– Дарий, иди поешь. – успокаивала сына мать.
– Я не хочу! – твердо решил он.
– Надо, мальчик мой. Тебе нужны силы!
Дарий обернулся и посмотрел на ладонь матери. Его глаза сузились. Сердце закипело.
– Это же твой кусок! Тот, что нам утром дали!
– Мне он уже не нужен. Я стара и слаба. Мое время подходит к концу. А твоя жизнь только начинается. Тебе нужны силы. Ты должен съесть этот хлеб!
– Нет! – злился сын.
– Ты должен! Ради меня и отца…
– Я не стану этого делать! Я не могу есть хлеб, без которого умрет моя мама! – слезы навернулись у парня на глазах.
Дарий кинулся к ногам Хилини. Он прижался к ее бедрам до боли. Мать не издала и звука, она гладила его пышные кудряшки. Вспоминала ранние годы своего сынишки. Вся жизнь проносилась у нее перед лицом, застряв на отрезке, когда родился Дарий.
– Ты помнишь, как говорил твой отец?
– Будь крепче топора? – уточнил юноша.
– Да. Твой отец не был красноречив, как и все в его племени. Зато он был искренним человеком. – невесело улыбнулась мать.
Дарий не ответил. Он тоскливо молчал, пока не смог сдерживать подступивший вопрос:
– Паладин сказал, что Бранн не мой отец.
Хилини перестала перебирать пальцами волосы сына. Настал час, когда ей нужно признаться:
– Дарий, я… – не знала она, как начать.
Он поднял голову и посмотрел на мать серыми волчьими глазами. Хилини обомлела. Он был в этот момент так похож на Большое Копье, что сердце рухнуло вниз.
– Все слишком сложно… – лишь выдавила мать.
– Забудь. – увел взгляд юноша.
Он не хотел продолжать тяжелый для его сердца разговор, и был рад закрыть тему. Он не верил и не собирался изменять своему решению. Дарий скрутился калачиком у ног матери. Хилини вновь гладила его овечьи кудряшки, сын молчал в ответ. Наконец нарушила тишину мать:
– Ты помнишь, как твой отец Бранн рыбачил у истоков Тинка? – она намеренно сделала акцент на слове «отец», чтобы поддержать сына.
– Когда он загнал себе крючок под ноготь? – отвлекся от плохих мыслей юноша.
– Да! – засмеялась мать, – Да так глубоко, что не мог достать, так и рыбачил.
– Он тогда большого сома поймал!
– И несколько часов не давал мне вынуть этот кусок металла. Он ждал клев. Терпел, как истинный северянин.
Юноша задумался. Мать по-женски хитро успокоила сына, не давая прямого ответа на сложный вопрос – этого хватило, хотя бы для того, чтобы мирно уснуть.
Башня спорящих
«Должна же я стерпеть двух-трех гусениц, если хочу познакомится с бабочками.»
Антуан де Сент-Экзюпери (Маленький принц)
Трое путешественников прибыли в Пергос. Сиху, Тилия и Курт высадились в порту. Настало время расставания:
– Сиху обещала доставить свою белую сестру в город бородатых мужчин, и она это сделала! – гордо заявила разрисованная девушка.
Вместо слов, Тилия кинулась подруге на шею и крепко прижала к себе. За последние дни она очень привязалась к этой дикарке. Женщина пустила слезу. Курт лишь фыркнул от сопливого момента.
– Почему моя белая сестра плачет? Сиху сделала, что-то неправильно? – не на шутку переживала дочь вождя.
Тилия помотала головой и вытерла слезы. Косой взгляд Сиху уловил ехидство Курта. По спине мужчины пробежали мурашки, и наглая улыбка исчезла с его лица. Он вспомнил, как совсем недавно был пленником матриархального общество танов, и как чудом спасся. А точнее, его отпустили. Про сержанта Дира, оставшегося заложником, вспоминать не желал.
– Может ты задержишься с нами? – блеснула надежда в глазах Тилии.
Курт ужаснулся от такого предложения. Было заметно, как он торопился скорее покинуть разрисованную дикарку и эту злополучную пирогу. Его эмоции рассмешили краснокожую. Она залилась своим типичным смехом, словно звон маленьких колокольчиков.
– Остаться в городе, где правят бородатые белые мужчины – вдвойне противно для танцующей в крови! – отсекла веселая Сиху. Она так выразительно подкрепила слова жестом бороды, что рассмеялся даже суровый Курт.
– Мне будет не хватать тебя. – сказала Тилия.
– Мой вигвам – твой вигвам. – скрестила пальцы Сиху и указала на Тилию.
Дикарка вынула топор и вручила Тилии. Марволетянка осмотрела странное оружие танов, усеянное символами и перьями. Заправила его за пояс изуродованного в длинном пути платья. Топор неестественно выделялся на придворной даме, впрочем, он дополнялся мокасинами, которые Тилия признала очень удобными. Островитянка была хорошо знакома с правилами обмена у танов и сняла золотое ожерелье с шеи, вручив подруге.
– Белая сестра должна уметь держать томагавк.
– А красной сестре не помешает быть немного женственнее.
Сиху указала ладонью на Тилию, прижала к груди два пальца поднятые вверх. Знакомый жест, означал – дружбу. Они обнялись еще раз напоследок. Краснокожая почувствовала прилив эмоций, и испугавшись проявления слабости прыгнула в пирогу:
– Прощай белая сестра! Пусть твой мокасин ступает бесшумно и не оставляет следов, как крадущиеся охотницы из Тива Кан!
– Да хранит тебя Мать Земля и Отец Вод! – с трудом выдавила Тилия в ответ.
Дикарка неподвижно стояла в лодочке, уносимой игривыми волнами в море. Лишь когда ее черты лица стали неразличимы, она взяла весло и принялась грести. Пирога продолжала отдаляться, пока не скрылась за утесом. Наконец Курт не выдержал:
– И долго мы еще тут стоять будем?
– Мужчине трудно понять чувствительность женщины, но ты мог хотя бы помолчать. – заявила Тилия.
– Трудно!? Конечно трудно, не тебя же держали в плену, как собаку на цепи!