Нерукотворный

– Души здесь обитают разные, и не каждая может отличиться благоразумием и добротой. Многие из них попросту завидуют живым, и зависть эта совсем не белая. Им терять нечего, среди душ есть и опасные в прошлом люди: убийцы, воры, разбойники, и они не побрезгуют запачкать руки в твоей крови. Поверь мне, лучше тебе держаться подальше от Мацерии и её обитателей. В конце концов, ты всё ещё жив, и здесь тебе не место. Мертвецы это хорошо чувствуют. Их может злить твоя душа, полная надежд и стремлений, тогда как у них осталось лишь отчаяние и скорбь по былым временам, что не дано вернуть.

– Наверное, их можно понять.

Бьерн кивнул.

– Но тем не менее будь осторожен.

Каждый бессмертный твёрдо знал, что мёртвых нужно помнить и уважать, но при этом быть с ними настороже. Несомненно, в мире множество духов, сохранивших благочестие – такие обычно растворяются сразу или же выбирают путь в Мацерию. Некоторые просто любят озорничать и играть, но в целом не несут серьёзной опасности, однако, есть и те, что таят необузданную злобу и жажду мести. В двух Обителях с такими обычно приходится разбираться лучшим воинам – ищейкам, что владеют искусством подчинения ауры лучше, чем простые солдаты. На упокой подобной души порой уходил не один день. А иногда приходилось прибегать к помощи нерукотворных.

Здесь же, в Обители Ночи, все души – не упокоенные. Потому остаётся лишь сохранять с ними дистанцию и осторожность.

Бьерн был уверен, что в силу своей юности и неопытности Аелия ещё не до конца осознавал подобные законы, что устоялись в Ферассе множество веков назад, потому как можно мягче старался направлять его.

– Что именно ты хотел показать мне? – спросил Аелия.

– Скоро увидишь.

Они покинули Мацерию, оказавшись вдруг за её пределами. Теперь перед глазами простирались окутанные нескончаемой ночью просторы. Вдалеке виднелись деревья, стоящие неподвижно и молчаливо. И даже ветер не тревожил их ветви, тихо проносясь между стволами.

Стоя у заднего двора одного из многочисленных домов, Бьерн взял стоящую на каком-то деревянном ящике керосиновую лампу, каких по всему городу была куча. Иных источников света в Обители Ночи не было: лишь лампы, фонарики и свечи, и даже белолицая луна не сопровождала путников в этой вечной холодной темноте. Только звёзды, далёкие и недосягаемые, мерцали в вышине, оставляя за собой право наблюдать за теми, кто к ним ещё не поднялся.

Держа перед собой лампу, Бьерн уверенно шёл вперёд. Позади остались дома, звуки веселья и свет. Продвигаясь вперёд, двое путников всё больше погружались в абсолютное безмолвие. Здесь было ощутимо холоднее. В Мацерии тепло создавали многочисленные свечи и другие очаги пламени, а тут царствовал мороз. Он щипал за щёки и пробирал до костей. Аелия поёжился, выдыхая облачка пара.

Куда ни брось взгляд, не видно ничего. Тьма сгустилась до такой степени, что не позволяла разглядеть окружение, и из-за этого Солнце чувствовал себя крайне неуютно. В воспоминаниях всплыло недавнее нападение кровожадной умбры – коварное и беспощадное. Здесь они, конечно же, не водились, но страх тем не менее остался. Любой, столкнувшись с тварями хоть раз, запомнит эту встречу на всю оставшуюся жизнь. Если вообще уйдёт живым.

Однако присутствие Бьерна даровало спокойствие. Он, очевидно, не страшился ничего, ведь находился на своей территории и знал здесь каждый уголок. Потому Аелия держался рядом, не отставая и не слишком торопясь – всё-таки рана на ноге давала о себе знать.

Дорожка, усыпанная снегом, вела к лесу. Путники почти дошли до первых деревьев, что встречали их, словно стражи, когда до ушей донёсся едва уловимый звук, происхождение которого юноша поначалу не понял.

Он хотел было остановиться и прислушаться, но Бьерн, несмотря ни на что, двигался вперёд.

– Ты слышал? – спросил Аелия, озираясь по сторонам.

Единственный источник света – керосиновая лампа – подрагивала в руках Бьерна, старательно разгоняя тьму вокруг. Не видя дальше собственного носа, Солнце чувствовал себя крайне уязвимым и начинал беспокоиться только больше. Было тяжко обходиться без своих сил, на которые уже привычно опираться в случае опасности.

Аелия подумал: так вот, что такое быть смертным? Постоянно бояться за свою жизнь?

Такая перспектива ему совсем не нравилась.

– Бьерн?

Аелия прислушивался. Звук то отдалялся, то приближался вновь. По спине побежали мурашки в тот момент, когда слух наконец уловил его. То был вой. Плаксивый и тянущийся, будто смола. Подняв голову вверх, юноша попытался разглядеть его источник, но смог заметить лишь едва уловимое движение где-то в ветвях.

– Там… что-то запуталось?

Бьерн тоже поднял голову, взглянув. Его лицо выражало лишь спокойствие, никакой тревоги.

– Это лишённый облика остаток чьей-то души, – пояснил он. – Кто-то отказался от еды и работы, решив зачахнуть окончательно. Не волнуйся, оно не опасно. Просто плачет, потому что не может больше найти покой. Ему страшнее, чем тебе.

– Оно… так несчастно.

Аелия не спускал взгляда с едва различимой в темноте полупрозрачной дымки беловатого цвета, что шевелилась и подёргивалась, увязнув в ветвях сосны.

– С этим ничего нельзя сделать? Совсем?

– Ничего, к сожалению, – ответил Бьерн, вздохнув. – Когда-нибудь, возможно, оно исчезнет окончательно. А, быть может, навеки останется тут.

Аелия в ужасе распахнул глаза, воскликнув:

– И будет вечность горько плакать?

Бьерн усмехнулся:

– До чего мило твоё лицо, юноша. Самый невинный из всех бессмертных, кого я знал.

Щёки Солнца и так были румяными от мороза, но тут, казалось, покраснели только больше. Смутить его было не сложно.

– Пойдём, Аелия. Иначе совсем тут продрогнем.

Они двинулись дальше и шли, пока не наткнулись на небольшое озеро. Прямо среди леса, в окружении спящих сосен и елей, оно, несмотря на суровый мороз, совсем не замёрзло. В водной глади отражался небосвод с рассыпанными по нему миллионами звёзд. Они словно лежали на поверхности озера, источая свет.

Подойдя ближе, путники остановились у самого края, на берегу. Юноша увидел в отражении и себя.

– Среди необычайного множества небесных тел, что легли на воду, твоё отражение – самое яркое, – произнёс Бьерн, тоже заглядывая в воду.

И в самом деле, Аелия будто светился, хотя аура по-прежнему спала где-то внутри.

– Что это за место?

– Неиссякаемый источник памяти Ферасса. Озеро пропитано фундаментальными знаниями целого мира. Чувствуешь, какая сильная энергетика от него исходит? Эти воды способны затрагивать глубинные участки мозга и, быть может, это поможет пробудить часть твоих воспоминаний.

– Ты хотел показать мне его?

Бьерн приблизился, поставив лампу на снег. Он взглянул на Аелию, а затем вдруг снял с него шубу и повесил её на ветку ближайшего дерева. Ничего не объясняя, Бьерн лишь продолжал смущённо улыбаться. За этим действом, недоумевая, наблюдал Аелия, никак тому не сопротивляясь. Всё происходящее казалось полным абсурдом, и язык никак не поворачивался, чтобы задать элементарный вопрос: а что здесь, собственно, происходит?

– Прошу простить, – лишь сказал младший брат Всеотца.

И уже через мгновение он схватил юношу и швырнул его прямо на середину озера. Аелия не успел даже понять, что именно произошло. Ощутил лишь то, насколько сильной была хватка Бьерна, очевидно, по силе не уступающего старшему брату.

Солнце резко выдохнул. Лёгкие сковало. Ледяная вода моментально охватила тело, зажав в неумолимые тиски. Он стремительно падал на дно, глядя на то, как поверхность воды отдаляется, становясь недосягаемой.

Сознание постепенно вытеснялось спутанными и смазанными образами, разобрать которые поначалу не удавалось. Потом появились звуки, разговоры, шёпоты. Перед взором предстали сменяющиеся картинки, мелькающие яркими вспышками.

Тело утратило чувствительность. Закрыв глаза, Аелия отдался ледяной воде, что так настойчиво пыталась проникнуть в его голову. Не сопротивляясь больше, он позволил ей завладеть собою.

Глава 5. День Божественной Милости.

Восемь лет назад. Последний день зимы.