выпив молоко и съев весь хлеб, промямлил мальчишка, пряча виноватый взгляд. – Сказывал, что здесь ты прячешься где-то. Следить приказал.

Алёна хмыкнула, припоминая наглую, разожравшуюся харю старшего сынка мельника. И, Полинка с этим хряком любовь крутила, по доброй воле? Точно говорят, что любовь зла, полюбишь и козла! Вернее, такого хряка, как Василько.

Про собственную судьбу, попадись она в лапы Онуфриевым, Алёна знала всё – будут долго насиловать, а, затем, как и Алёнкиных родителей, в овраг кинут, зверью дикому на поживу.

А, вот, выкусите! Попадаться в лапы убийцам нынешняя Алёнка не планировала. Самих Онуфриевых в тот овраг отправит, дайте срок!

– Бежать тебе надобно, Алёнка. – жалостливо поглядывая на девушку, пробормотал Кольша, утирая нос рукавом замызганной рубашки, такой ветхой, что стыдно и на ветошь пускать. – Убьют они тебя. Дюже сердитый Василько – дубье приготовил и рогатину. Болтал, что станет травить, словно дикого зверя.

– Про родителей моих, что сказывали? – строго спросила Алёна, изображая из себя злого следователя.

– Сказывали, что не вернутся они из града. Мол, дядько Прокопий решил у сына погостить. – и, глаза отвел. Догадывался малец, что не всё ладно с соседями, но помалкивал. За свою семью опасение парнишка имел. – Брешут, поди.

– Брешут. – задумчиво повторила Алёна Дмитриевна, то есть, теперь уже, Алёнка.

То, что в Рябиновке житья ей не будет, девушка поняла без разъяснений – в памяти, то и дело, всплывали обрывки чьих-то разговоров, злое лицо местного старосты, Митрохана Авдеевича, обидные крики за спиной: «ведьма», да «колдовка». Видно, что и в самом деле, надобно уходить. Только, вот куда?

– Куда-куда? – сама на себя обозлилась Алёна. – На Кудыкину гору. Да, хоть и к бабе Яге! Может, посоветует, что.

Подозревала Алёна Дмитриевна, что стараниями злобной старухи, попала она в этот мир.

«Заодно и разберемся, что и почем. Разгадаем, так сказать, шараду.» – решила она.

Но, прежде, надо подготовиться и в дорогу собраться.

Да и с долгами рассчитаться – никогда Алёна Дмитриевна в должниках не ходила и теперь не собиралась.

– Папка не вернулся еще? – спросила она у мальчонки.

– Нет. – шмыгнул носом Кольша. – В этот раз, что-то долго очень. Маманя плачется всё, боится, что папку водяной забрал.

– Сдался твой папаня Карпу Сазановичу. – отмахнулась от слов мальчишки молодая соседка. – Небось, работа какая подвернулась в граде, вот он и задерживается.

Родители Алёнки, у местных жителей, считались зажиточными, потому, как отец девушки, Прокопий Васильев, малой торговлей занимался, с братом своим, троеюродным в доле состоял. От того и сарафан у девушки был нарядным, не чета тем, в которых девки деревенские хаживали. Впрочем, это он Алёнке местной нарядным казался, а для Алёны Дмитриевны, попаданки – дерюжка-дерюжкой.

Но, после гибели родителей, имуществом Аленке распоряжаться придется, потому, как братец её, в служивые ушел.

Алена Дмитриевна знала уже, как распорядиться, унаследованным от погибших родителей реципиента, имуществом – не старосте же, Митрохану, оставлять? Староста тот, скорей всего, про разбойные делишки Онуфриевых, ведает, но покрывает лихую семейку. Из страха, из корысти, но поступает бесчестно.

– Поможешь мне, – строго начала говорить Алёна. – будет тебе, Кольша, прибыль.

Кольша так и обомлел, про водяного услышав. Алёнка хозяина речного запросто по имени-отчеству величала.

«Правду люди болтают, – решил малец. – когда Алёнку колдовкой величают. Вон она как запросто, про водяного-то. Может, в самом деле, папка во граде работу добрую нашел. Вернется, привезет нам всем по петушку сладкому на палочке.»

Алёна, не теряя времени зря, принялась инструктировать мальчишку на предмет, для него важный – куда пойти, да что сказать, дабы от себя подозрения отвезти. Парнишка слушал, вникал, сияя глазенками – награда за содеянное обещалась быть царской. Возвращаться в Рябиновку девушка не планировала, потому и намеревалась избу и хозяйство доброе, оставить Кольшиному семейству. Не старосте же, на самом-то деле? У того, единственного, в Рябиновке, дом каменный и корова не одна в хлеву мычит, а маленькое стадо. И это, кроме всякой другой разной живности, помельче, богато – коз, свинок, да курей с утками.

После того, как Кольша, Белкин сын, скрылся в темноте, Алёна, торопливо побросав в холщовую суму кое-какие вещички, да немудреную еду, направилась к реке. Долги раздавать.

Страха не было от слова «совсем». Почему так, женщина не знала. В прошлой своей жизни она особой отвагой не отличалась. У нее, как-то, на улице сумку из рук вырвали, с телефоном и кошельком, так она даже попытки не сделала, броситься вслед за грабителем.

«Бог с ней, с сумкой, – тогда решила она. – жизнь и здоровье дороже.»

Сегодняшней ночью, женщина собиралась рискнуть и тем, и другим. Просто, чувствовала, что иначе, никак, что нельзя свою вторую жизнь начинать с обмана и неблагодарности.