Флуктуация

Женщина опустила с полки сумку и принялась доставать кулёчки,

раскладывая на столике, потеснив мужчину еще дальше, который казалось, вот-вот прилипнет к окну.

– Думаю, пора перекусить, – сказала она. – Не составите ли

компанию, Павел Андреевич? Мы с дочерью ещё не завтракали.

– С удовольствием, – согласился Синицын. – Если найдётся посуда,

попробую организовать кипятку.

– Не утруждайтесь. В термосе кофе. Надеюсь, ещё не остыл.

Любите кофе?

– Да. Но больше предпочитаю чай. У нас в семье к этому напитку

особое отношение. Когда собирались вместе, что бывало, не так часто, (мой отец и старший брат, военные и постоянно в походах), так вот, когда случалось быть всем дома, устраивали по вечерам чаепитие. Такое вот мероприятие. И сидели подолгу, обмениваясь последними событиями, спорили, философствовали. После ужина мама музицировала, что-нибудь из своего.

– Ах, юноша, вы навеяли прежние воспоминания, – растрогалась

Екатерина Петровна. – Сейчас заплачу. Неужели мы потеряли страну?

– Всё наладится, мама, – успокаивала дочь, – вы такая

впечатлительная.

Павел поддержал Лизу, высказав уверенное суждение в лучшие

времена, остудив пессимистичный порыв женщины, заработав неуловимый комплимент сиянием глаз молодой особы.

Поездка была утомительной. Поезд медленно сокращал расстояние.

Кроме плановых остановок делал внеочередные, пропуская встречные составы, как правило, военные. При длительных стоянках Павел с Лизой выходили на улицу. Екатерина Петровна не однократно сопровождала и всякий раз торопила молодёжь быстрей возвращаться, боясь, что паровоз тронется, и они могут остаться в незнакомой местности, откуда, казалось ей, никуда уж более не выбраться.

После трёхдневного мытарства, прибыли в назначенный пункт.

Видимо вся страна в это время была инфицирована одним вирусом сумасшествия. Вокзалы и порт кишели людьми.

– От одного безумия к другому, – возмущалась мать Лизы. – С вами,

Павлуша, расстаёмся, как я понимаю? Вы наверняка живёте здесь?

– Увы, мадам, моё присутствие вам придётся терпеть до самой

Франции. Еду с вами. Вернее мне туда же, куда и вам.

– О ну, что вы! – обрадовалась женщина, – почему же терпеть?

Даже очень рада. И Лиза. Смотрите, улыбается! Я ведь думала, коль вы без вещей, значит, прибыли на место.

– Мои вещи, сударыня, украли в Питере, когда ожидал поезд и

заснул.

– Сочувствую. Потеряли что-то ценное?

– Пустяки. В чемодане ничего значимого не было. Слава богу,

документы и деньги ношу при себе.

– Что заставляет туда ехать?

– Хочу отыскать семью. В этой суматохе потерял связи. Еду к

бабушке. Надеюсь, через неё что-то проявится.

Лиза внутренне ликовало от того, что Павел едет с ними, но из

скромности старалась не выдавать весёлого настроения. Ей, конечно же, приглянулся молодой унтер-офицер: умный, симпатичный, к тому же дворянского сословия, как и она. Взгляды во многом совпадали. Притом оба любили поэзию…

Павлу к лицу шла военная форма, в ней выглядел мужественно,

авторитетно и видел, с каким уважением к нему относятся доброжелательные попутчицы. За время поездки Синицын довольно быстро привязался к Лизочке, так её называл. Все мысли невольно сводились к её персоне. С юношеской пылкостью, невероятной силой его притягивало к ней. Он прекрасно осознавал, что за чувства будоражили вдруг сознание, и не противился этому прекрасному состоянию, хомутавшему его впервые.

Материнским наитием Екатерина Петровна разгадала причину

загадочного волнения девятнадцатилетней дочери. Опытную женщину было не провести неопределёнными стеснительными отговорками и пунцовым цветом лица после приватного разговора. Понимала, что ребёнок влюбился, и не мешалась, а всем видом и действиями поддерживала девочку, искренне желая счастья.

Павел привык к милому обществу женщин, ему думалось, будто был

знаком с дамами всю жизнь. Объединённые общей целью, к полудню, они добрались до пристани. Оставив спутниц у морского вокзала, Синицын отправился за билетами.

Народ атаковал единственную кассу намного активнее, чем при

посадке на поезд. Павел искал крайнего, но вскоре понял бессмысленность занятия и решил, как все пробиваться к заветному окошку, надеясь на силу и выносливость. Очередь, если так можно было назвать, ругалась, доходило до драк. Павла кто-то потянул за шинель. Обернулся и увидел интеллигентного на вид мужчину лет тридцати. Белая рубашка, чёрная жилетка, вместо галстука – бабочка, виднелись из распахнутого пальто дорогого покроя. Респектабельный наряд гражданина вызывал доверие. Синицын вышел из толпы и внимательно рассмотрел лицо, стараясь припомнить – не был ли с ним знаком.

– Извините, – сказал Павел, не узнав мужчину. – Спутали с кем-то?

Не знаю вас, сударь.

– И я про вас, извиняюсь, не ведаю. Но хотелось бы помочь. У меня

знакомая при кассе работает, могу за определённое вознаграждение, достать билет.

– Но мне нужно три билета, – ответил офицер и повернулся, чтобы

опять войти в ужасную давку.