Станция Бякино – 2: Чернотроп

Тут он совсем еще ребенок, а на этой уже в школе, в старших классах. На этой в армии сидит на БТР, а эта сделана в ЗАГСе. Тут он дочку забирает из роддома, а здесь ведет ее за руку в первый класс. Одинокая слеза скатилась по щеке, глаз защипало, и мужчина вытер его рукавом.

Затем Борис покопался в других ящиках. Достал картонную коробочку, которая использовалась как домашняя аптечка, и высыпал всё содержимое в свой рюкзак.

Заглянул на кухню, забрал спички, сахар, чай и два больших ножа для мяса.

Зашел в комнату дочери и взял из ее письменного стола несколько школьных тетрадей с ее писаниной.

Упаковал в рюкзак свежие носки, майки, трусы и, посмотрев на себя в зеркало в прихожей, взял в руки плоский топорик с гвоздодером на конце, лежавший на кухне для рубки мяса. Вынул несколько гвоздей, заколоченных не до конца, снял автомат с предохранителя и открыл дверь.

Двое зомби, один повыше, другой пониже, стояли к мужчине спиной и не шевелились. Борис прицелился… В квартире прозвучало два одиноких выстрела, от которых наставник проснулся.

Борис Валентинович проснулся в холодном поту в своём кресле на станции Бякино. На лице его лежал один из читаемых им журналов. Опытный выживший сглотнул накопившуюся во рту слюну и вышел на перрон.

– Все в порядке? – подошел сзади Сережа.

– Напомни мне больше не спать после обеда, – тихо ответил Борис и, теребя в руках маленький ключ, висящий на веревке на его шее.

***

Борис Валентинович и Маша быстрыми движениями застегнули рюкзаки. Бабка сняла с плеча маленькую дамскую сумочку, открыла и достала револьвер.

– Вы убили моих мальчиков? – выдавила сквозь зубы старушка.

Лицо ее побледнело и скривилось, будто откусила половину лимона.

– Вы обещали вернуть их живыми, – продолжила бабушка, направляя оружие на мужчину.

– Тише-тише, без нервов, – Борис медленно достал свой ПМ. – Ты же понимаешь, что в руках у тебя травмат. А вот у меня настоящий. Столько бед сейчас можно натворить, лучше не стоит торопиться.

Бабка опустила револьвер, достала из сумочки носовой платок и, широко открыв рот и закатив глаза, громко в него чихнула. Оказалось, это был сигнал, и из-за станции с разных сторон вышли двое крепких мужчин с ружьями в руках.

– Никакого отношения к смерти твоих правнуков мы не имеем, – поспешил оправдаться Борис Валентинович. – Просто носильщики.

– Вы все пособники этого Сидоровича, – произнес один из стрелков и, уперев приклад ружья в свое плечо, прищурив левый глаз, прицелился в Бориса.

Борис Валентинович поднял руки вверх ладонями к неприятелю. Это был тоже заранее обговоренный с Ю сигнал. Тут же раздался выстрел. Пуля попала рядом с ботинком стрелка в полуметре. Тот машинально отскочил в сторону.

– Шевельнетесь, и вы трупы, – холодным тоном сказал наставник. – А теперь плавно, без резких движений опускайте стволы. Не советую нервировать нашего снайпера.

– Значит, простые носильщики нынче уже с собственным снайпером ходят? – Бабка убрала платок в сумочку и застегнула молнию. – Видимо, отстала я от жизни.

– Мы не враги вам, – продолжил Борис. – Сами себя подставили, нам нужно всё друг другу рассказать. Пойдемте на станцию, я попробую уговорить тамошнего смотрителя пустить нас бесплатно или, может, у вас есть чем заплатить за ночлег?

– Считай, что уговорил, аргументы у тебя уж больно убедительные, – бабка посмотрела в сторону, откуда предположительно произошел выстрел. – Я и есть смотритель станции Стромино.

***

Станция Стромино выглядела по-домашнему уютно. Чистота и порядок. На окнах с решетками стояли цветы в горшочках. На стенах висели часы и портреты знаменитых писателей и композиторов. Скамьи для ожидающих стояли рядами, и пол между ними мылся чуть ли не каждый день. В углу стоял цветной телевизор, накрытый кружевной салфеткой. Иногда вечерами, если набирается достаточное количество ресурсов от желающих бродяг, смотрительница с важным видом выносит из своей комнаты DVD-плеер, подключает его вместе с телевизором к своему бензиновому генератору, и все дружно смотрят один из фильмов в ее коллекции дисков.

Комната смотрителя находилась сзади и отделялась от общего зала кирпичной стеной. Диван для гостей, на котором смотрительница сама же и спала. Журнальный столик на колесиках и мягкое кресло. С краю дивана лежала незаконченная детская вязаная шапка, спицы, шерстяная пряжа и очки. В дальнем углу от двери стояла двухъярусная кровать небольших размеров, видимо, детская.

– Меня зовут Лидия Михайловна, – четко и внятно произнесла бабушка, убирая свое вязание с дивана. – Присаживайтесь, будем говорить.

Борис и Маша прошли к дивану и аккуратно на него присели. Двое мужчин с ружьями закрыли дверь и встали у входа снаружи.

– Я Борис Валентинович, а это Мария, – представился наставник. – Со станции Бякино мы.

Борис и Лидия некоторое время молча смотрели друг другу в глаза.

– Так значит, вы тот самый смотритель, что заставлял Крантика таскать дрова и мыть полы с утра до вечера за горсть макарон? – прервал неловкую тишину Борис. – Наслышан про вас и ваши кредиты.

– О нет, то муж мой был покойный, – ответила смотрительница. – Ну да, не будем о нем, о мертвых либо хорошо, либо ничего. А вы, значит, те герои с соседней станции, что спасли нас от собак? К сожалению, ничем помочь не могли. Оружие у нас появилось только после смерти прежнего смотрителя. Муж категорически был против огнестрела в убежище. Как там Грант?

– Гран погиб, – печально ответил Борис Валентинович и снял кепку. – Это трагичная и долгая история.

– Ну вот еще один ребенок погиб, – не сдержала слезы хозяйка станции. – И снова каким-то образом рядом вы. Я все еще жду объяснений.

Борис рассказал ей о Федоре, его уговоре с Сидоровичем и целом мешке в награду, лежащем на станции Бякино. О похоронах носильщика и его решении завершить сделку. Лидия Михайловна слушала и вытирала слезы розовым платочком.

Снаружи станции раздались два выстрела. Смотрительница вскочила и выбежала из комнаты. Борис хотел последовать за ней, но бабушка быстро вернулась и, присев в кресло, радостно сообщила:

– Это были не мои правнуки в рюкзаках, просто похожие дети. Даже не знаю можно ли теперь радоваться.

Затем смотрительница хлопнула три раза в ладоши, дверь в комнату открылась, и в нее вошла симпатичная ухоженная женщина лет сорока с самоваром в руках. Поставила его на журнальный столик и быстренько сбегала за керамическим заварочным чайником и подносом с чашками на блюдцах.

– Средняя моя дочка, – кивнула бабка на женщину. – Никак замуж не отдам. Пятый десяток пошел, все в девках ходит. Как она вам, Борис Валентинович? Вы мужчина видный. Может, заберете ее к себе, а то сидит на моей шее без толку.

Женщина заметно покраснела, но продолжила наливать кипяток из крантика самовара в чайничек:

– Что ты такое, мама, говоришь? – стеснительно и еле слышно проговорила дочь.

– Молчать! – почти крикнула на нее Лидия Михайловна. – Сама не можешь, значит, я тобой займусь. Мне жить осталось два понедельника, что с тобой станет тогда?

– Так что у вас за терки со смотрителем станции Гыркино? Может, расскажете? Авось помогу советом или, может, делом.

– От чего не рассказать? Слушай на здоровье, сынок, коли не лень, – хозяйка села в кресле поудобнее.

– Только мне надо выйти на минутку, – перебил ее Борис. – Пригласить нашего третьего члена отряда.

– Наташка, неси еще одну чашку, – скомандовала смотрительница.

Глава 5

– Когда умер муж, – начала свой рассказ Лидия Михайловна. – Уже на третий день пришли наемники Сидоровича. Постояли у вырытой могилки, посмотрели, как мы его хороним, даже выразили соболезнования, черт их за ногу. Цветов где-то нарвали. А по окончании мероприятия поставили меня перед фактом. Мол, муж мой покойный должен их шефу много ресурсов, они всё в патроны переводят, валюта, значит, такая.

– На что он занимал? – перебил Борис Валентинович.

– Ты шутишь, родной? – ответила хозяйка станции. – В первый раз от них услышала. Муж мой хоть и был редкостный болван, но не до такой степени, чтобы к барыгам в долговую яму лезть. Врет всё, проклятый. Дали сроку с два месяца, и детей забрали в качестве залога, значит. Я хотела вон Наташку мою предложить вместо правнуков, может, приглянулась бы там кому, но те ни в какую. Детки эти – моей старшей дочки внуки. Мужики хотели возразить, но куда тут попрешь против наставленного дула автомата. Наемники очередь дали прямо перед ногами. Именно после этого я сняла запрет на оружие и купила своим родственникам ружья. Да-да, все, кто помогает мне со станцией, – моя родня. Три дочери, сын с невесткой, зятья и внуки, а уж «седьмой воды на киселе» сколько желает примазаться к кормушке, я молчу. Собрала необходимое количество и отправила сына забрать детей.