Флуктуация

вымощенным улицам и взял ответственность по поиску сдаваемого угла на себя. Усадив их на скамейку в центральном сквере, не стал бродить наугад, сразу зашёл в булочную, рассуждая, что хозяин лавки обязательно должен знать от постоянных посетителей обстановку дел в своём районе и сможет дать нужную информацию по интересующему вопросу. Павел оказался прозорливым. Лавочник указал адрес хозяйки, живущей в трёхкомнатной приличной квартире. Отблагодарив всезнающего торгаша, подпоручик повёл неунывающих женщин в Зелёный переулок. Встретила не молодая женщина, обитающая квартиру одна, и предложила две раздельные комнаты. Заплатить пришлось сразу за месяц. Павел выбрал комнату поменьше, отдав просторную семье Гриневич. В ней наряду с двуспальной кроватью и старинной дубовой мебелью стояло пианино. Ванная и туалет находились недалеко по коридору, ведущему на кухню-столовую и, кроме того, была холодная вода. Все удобства устраивали, о лучшем не могли и мечтать.

2

Не пропуская дней, Павел ходил на причал, расспрашивал

работников порта об интересующем рейсе, но каждый раз возвращался с одними надеждами. В городе было не спокойно, как впрочем, и по всей великой стране, переживающей тяжёлое время перемен. Поговаривали о неизбежной войне. Павел предчувствовал, что отец и брат по воле долга непременно примут участие в белом движении. Поддерживал патриотические настроения Колчака, Деникина, Врангеля, собирающих силы. Не верил, что большевикам удастся удержать власть. Искренне был убеждён, что поднимутся преданные сыны отечества и дадут отпор самозванцам. Готов был без раздумья идти и участвовать в справедливой освободительной борьбе. Вот только отыскались бы отец с братом и позвали за собой. Мечтал победоносно вернуться в прежнюю Россию. А пока искал работу, потому, как кошелёк худел, и каждый новый день отмечался пустым отрывом календарного листа. Не мог предположить, сколько придётся жить, ожидая злосчастный пароход.

С Лизой Синицын крепко сдружился и частенько прогуливался с ней.

Ходить барышне по улицам одной было небезопасно. Вечера проводили вместе. Сидели за круглым столом, пили чай, разговаривали. Больше вспоминали прошлые лета, говорить о настоящем было горестно и печально. Екатерина Петровна делилась воспоминаниями о молодости. С особым волнением говорила о муже. С достоинством восхваляла, как умел ухаживать, каким был бравым рыцарем, смельчаком. Будучи капитаном, вспоминала с особым пафосом, Леонид Евгеньевич потребовал сатисфакции от едкого на язык поручика, посчитав слова, брошенные в её адрес оскорбительными… Частенько после застолья Павел и Лиза не отказывали в удовольствии сыграть на пианино в четыре руки. Счастливая мамаша с каждым днём убеждалась, в достоинстве Павла составить дочери хорошую партию. Женским чутьём замечала, как дружеские связи крепли и перерастали в иные чувства. И не ошибалась, Лиза действительно любила, было видно. Расцветала при виде возлюбленного. Благодарила бога, что свёл их вместе. Отношение Павла к Лизе были такими же нежными. Как не пытался корнет скрывать пламенные чувства – не удавалось. Его состояние было заметно не только Екатерине Петровне, но и хозяйке квартиры и многим знакомым, с которыми Синицын успел подружиться за время пребывания на новом месте. В силу застенчивости Павел не решался открыто признаться Лизе в любви, считая срок знакомства слишком мал, не достаточен для серьёзного заявления. Смущался морального осуждения матери Лизы. Но однажды отбросил присущую в характере неловкость, подвигнул себя на смелый решительный шаг. Пришёл домой раньше обычного, купив по дороге в кондитерской праздничный торт, и неслышно вошёл. Приготовился постучать в дверь Гриневичей, но отважное действие сорвалось. Услышав знакомый голос по коридору, тихо прошёл вперёд и глянул в приоткрытую дверь ванной комнаты. Екатерина Петровна купала дочь, поливая из лейки. Павел оставался невидимым, ноги остолбенели, не в силах двинуться с места. Молодой дворянин понимал цену поступка, но порочная сила безудержного мужского любопытства, словно нарочно приковала к дверному проёму. Не хотелось отрывать взор. Затаив дыхание наблюдал. Лиза казалась богиней. Нагота ошеломляла воображение. Он любовался и не мог насмотреться на юную зеленоглазую красавицу. Стоя в рост, она наслаждалась льющимися по телу водяными струями и радовалась как ребёнок. Опомнившись, отшагнул и чтобы не оказаться в глупом положении, вышел прочь. Попытка сватовства сорвалась. И хотя не слишком верил в приметы, суеверие одержало верх. Коль не удалось осуществить задумку и пришлось вернуться, думал он, то и не стоит ловить счастья в этот день. Отложил запланированный визит к Екатерине Петровне по случаю прошения руки дочери до Рождества.

Он устроился работать в один из ресторанов города, близ морского

вокзала, играл на пианино, развлекал публику. Хозяин заведения платил не очень много, но получаемые премии от игры на заказ, приносили хороший приработок, который Павел с удовольствием тратил на избранницу. Часто приносил Лизе цветы из местной оранжереи, баловал сластями.

Кончался декабрь, время подступало к новому году. С отъездом не

получалось. Новый год справляли вчетвером, пригласив в компанию хозяйку квартиры Надежду Васильевну. Павел раздобыл пышную ветку от сосны, и они украсили её самодельными игрушками. Было весело. Весь вечер Лиза и Павел выступали за пианино, подменяя друг друга. Спонтанно пели, придумывая рифмованные тексты к знаменитым произведениям…

– Предлагаю выпить за всех нас! – торжественно произнесла

Екатерина Петровна. – Чтобы нам сопутствовало счастье и улыбалась удача! Чтобы этот год изменил нашу жизнь к лучшему!

Звон бокалов поднимал настроение, громкое «Ура» напоминало о

прошлом, о светлых семейных праздниках. Радовались наступившему году, стараясь не вспоминать плохого, в то время как над страной, входившей в новую эру, нависла угроза неопределённости, безнравственности, бескультурья и жестокости.

Павел разлил по бокалам шампанское и набравшись смелости,

громко заявил: – Хочу поднять этот бокал и выпить за Елизавету Леонидовну, мною уважаемую и любимую подругу!

Лиза скромно опустила глаза и смущённо улыбнулась. Собравшись с

мыслями, он заговорил громче, смелее и уверенней и его ничто уже не могло удержать. – Уважаемая Екатерина Петровна! Я люблю вашу дочь и прошу у Вас её руки!

Лиза вздрогнула. Речь Павла застала врасплох. Не ожидала так

скоро услышать откровенных слов, приведших в панику. Беглым взглядом посмотрела на мать и, приоткрыв ангельский ротик, испуганно ожидала реакции. Екатерина Петровна выждала паузу. Из весёлых глаз покатились слёзы. Смахнула свежим носовым платком, улыбнулась, взглянула на Павла. Изучила Лизу материнским взглядом. Лицо сделалось серьёзным, требовательным. Посчитав правильным узнать желание дочери, величественно и строго спросила: – Что скажете Елизавета Евгеньевна на предложение Павла Андреевича?

– Я согласна, мама, – сдержанно сказала девушка.

Екатерина Петровна прошла в красный угол, бережно взяла икону и

благословила. Павел с Лизой поцеловали святой образ. Праздник продолжался до утра…

– Когда планируете сыграть свадьбу, Павел Андреевич? – спросила

мать под занавес проведённого вечера.

– Думаю на Рождество, Екатерина Петровна, – ответил довольный

жених, мысленно похваливая себя за решительность. Ведь на это время планировал лишь просить руки невесты.

К Рождеству всё было готово. Лизе сшили свадебное платье у

местной портнихи. Павел купил кольца, подобрал костюм в лавке знатного еврея, заказал лошадей…

После венчания отпраздновали в ресторане. Приглашённых было не

много – хозяйка, у которой проживали и несколько человек работающих с Павлом…

Екатерина Петровна отдала большую комнату молодым, сама

перешла в ту, что занимал до этого Павел.

Время перемен не пугало влюблённых, они любили и трудности,

казавшиеся временными, не отягощали оптимистических настроений. В душе романтики, любители поэзии и в мыслях не держали того, что кто-то сможет когда-нибудь их разлучить.

Вскоре началась гражданская война. Такой горестной катастрофы

никто не предполагал. Повсюду проводилась воинская мобилизация. Мужчин призывали в армию. Белогвардейцы – на своей территории, красные – на своей. Павел волновался. В городе правили большевики. Не хотел служить самозванцам, воевать против своих…

В июле Лиза была на шестом месяце беременности. Появилась

возможность спецрейсом уехать в Турцию. Павлу удалось через знакомых договориться с экипажем парохода. Их пообещали взять на борт без лишних проблем.

Они уложили вещи, простились с хозяйкой. За время проживания

постояльцев Надежда Васильевна прикипела к ним, сдружилась, считала, чуть ли не родственниками. Ни бранного слова, ни ссоры не произошло в совместно прожитый срок.

Павел с Лизой легли раньше. Пароход, на котором должны были

отплыть уходил в шесть утра.

Поздно ночью в квартиру постучали. Хозяйке пришлось подчиниться,

открыть. Новая власть не церемонилась, грозила вышибить дверь. В коридор вошли четверо военных. Трое были матросы-черноморцы. Руководил бригадой комиссар. Снизу доверху был облачён в кожаную одежду. Начищенные голенища юфтевых сапог сияли глянцем, чёрная куртка доставала до колен, на голове фуражка с звездой. Хотя было лето, комиссар не снимал униформу, она придавала строгости и возвышала над остальными. Показал мандат, и небрежно отодвинув хозяйку, прошёл дальше по коридору.

– Мужчины в доме есть? – спросил один из матросов, заглядывая в

ванную, туалет и комнаты.

Надежда Васильевна стояла испуганной, боясь проронить слово.

– Что, мать, глухая? – крикнул комиссар, повторив вопрос

подчинённого.