Вышивальщица

Роман объяснял свою болезнь переутомлением, был уверен, что приступ депрессии больше не повторится и он продолжит образование. Инесса с ним не спорила. Сын неизлечимо болен, когда-нибудь он это поймёт, а пока пусть отдохнёт. Смена обстановки это ведь тоже лечение.

Она сама выбрала для сына горный лагерь в Чегемском ущелье, с прекрасными видами и красивейшими водопадами. Но Романа мало интересовали водопады. Куда больше его привлекали места, где проходят полёты дельтапланеристов. Чегемское ущелье Роман обозвал шалманом, а после осмотра водопадов испытывал уже вполне здоровую злость: «живописная» автомобильная дорога-коридор между скал завалена дешевым шмотьём и сувенирами, торговые развалы выставляют прямо на проезжую часть, и по ней же катают детей на верблюдах и пони. На дорогах нет заправок, на базе нет ресторанов, только небольшое кафе с местной кухней. Интернета тоже нет.

В горном кемпинге «Флайчегем» работала официальная школа полётов, но Роман снисходительно-вежливо объяснил инструктору, что проводил зимние каникулы на южных островах, в Нячанге во Вьетнаме и на острове Лангкави в Малайзии, где занимался парасейлингом (полёты на парашюте над морем с использованием катера; драйвовый вид спорта).

«Чегемский дельтадром это вам не Малайзия, – охладил его пыл инструктор. – Из мобильных операторов кое-где работает только MTS. А при посадке где-нибудь в горах рассчитывать на мобильную связь не приходится».

Цену себе набивает, думал Роман. Он всё равно полетит. Заплатит любую цену и полетит. Инструктор говорил что-то ещё, но Роман его почти не слушал. Ремиссия закончилась, и наступила фаза эйфории.

Роман перебрался в гостевой дом в селении Эльтюбю, по соседству с Эльбрусом. И после нескольких полётов с инструктором добился своего.

В то утро дул сильный ветер, но биполярника в стадии маниакальной эйфории не остановит даже извержение вулкана. В свой последний полёт на мотодельтаплане Роман отправился один. Поднимался и опускался в потоках воздуха, разворачивался и парил над скалами… Казалось, земля так близко, что можно зацепить её ботинком, и он едва не поверил в иллюзию.

Минус Чегемского парадрома – ограниченная площадка для приземления. От пилота требовались хорошие навыки расчета захода на посадку, которых у Романа не было: мотодельтаплан снижался по сильно наклоненной траектории. Единственное защитное действие, которое можно было предпринять, это завершить полёт поймав ногами землю. Роман об этом не знал. Мотодельтаплан столкнулся с поверхностью земли, пилот, находящийся под наклоном вперед, ударился о землю, получив множественные переломы рёбер и закрытую черепно-мозговую травму.

До ближайшей нормальной больницы в Нальчике дорога фактически одна, 70 км по Чегемскому ущелью. До больницы Романа не довезли. На память о сыне у Инессы остался смартфон, странным образом уцелевший. Роман снял свой полёт над горами.

Он не собирался ехать в горы. Инесса сама посоветовала ему Чегем. В цифровом фильме сын был живым, восторженно делился впечатлениями и пел «Прощание с горами» Высоцкого:

«И спускаемся мы с покорённых вершин,

Оставляя в горах своё сердце.

Так оставьте ненужные споры —

Я себе уже всё доказал:

Лучше гор могут быть только горы,

На которых ещё не бывал».

Свой последний час Роман прожил запредельно счастливым.

? ? ?

Инессе не хотелось никого видеть, не хотелось жить, но друзья об этом не знали, приезжали с соболезнованиями и настойчиво предлагали пожить у них. Или поехать на Мальдивы. Всё лучше, чем сходить с ума одной в четырёх стенах.

Инесса послушалась. И поехала.

Ей всегда нравился русский север. Поэтому монастырь она выбрала в Ленинградской области. Кто не знает, в монастыри принимают не только паломников и трудников, приезжающих поработать. Там можно просто пожить, укрывшись от житейских невзгод и принося посильную помощь. Там не заставят делать больше, чем ты можешь. Ничем не попрекнут. А главное, там не знают о том, что случилось, не будут приставать с соболезнованиями, от которых ещё горше, ещё тошней.

За два года Инесса побывала в нескольких женских монастырях – Введено-Оятском, Покрово-Тервеническом, Снетогорском, Толгском – и наконец остановила свой выбор на монастыре Святого целителя Пантелеймона в Тверской области, который находится в плачевном состоянии и более других нуждался в финансовой помощи. На деньги, полученные от продажи недвижимости, она основала при монастыре приют для девочек и православную школу-гимназию, став директрисой приюта, а через семь лет настоятельницей монастыря.

О биполярке Инесса знала всё. Знала, что болезнь неизлечима. Романа лечили лучшие врачи, депрессию снимали комплексом лекарственных препаратов, но наступал момент, когда действие таблеток кончалось, угадать его было сложно, результат – попытка суицида, длительное лечение, длительная ремиссия, сменившаяся маниакальной фазой эйфории, которую Инесса приняла за бодрое настроение и эмоциональный подъём. И ошиблась. Сын улетел в горы – с маниакальной фазой! – и результат не заставил себя ждать. Это не было суицидом, но всё–таки было самоубийством. И не в стадии тяжёлой депрессии, как того следовало ожидать, а в стадии эйфории.

Признаки маниакальной фазы биполярного расстройства: чрезмерно повышенное настроение без видимой причины, сохраняющееся длительное время. Значительное преувеличение своей личности и своих способностей. Склонность совершать рискованные и неоправданные поступки.

Дипломированный врач-психиатр, матушка Анисия рассмотрела у Арины симптомы, пугающе схожие с биполярным аффективным расстройством. Девчонка превратит жизнь приёмных родителей в ад. Отговорить Вечесловых не получилось, а сказать им прямо, что девочка больна, у матушки Анисии не хватило духу.

Зато хватило – сказать Арине. Настоятельница позвала её к себе, усадила за компьютер и рассказала всё о биполярном аффективном расстройстве, сокращённо БАР.

– Тебе повезло, что у тебя БАР второго типа. С первым ты бы давно угодила в клинику. Не бойся, с тобой всё нормально, – спохватилась настоятельница, поймав испуганный взгляд девочки. – Болезнь не прогрессирует. Но она обязательно проявит себя, когда ты станешь старше. Следи внимательно за своим состоянием. Если будет уж слишком весело и захочется совершить подвиг, или нападёт хандра и будет всё раздражать, – помогут таблетки, я тебе написала список, – и протянула Арине вырванный из блокнота листок, который та машинально положила в карман. – Твои опекуны ни о чём не знают. Но если не сможешь справляться с собой, они от тебя откажутся. И тогда тебя ждёт не просто детский дом, а специализированный интернат для таких, как ты.

Список Арина порвала на клочки и спустила в уборную.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. В МИРУ

Терпением вашим спасайте души ваши

/Иосиф Оптинский (Литовкин). Преподобный/

Глава 6. Синдром потери

Арине хотелось громко петь и топать ногами от восторга: у неё есть свой дом, есть своя комната, которая – только её и больше ничья. Приёмные родители предложили называть их бабушкой и дедушкой, и ей это нравилось. Она боялась только одного: что от неё откажутся. Арина скрестила пальцы и поклялась ничем их не огорчать и ни на что не жаловаться.

Матушка Анисия рассказала Вечесловым о девочке, которая завидовала тем, кто хранил как зеницу ока фотографические карточки родителей. У Арины не было фотографии, а мечта о том, что в один прекрасный день мама приедет и заберёт её из приюта, с годами сменилась уверенностью, что она никому не нужна, даже матери. Монахини не дарили детям напрасных надежд, с которыми потом так больно расставаться. Обман, который миряне ошибочно зовут ложью во спасение, на самом деле – от лукавого. Истинное милосердие – в правде. С ней можно смириться и жить. А вытравить из детской памяти воспоминания о родителях невозможно.

Какой бы тягостной ни была Аринина прошлая жизнь, она всё равно будет любить мать, вероломно от неё отказавшуюся. После безмятежных лет, прожитых в монастырском приюте, её ждёт встреча с миром, не всегда дружелюбным и не к каждому ласковым. Сможет ли она адаптироваться?

Вечесловы делали всё, чтобы – смогла. О том, что их приёмная внучка больна, они не знали. Резкую смену настроения, беспричинную грусть, сменявшуюся необузданной радостью, объясняли тяжёлым детством. Хотя это было не так, и приют при монастыре Святого Пантелеймона Арина вспоминала с тёплым сердцем.

Её опекуны жили уютно и старомодно. В церковь Вера Илларионовна ходила, только когда просила душа. Полковник в бога не верил, но всегда её сопровождал – из ревности к отцу Дмитрию, с которым Вера была знакома с детства и в которого была когда-то влюблена.

Постов Вечесловы не соблюдали, но церковные праздники встречали с благоговейной радостью. Пасхальные куличи Вера святила с ощущением причастности к тайне, завеса которой слегка приподнималась во время обряда освящения. А может, так оно и есть, думал Иван Антонович, глядя на Верино сияющее лицо, с которого не сходила улыбка. Он так соскучился по её улыбке, которая в больнице была вымученной, вынужденной, а сейчас – настоящей. Может, и правда есть эта тайна? А иначе – отчего так светло и спокойно делается на душе?

Мысли перенеслись со сверхъестественного на реальное, где отставной полковник чувствовал себя хозяином положения. «Прости, девочка, задержались мы, с опекунством этим треклятым, напугали тебя… Но теперь всё в порядке. Ты с нами, мы будем о тебе заботиться и любить».

Появление в доме Арины наполнило жизнь светом. В этой девочке не было никакого притворства: она говорила то, что чувствовала, но чаще молчала. Аринину молчаливость и странные взгляды, которые она бросала на «бабушку» с «дедушкой», Вечесловы объясняли стеснительностью.

Об истинных чувствах Арины они не догадывались.

В своём новом доме девочка испытывала синдром потери, лишившись разом всего, что составляло её жизнь. Подруг, с которыми шесть лет делила общую спальню. Просторной и гулкой трапезной с деревянными длинными лавками и чисто выскобленными столами, где после благодарственной молитвы они принимали пищу – вкушали божьи дары. Торжественной тишины молельни. Сестёр-монахинь в привычно чёрных одеждах (в детстве они казались Арине похожими на огромных ворон). Ежедневных прогулок на монастырском знакомом до последней травинки дворе. Вышивальной мастерской.

Последнего не хватало как-то по-особенному: пальцы тосковали по игле, разум метался, не находя замены любимой работе, а глазам виделись во всём узоры. Опекуны, которых полагалось звать бабушкой Верой и дедушкой Ваней, были к ней неизменно добры, но она чувствовала свою чужеродность. Куклу в нарядном платье и пышных бантах рассмотрела со всех сторон и осторожно посадила на комод. И больше не взяла в руки – ни сегодня, ни в последующие дни. «Опоздали мы… Выросла она из кукол» – подумала Вера Илларионовна. И расстроилась.

Депрессию, наступившую после безудержной радости, Вечесловы посчитали естественным поведением ребёнка, вырванного из привычного мира. А может, так оно и было? На улице Арина терялась. Её пугало количество незнакомых людей – всегда спешащих куда-то, непривычно ярко одетых и недопустимо громко разговаривающих. Девочки в шортах и в коротких юбочках вызывали недоумение. Мальчики, которых в приюте вовсе не было, вызывали пугливое любопытство.

– Нравятся шорты? Называются стретч. Хочешь, купим тебе такие?

Арина испуганно затрясла головой, отказываясь. Но Вечесловы видели, какими глазами она на них смотрела.

Джинсовые шорты-стретч классического синего цвета, с узкими плетёными шлёвками, в которые был продет ременный поясок, были немедленно куплены, и Арина с восторгом их надела. Поясок оказался на бёдрах, а шорты сидели ниже пояса и не закрывали пупок. Арина заправила в них рубашку, принесённую продавщицей, – и уставилась на себя, новую, в зеркале. Девочка из зеркала ей нравилась. Она была такой как все «миряне». Но ведь и она, Арина, теперь «мирянка»!

– Бабушка Вера, я теперь мирянка? Мне теперь можно это носить?

– Слово какое выискала… – рассмеялась Вера Илларионовна. И встретив недоумённый взгляд, поспешно сказала: – Можно, можно. Всем можно, а тебе почему нельзя? На даче-то удобней в шортах по деревьям лазать, на коленках ползать – землянику собирать. В платьях там и не ходит никто, все от мала до велика в штанах. Вот в школу тебя определим и поедем, на всё лето. Ты плавать-то умеешь? Не умеешь? По-собачьи только? Деда Ваня тебя научит, и кролем, и брассом.

Арина вежливо покивала. Воды она боялась. Может, Иван Антонович забудет? Может, не будет её учить…