Серебреник. Исторический роман в трех частях

Серебреник. Отец и сын
Исмаил Акаев

Это не обычный роман, скорее публицистическое повествование о любви, долге и чести. Если вы хотите узнать другую правду о чеченской войне и при этом прочувствовать всю её боль – эта книга для вас. Трагичная и трогательная история о школьном учителе… Об отце и сыне… «На глазах кровоточит рассвет. Небо трупы купает, и рыдает земля. Вижу: птицы и звери – всё горит под огнем. Как же больно – мне спину режет стон. Что мне делать?Изменить ничего невозможно…»

Серебреник

Отец и сын

Исмаил Акаев

© Исмаил Акаев, 2018

ISBN 978-5-4490-2383-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предисловие

Повесть чеченского журналиста и начинающего писателя Исмаила Акаева – это не просто художественное произведение, это – воспоминание, размышление о страшных днях чеченской войны. Писатель пытается объективно оценить все происшедшее, начиная с его истоков. Он не обвиняет во всем только одну из сторон, тем более он не считает, что в этой кровавой бойне виноват русский народ. Но, восстанавливая одну за другой картины прошлого, писатель показывает нам, что в основе любого зла первоначально лежит равнодушие людей, а затем их страх. Равнодушие порождает страх, а страх порождает равнодушие. И все это бумерангом возвращается к тому народу, к тому обществу, которое заражено этой страшной болезнью.

Чеченский народ – не только жертва кровавой агрессии российской военщины, он – жертва своей социальной апатии, жертва своего страха перед кучкой отщепенцев и бандитов. И он платит непомерной ценой за свой страх. Сотни тысяч убитых и искалеченных, лежащие в руинах города и села, исковерканные и разрушенные души человеческие. И это на глазах цивилизованного мира, при полной апатии и равнодушии российского общества. Но расплата неизбежна. Не остановивший руку зла совершает еще более страшное зло. И каждому воздастся по делам его. И каждый заплатит по своим счетам рано или поздно. И добро, и зло – все будет взвешено, и не только на весах совести, но и на весах судьбы. Поэтому мотив расплаты звучит в судьбах многих героев повести. Поэтому красной нитью через все повествование проходит протест против войны, против насилия. Любая война противоречит цели и смыслу человеческой жизни на земле, Воле и Замыслу Всевышнего. Любая война – братоубийственна, поэтому безнравственна. Она не делает людей лучше, а, наоборот, будит в них звериные инстинкты.

Главный герой повести, Ибрагим Тасуев – типичный представитель своего времени, взращенный на смеси коммунистической идеологии и чеченских традиций. Но, пройдя через горнила афганской и чеченской войн, увидев человека в его самом страшном обличье, человека, безнаказанно убивающего себе подобного: отца, брата, сына, он не теряет веру в Высшее предназначение человека, остается гуманистом.

И, наверное, поэтому, несмотря, на страшные картины войны и смерти, которые проходят через всю повесть, в ней преобладает гуманистическое, жизнеутверждающее начало, апофеоз жизни. Жизнь всегда сильнее смерти, добро сильнее зла, и только, поэтому не прерывается жизнь человеческая на этой Земле.

    Леча Ильясов,
    историк

Безмолвное эхо времен

(литературно-философское размышление о повести «Серебреник»)

Живы те, у которых есть возвышенная мечта.

    Жан Батист де Ламарк

Великий русский писатель Лев Николаевич Толстой в своих творческих дневниках утверждал, что: «Мысль о повествовании – есть граница между реальностью и выдумкой, которая таинственным образом прокрадывается в сознание человека и остается так и неразгаданной – в веках…». Так в чем же граница между реальностью и выдумкой повести «Серебреник» чеченского журналиста и начинающего писателя Исмаила Акаева? Итак, приоткроем завесу тайны…

«Светало. Село медленно просыпалось». С этого походящего на лермонтовское вступление начинается повесть, погружающая читателя в мир неотразимых красок, которые призваны приоткрыть то таинство необъятного человеческого (порою неосознанного!) бытия, которое дано видеть (лишь мгновенно!), и, только «снаружи». Так что же творится там внутри в эфирной бесконечности и гранях художественных росчерков долгоиграющего силой порыва пера?

Познавая жизнь во всех ее проявления как источник благословенной и живительной влаги, призванную утолить всякую плотскую жажду, мы вступаем в головокружительное противоречие с собой, со своим непокорным фрейдовским – «Я». Это обнаженным образом хорошо показано в повести. Автор осознает глубокое чувство ответственности, пытаясь донести суть до самой глубины его часто необъяснимого, но совершенного по форме понимания.

Так много говорится в повести о жизнеутверждающих и неисчерпаемых началах. Да, безусловно, жизнь – есть самая большая ценность, которая имеется у человека, ценность, цену которой мы не знаем или не осознаем (или не желаем осознавать) в повседневности наших тщетных исканий. Две стороны жизни – истина и ложь – две бесконечности, существующие наперекор всему сущему не оставляют в покое обезумевшего от страсти человека, полного зла и ненависти, чью наивность и переменчивость еще в античности заметил греческий философ Аристотель. Не потому ли главный герой повести Ибрагим так жадно рвется к истине, к истине, которую он считает источником человеческой жизни, совершенством, непревзойденностью. Сколько разбитых и растоптанных судеб вокруг него, сколько необъяснимого и непонятного чувства «беспристрастного» и раскаленного бытия. Но он один: в вакууме сущности, в забвении мысли, один… наперекор всему он жив и продолжает искать себя в этом мире. Хладнокровная месть не покидает героев повести. Месть (идущая в ногу с человеком с ветхозаветных времен) за обольщение жизненного порыва, кроющаяся в глубине человеческой души и в бесконечных коридорах памяти, она присутствует как символ незабвенности, ибо другого быть недолжно, да и не может быть:

О, вы, кто верует!

Предписано вам право.

За смерть (убитых близких) отплатить…

Можно ли сказать лучше, чем это сказано в Коране? – наверное, нет.

…И в самом деле, сюжеты «Серебреника», заставляют глубоко погружаться в реальность дня вчерашнего, и томимо переходить в сегодняшний, в его бесконечное и понятное только лишь немногим посвященным таинственное и необузданное рвение. Наше поколение – одно из звеньев в бесконечной цепи поколений, живших и живущих на Земле. То, что мы пережили и продолжаем воспринимать как жизнь, – есть самое простое желание – Жить! Это желание присуще и героям повести, так же как присуща глубокая философия любви, несущая в себе первооснову человеческого (столь неравносильного по щедрости) существования: «Сила любви – это божественная способность понимать, чувствовать друг друга без слов. Любовь всегда озаряется светом слез, страстей, надежд, эгоизма и обид. Любовь пронизывает влюбленных от костей до мозга, от пят до кончиков волос. Влюбленные витают над бездной, отдают все и, ничего не требуя, умоляют друг друга быть, не исчезать, не оставлять, не покидать. И каждый, кто испытывал эти чувства, тонет в них, отдает свою душу, свои слезы, свое сердце. Любовь и смерть несовместимы. И только она, всепобеждающая любовь, заставляет говорить саму смерть языком любви, и только такая любовь называется человеческой. И лишь человек, одаренный божественным даром, способен на высокую любовь. С любовью ко всему сущему может относиться человек только доброй души».

Настолько чист и в тоже время порочен мир чувств и идей, в котором живут герои повести, настолько наивно их понимание и ощущения окружающего, что происходящее столь ненавязчиво протекает в двух параллельных измерениях. Повесть пронизана историей не только отдельных личностей, но и целого чеченского народа, его величайшими трагедиями – депортаций и войной. В ней воплотилось некое мистическое и сакральное соотношение прошлого и настоящего, сквозь призму современного безличия и отрицания всецелостности. Когда-то Карл Ясперс сказал: «Мы стремимся понять историю как некое целое, чтобы тем самым понять и себя». Несомненно, он был прав, даже в силу того, что история (даже самая горькая, перечеркнутая одним росчерком небрежного пера) всегда остается – историей. Возвращаясь к повести, к ее трагичности и неоднозначности мне припомнились слова величайшего поэта серебряного века Марины Цветаевой, которые всецело отображают мнение многих героев «Серебреника», хотя в глубине души у них кроется немой протест:

…А может, лучшая победа
Над временем и тяготеньем:
Пройти, чтоб не оставить следа,
Пройти, чтоб не оставить тени
На стенах…

«Серебреник» полон трагических судеб, судеб лишенных смысла, созерцания, и в тоже время в нем живет неиссякаемый и кровоточащий порыв все к той же человеческой жизни. Художественный мир повести – как сказал отец французской революции Жан Поль Марат – «assezimmoral»[1 - Довольно безнравственный (фр.).], лишенный всякого бдения, хотя с самого начала и до конца им пронизана повесть.

Литературно-сценическую композицию повести можно охарактеризовать как довольно богатую сюжетами, насыщенную смысловым содержанием. Автору очень хорошо удалось соблюсти рамки историчности, не заходя за границы чувственно-визуального творчества. В повести очень четко чувствуется, как автор владеет не только историей как таковой, но и современными политическими процессами, которые стали частью не только современного общества, но и данного произведения.

Мне думается, что первое литературное детище Исмаила Акаева можно назвать удачным. В нем оседает полноценный взгляд на жизнь, готовый перебороть былое, превзойти утопические реалии сегодняшнего дня. Это не только повествование, это целое философское размышление, вобравшее в себя понимание и осмысление, как отдельной человеческой жизни, так и целой трансформационной эпохи полную человеческих безумств. Каждый день уникален по своему животворному содержанию, он несет в себе еще не свершившеюся историю, воплощение которой в «прошлое» может дать только его целостное осознание.

Как мне кажется, повесть «Серебреник» сумела отобразить то целостное осознание времени, которое порою невозможно высказать, или показать другим образом, донести до всеобщего понимания. В мою задачу не входила критика в широком смысле этого слова. Передо мной был полноценный литературный материал, наполненный историческими событиями, который требовал от меня лишь одно – высказать мое личное мнение. И мне (как мне представляется) это в какой-то степени удалось. Я могу судить лишь как человек, которому, как и любому присуща индивидуально-критическая субъективность. Окончательное слово всегда остается за широким читателем, которому доверена не простая роль – судьи. Мой мир, мир человека философии и исторической непредсказуемости, стал, несомненно, намного богаче во взглядах на человеческую жизнь, его философское понимание и мир в целом (по крайней мере, я это созерцаю и принимаю). И это в какой-то степени благодаря завораживающей повести – «Серебреник». Мне думается, что ей предстоит нелегкая судьба своего рода первопроходца, несущего в себе безысходность («совершенство») современной постбиблейскойжизни. Как не уставал повторять французский философ-просветитель Жан Жака Русо: «Время покажет…».

    Насрудин Ярычев,
    историк,член молодежной палаты литературного совета ЮНЕСКО,
    доктор философских наук

От Автора

Нет ничего более унизительного,

чем лицемерное раболепие.

Созерцание жизни куда более приятнее, чем «рисование» смерти. И сколь суровы и мрачны ни были мои образы в содержании этой книги, они являются образами правды, той самой суровой действительности, в которой жили мои герои и мы с вами. Правда и то, что у этой правды есть свое долгое эхо. Эхо, к сожалению – боли, обманутых надежд, несправедливости, несоизмеримости человеческих страданий, эхо, которое мы будем долго и долго слушать в нашей памяти и в наших потомках. До боли в душе хочется верить, что этот отзвук когда-то исчезнет, перестанет звучать в сердцах, в душах и в потомках. Но, к сожалению, в памяти зло оставляет долгий и протяжный отзвук.

Светлой памяти, всем тем, кто стал жертвой в этой страшной, авантюрной, смертоносной войне. Неважно нам, как знатоки – авантюристы, к какому «разряду» относят события произшедшие в Чеченской республике, на земле чеченцев, где всегда упрямство чести и благородства считалось достоинством в тысячелетиях. Важно то, чтобы сам чеченский народ осознал и осмыслил произшедшее с ним. И крайне глубоко важно, чтобы мы всегда могли раскрывать в себе все доброе, светлое, гордое, благородное, стойкое, волевое и духовное средоточие, объеденить все это вокруг себя и восстать из тени зла, в свет озарения, оставляя своим потомкам сознание личности душевный мир и светлое процветание.

    Исмаил Акаев
    2001 г.

Адат

I

Светало… Село медленно просыпалось. Но в доме Заурбека уже давно никто не спал. Здесь собрались почти все мужчины из рода Тасуевых. Они обсуждали то, что должно было свершиться в ближайшие часы. Это событие все они, и особенно Заурбек, ждали без малого четверть века.

Заурбек не принимал участия в беседе. Он хмуро сидел в дальнем углу комнаты и со стороны казался если не сломленным, то, по крайней мере, утомленным бременем пережитого. Длинные седые волосы и длинная борода подчеркивали его усталость и состояние обреченности.

Тяжелые думы одолевали Заурбека. Перед его глазами одна за другой, как наяву, проносились картины прошлого. Он видел переполненные людьми холодные вагоны, уносящие их в далекую и трагическую неизвестность, угрюмые лица конвоиров, безжизненные тела на полустанках, заносимые снегом. Он видел и как будто заново ощущал заботливые и нежные руки матери, которые своим теплом старались сохранить жизнь в его тщедушном мальчишеском теле, спасая от февральских морозов.

Дальше перед его глазами встала страшная драма, происшедшая в Казахстане уже через несколько лет после выселения. Умом и сердцем он понимал, что не мог тогда поступить иначе.