Альковные секреты шеф-поваров

Не помню, как добираюсь до дома матери. Не помню, как она отпирает дверь. Помню только свой крик:

– Значит, повар, да?! Мой отец был поваром? Кулинарил папаша!

Мы начинаем друг на друга орать, и я повторяю как попугай:

– Повар, повар, повар, повар…

И вдруг в ее глазах появляется странное выражение – не злоба, а скорее насмешка, и она спрашивает:

– Ну и много он тебе обедов приготовил, сынок?

Я выбегаю, хлопнув дверью, решив, что не буду разговаривать с этой упрямой старой шлюхой, пока она не скажет правду…

Вернувшись к себе, устало поднимаюсь по лестнице, отпираю дверь… Вот оно. Лежит на каминной полке. Мое сердце останавливается.

Кольцо. Обручальное кольцо, которое я подарил Кей.

К этому я просто не готов. Да и можно ли приготовиться?

Мой отец, мой бедный папа! Такой хороший человек, никогда мухи не обидел. За что ему такое? Почему? Да еще и мамина скорбь – непрерывная, мучительная… Даже хуже, чем смерть отца. Все навалилось так внезапно, я просто не готов. Сломался. Не знаю, что делать. И Кэр со мной не разговаривает, молчит как немая.

Мы ждем у входа в церковь. Моросит дождь. Я оглядываюсь: почти никто не пришел. Отца всегда интересовала только семья – а семья-то небольшая, из старших родственников в живых уже никого. Кроме нас, явились только несколько человек из депо да пара соседей.

Так грустно, прямо зло берет: уходит по-настоящему хороший человек – и никто даже не удосужился проводить. А умри какой-нибудь публичный краснобай вроде де Фретэ, так целая толпа соберется, будут рыдать, говорить: ах, какой был замечательный! Крокодиловы слезы рекой… Но это будет фальшивая скорбь, не то что сейчас: ужасная, тихая, парализующая боль, прямо сердце на куски разрывается.

Папины друзья с работы твердят одно и то же. Он был честным человеком, не пил. Близко ни с кем не сходился, держался замкнуто. Сигнальщики со старого переезда в Торнтоне раскрыли маленькую тайну: в свободное время он вел дневник. Целые тетради заполнял густыми каракулями. Похоже, это была его главная страсть, на втором месте после семьи. А потом он стал машинистом и обрел наконец свое призвание. В одиночку водил большие поезда в Западный Хайленд.

К нам подходит большой начальник из депо, мистер Гэрриок, и говорит с неподдельной печалью:

– Таких, как Кит, больше не делают. Вы должны гордиться.

Панихида проходит очень красиво. Я полагал, что не буду плакать, но слезы сами текут, когда священник Годфри начинает рассказывать об отце – каким он был хорошим, как посещал церковь, помогал старым и больным.

Я стою снаружи, у дверей церкви, пожимаю руки всем выходящим. Иэн встряхивает мою руку и удаляется – даже на поминки не остался. Выражение лица у него очень странное. Наверное, так некоторые люди воспринимают чужую скорбь: не знают, как реагировать. Злой кусачий ветер студит мне голову. Переносицу начинает ломить, как от мороженого, если проглотить большой кусок. Я с облегчением забираюсь в машину и еду в отель на Ферри-роуд, на поминки.

Людей в зале немного. Мамины расчеты по поводу виски, шерри, пирожков с мясом, чая и сэндвичей с кресс-салатом оказались слишком оптимистичными. Она решила, что отошлет все лишнее в церковь и в пенсионный клуб.

Наш сосед Фил Стюарт поднимает бокал виски:

– За тех, кого с нами нет.

Мужчины из депо дружно присоединяются. Мама ставит чайную чашку и со скупой улыбкой салютует бокалом виски, к которому, конечно, не притронется. Папа не осудил бы: он и сам не любил пить.

Я поднимаю стакан апельсинового сока. В другой обстановке на меня посмотрели бы косо, а сейчас, наверное, думают: яблочко от яблони… Зато Кэролайн лихо опрокидывает бокал виски и тут же тянется за другим.

Какого черта она…

В желудке у меня и так неспокойно, а тут еще это зрелище! Я иду в туалет, запираюсь в кабинке и пыжусь, сражаясь с запором. Надо во что бы то ни стало очистить кишечник! Кен Рэдден из клуба «Заводные походники» постоянно твердит, что кишечник должен работать как часы.

Я думаю о двух цыплятах из «Харвест Мун», что вылупились вчера ночью. Люблю игры, где приходится строить, а не только взрывать да стрелять. Ребята из «Рокстара», которые пишут хиты типа «Grand Theft Auto», конечно, очень талантливы, но зачем столько насилия? А «Гейм информер» присудил им десять баллов. Почему люди транжирят свой дар на создание всяких мерзостей? Как они живут после этого? Будь у меня такой талант, я писал бы игры вроде «Харвест Мун». Неудивительно, что ее написали японцы. У них там все по-другому, не как у нас. Хорошо бы туда съездить! Японские девушки такие красивые… и добрые, наверное. И чистоплотные. И жены из них хорошие выходят. Считается, что они любят западных мужчин. Вот проблема так проблема: выбрать жену! Цилия уже отпала, остаются Энн, Маффи, Карен и Элли.

Маффи…

Снаружи доносятся голоса: двое мужчин подошли к писсуарам. По нержавеющей стали звенят струи.

– Западло, такой здоровый мужик.

– Да, семье сейчас нелегко.

– Блондиночка-то – дочь?

– Угу. Получше остальных.

– Видал, как рюмки опрокидывает?

– Я бы ее саму опрокинул.

– Ну, не забывайся! Ты где находишься?

– А чё? Я просто…

– Знаю тебя, «просто»! Ромео… По диаметру себе выбирай!

От их гнусного хихиканья у меня мурашки по спине. Я корчусь на холодном унитазе в приступе бессильного гнева. Такие подонки не могут быть друзьями моего отца! Почему их так много на земле? Куда ни плюнь! Грубые животные вроде Энди Макгриллена, который мне в школе жизнь отравлял. Пошлые свиньи вроде Дэнни Скиннера… Поверить не могу, что его любит такая красавица! Да и Шеннон к нему, кажется, неравнодушна. Я даже слышал, они целовались на рождественской вечеринке, но это, конечно, враки… Почему девушки такие глупые? Если бы они знали, каков я на самом деле! В очередь бы выстроились, можно не сомневаться.

12

Таверна «Архангел»

Дэнни Скиннер с трепетом смотрел на запотевшую кружку лагера. Вот что снимет боль, остановит пытку!.. Но он не выпьет, нет. Будет держаться. Это его долг перед Кей. Он докажет, что сильнее соблазна. Вот сейчас повернется и уйдет. Сила воли.

Давай, пошел!

Скиннер поднялся и решительно покинул бар. Джанкшн-стрит смотрела волком: машины рычали и фыркали в лицо, детишки корчили злые рожи, ворочаясь в колясках, а отупевшие от прозака домохозяйки норовили перерезать ахилловы сухожилия своими тележками. Со всех сторон – из магазинов, автобусов и баров – стреляли трезвые жестокие взгляды, и каждая встречная старуха будто проклинала его, шевеля ввалившимися губами.

Гребаные ведьмы… На фиг мне это надо!.. Ч-черт…

Паника молнией пробила грудь. Он остановился как вкопанный. Кружка все еще на стойке!

Золотой живительный нектар. И табурет еще не остыл. Еще не расправились вмятины от моих ягодиц.

Когда он вышел из бара во второй раз, улица уже не казалась зверем. Острые углы сгладились, мир больше не населяли злобные психопаты с оловянными глазами. Вместо них отовсюду приветливо смотрели жизнелюбивые сограждане, самая, что называется, соль земли.

Вот теперь я в форме, готов встретить Кей! Все ей объясню, расскажу, в чем дело; даже соблазню, если потребуется. Хорошо, что она согласилась прийти. Я искуплю свою ошибку! Надо взять красного вина, она любит красное. Да, вино – это отличная идея.

Скиннер зарулил в «Трешерз» и, поминая Боба Фоя, купил бутылку самого дорогого «Пино Нуар».

До прихода Кей еще оставалось время. Он сидел перед телевизором и смотрел футбол, чемпионат шотландской высшей лиги. Бесконечно тупой матч: команда миллионеров, спонсируемая производителями пива «Карлинг» и использующая религиозные распри для привлечения болельщиков, против нищей команды честных тружеников мяча.