Усердие князя Владимира

– Так и есть, княже, – не сговариваясь, почти одновременно молвили мы.

– А раз так, – слегка усмехнулся Владимир, – значит кто-то один из вас да со мной в путь последует. Я так почему-то думаю, что ты, Илья, хотел бы в Киеве остаться.

– Так дело, которое мы начали, продолжения требует, а в нем усердия. Надо, как хлебопашец зерна весной, да в подготовленную землю вбросить, да смотреть, чтобы зерну ничего не помешало прорасти…

– Тебя услышал. Знаю, что скажешь. Алеша, ты со мной как, поедешь?

– Если меня старший отпустит, – покосился на меня Алеша, как будто я решал, ехать ему или нет.

Я такого развития событий не ожидал, хотя Кудес говорил, что князь не так-то и прост. Алешу, чего скрывать, мне не хотелось отпускать. Плотник он был умелый. Дело в руках спорилось, а дома каким-то самым необычным образом, когда Алеша да с артелью работал, вырастали, как грибы после дождя. Любил Алеша топориком помахивать, да колоды уговаривать. Я почему-то тогда так и сказал:

– Княже, нам надо строиться. Как же я с тобой Алешу отпущу, когда он мастер на все руки, да к тому же еще и артелью руководит?

– Ничего, со мной Алеше плохо не будет. Посмотрит, как люди живут, может, что-то для себя и для всех вас подскажет, когда вернется. Сотником Алешу возьму на дело ратное.

И что мне было делать, кроме как не согласиться на такое? Кудес, кстати сказать, мне ничего не говорил на такой случай, из чего я сделал вывод, что как решу, так и будет. Подумал я тогда немного, прикидывая, и с князем согласился, но с условиями.

– Княже, – молвил я тогда, – если тебе так Алеша нужен, то я согласен его отпустить в поход, хотя я не считаю себя над ним главным. Пусть он решает для себя, идти или нет. Нам, конечно, руки лишние не помешают, но дела княжьи важнее.

– Сам-то ты так, как я вижу, не считаешь, но говоришь правильно, – едва заметно усмехнулся Владимир и замолчал, задумавшись.

Дума, которую князь думал, читалась на его лице. Он, когда с нами говорил, все время прерывался, был не здесь, не с нами, а где-то еще.

– С вами вопрос решили, – после всех слов, искоса взглянув на нас, молвил Владимир. – Мне бы еще так быстро другие дела одолеть…

– А воев мне, откуда взять? – поинтересовался Алеша.

Князь, взглянув на него, вздохнул и произнес, подумав:

– К Вышеславу подойдешь. Он тебе сотню предоставит, но можешь и кого-то из своих друзей к себе в дружину взять. Я возражать не буду. В таком случае он станет дружинником. Согласен?

Алеша кивнул. Владимир снова вздохнул и отпустил нас. Вот так быстро закончилось в самом конце зимы наше с Алешей свидание с князем. Я почему-то, сам не знаю почему, был тогда рад, а Алеша – слегка смущен. Он не ожидал от князя такого решения. Впрочем, мы быстро с Алешей договорились о содействии и о делах наших. По всему выходило, что где-то к осени, а может и раньше, Алеша должен был возвратиться. С собой он брал сразу нескольких мужей, которые с ним идти в поход соглашались. Я же оставался близ Киева. И это было, как оказалось позже, самым правильным для меня решением.

Кудес, глядя на нас, когда мы из Киева вернулись, только лишь тихо усмехался. Он даже поначалу ни о чем нас не расспрашивал, как будто уже знал, чем на самом деле дело завершилось. Вздохнув, Кудес, обращаясь к Алёше, спросил:

– Знаешь, почему на тебе князь свой взор остановил, а Илью в Киеве оставил?

– Так победитель я. Илья же самоотвод имеет. У него дело богатырское, да и ранен он.

– Не туда смотришь, хотя и это тоже князь учел, – негромко ответил Кудес. – Меня все больше настораживает то, что вы склонны обманываться, а чтобы зреть в корень, так этому никто из вас не научен. Обведут вас вокруг пальца на три счета. Вы и подумать не успеете, а уже будете делать все, что нашим врагам надобно, к тому же по собственному соизволению.

– Зришь что-то или нам об этом знать не надобно?

Кудес слегка повернул голову ко мне, прищурился, какое-то время смотрел чуть мимо меня, а потом следующие слова слетели из его уст:

– Разводит вас, други, князь. Умело делает это. Ты, Илюша, вроде бы как без княжьей ласки, а ты, Алеша, вроде бы ее уже получил. Князь тебя себе переподчинить напрямую хочет. Вот он тебя и выхватил. И правильно ты сделал, что согласился, – сразу же успокоил Кудес Алешу, желающего сказать ему пару слов в оправдание. – Надобно нам и дело делать, и себя не забывать, тем паче дружбу беречь и укреплять, чтобы потом, когда меня не будет, вы друг другу врагами-то не стали. Я понятно речь веду?

Мы только лишь головами закивали, а Кудес между тем продолжал:

– Фабий, хитрый лис, или Руфий, или Азар, или кто-то еще князю подсказали, что делать и как себя вести. А князь, между прочим, нужные советы слушает.

– Так он что же думает, что я против Ильи пойду? – чуть ли не возмутился Алеша.

– Нельзя исключать, что в будущем так случится, – откликнулся Кудес.

Алеша хотел резко высказаться по этому поводу, но волхв остановил его жестом и словами:

– Алеша, все то, что ты мне собираешься сказать, я знаю. Молодость горяча и не видит дальше, чем на пару дней. Предателем я тебя не считаю, но дело в том, что испытания тебя не минут. Не раз и не два, даже не три в своей жизни ты будешь поставлен перед выбором. И это тебе не в ратище участвовать и не мечом помахивать. Одно решение может изменить, и круто, твою жизнь, как и Ильи. Князь хочет посеять между вами вражду и недоверие. И он, а еще больше его советники, все сделают для того, чтобы так и было. Сбрасывать их такие намерения и дела со счетов нельзя. Иначе вы попадете в ловушку с самого начала, а дело наше захлебнется, так и не начавшись. Разумеете это?

Мы снова кивнули.

– Тебя, Алеша, как я вижу, хотят с варягами ближе познакомить в походе. Ты знакомься, но будь себе на уме. Ножом в спину, как Илюша получил, могут тебя в любое время наградить. Зависть, сам знаешь, недоброе чувство. Задачи такой, тебя жизни лишить, у князя нет, но его подручные способны на все. Поэтому в походе ты больше за спину поглядывай и наблюдай за тем, кто к тебе сзади подкрадывается. Меды пей, а глаза не закрывай.

– Что за дела на Руси?!

– Ты, Алеша, не возмущайся. Не так наши дела и плохи, коли мы с вами тут собрались и говорим. Время Прави уходит, но по ней живут, и еще жить будут, пусть и в изменённом виде. А что мы с вами хотим? Поцелуев судьбы? Так их, кроме ударов меча или сабли, в отношении вас не предвидится, не в то время родились и не в том месте…

Волхв замолчал, размышляя, а в уголках его глаз застыла добрая усмешка, как будто Кудес уже знал, чем же дело закончится. Может, в какой-то мере так и было, но на самом деле никто из нас тогда и не догадывался в точности, как будут в этом году обстоять дела. Все решала весна. Она задавала тон, она решала вопросы и еще больше создавала проблемы. Могло ли быть по-другому? Да, но не в тот год и не на Руси, которая все больше изготавливалась к событиям, вот-вот должным произойти на киевских холмах и на огромных просторах между морями на юге и на севере, и от Карпат до Волги. Я тогда не знал, какую роль мне суждено будет сыграть. С другой стороны, это во многом было и неважно. Главное, быть в какой-то мере готовым к этому. Такой готовности у меня поначалу не было, но постепенно и она крепла. Я понимал, что в какой-то мере являюсь авторитетом для киевлян и других русичей. И этот авторитет многого стоил.

Под конец зимы грянула оттепель. Снег стал таять и проседать, мороз, испугавшись былых деяний, перестал студить землю, а солнце, выглядывая из-под туч, рьяно принялось выполнять привычную работу. Минула масленица. Состоялись проводы зимы. Ее, голубушку, усадили в виде чучела в сани и под смех толпы увезли в лес, где высадили и, устроив в низинке в кустарнике, сказали не возвращаться. Народ веселился. Киевляне сполна справляли все праздники. Князь этому не мешал. Ему весной предстояли тяготы приготовления к походу и сам поход. Именно не войны, не самого действа, а той закулисной возни и торговли, которая вот-вот должна была произойти. Владимиру предстояло выторговать себе как можно больше, используя воинскую силу. Промахнуться он не мог. Его бы не поняли бы окружающие, каждый из которых имел свой интерес. Если князь ослабевал, то зачем тогда он был нужен?

Эту непреложную истину высказал Владимиру Добрыня, его недавний попечитель, опекун и дядька в одном лице. Добрыня до определённого времени на самом деле был даже не вторым, а первым лицом в государстве. Он, как только Владимир вернулся из северных краев в Киев, правил от его лица. Да, Добрыня отошел в тень, сдал на первый взгляд позиции, но он не потерял ни силы, ни влияния. Сын одного из самых богатых и ухватистых хазарских ростовщиков, хоть и отошел от профессии отца, связей не потерял, сметки тоже, несмотря на появление в окружении Владимира других советников и влиятельных лиц. Рабий, так звали на самом деле Добрыню, видел немного дальше, чем Владимир. Он в то время наравне с Фабием и еще несколькими сановниками и советниками в одном лице творил историю на Руси, был в какой-то мере и законом, и голосом князя.

Я не могу сказать, что Владимир доверял бывшему опекуну. Нет, такой роскоши князь себе не мог предоставить, но то, что он внимал советам, особенно тем, в которых чувствовал силу, так это непреложно. По-иному Владимир бы не стал тем князем, который будет править через десять, а потом и через двадцать лет.

С этого момента мне видится само собой разумеющимся делом предоставить потомкам информацию о содержании самых важных и определяющих, на мой взгляд, бесед, происходящих у князя с ближайшими советниками и соратниками. В молодые и зрелые годы я не мог себе этого позволить лишь потому, что не владел такими способностями. К возрасту восьмидесяти лет я понял, что без того, чтобы прояснить для себя и потомков некоторые детали, а еще больше основополагающие вещи, мне незачем вообще писать записки. В общем, потренировавшись, я смог проникнуть в смысл бесед в деталях. Ниже не мои досужие домыслы, а то, что было на самом деле. Вся, если можно так сказать, подноготная. Она не плохая и не хорошая, такая, какая есть. Эти диалоги, как мне видится, откроют для потомков многие тайны.

Итак, в один из дней, когда князь по обычаю смотрел с высоты Киевицы (Старокиевская гора, где сейчас Исторический музей в Киеве) на Подол и дали, к нему, не смущаясь тем, что он нарушает княжеский покой, подошел Рабий. Князь слышал шаги, но поначалу, когда Добрыня-Рабий остановился за три шага от него, даже не обернулся, предлагая начинать Добрыне, что тот не преминул сделать, перейдя к делу без раскачки.

– Княже, есть дела важные, отлагательств не терпящие.

– Говори, коли пришел, – развернулся Владимир к Добрыне, ожидая от него вестей.

– Сон мне был, вещий сон, – издалека начал Добрыня, рассчитывая заинтересовать князя, и не ошибся: Владимир слегка нахмурился, изготовившись внимательно слушать.

За годы, проведенные вместе, он четко знал одно: Добрыня ему по пустякам сны рассказывать не будет, как и беседовать без важной на то причины.

– Видел я девицу во сне, темную девицу, следующую из страны заморской да в наши края. Шла-ехала, плыла на струге снизу-вверх по Славуте, к Киеву добираясь. Много было с ней провожатых, много было поволок и шелков, богатства разного у нее и сопровождающих, но, – Добрыня сделал паузу, слегка, но жестко, усмехнулся, – парил в небе над ней черный коршун, закрывая собой небо. Тучи стелились по небосводу, когда девица вверх по Славуте на струге поднималась. И не простые то были тучи, а темные. Даже солнце от них в небе подальше быть хотело. Тьма тогда подступала.

– Тебе бы сказителем-гусляром быть, чтобы сказы сказывать, а ты моим опекуном все никак не перестанешь быть. Может, пришло время сменить деятельность? – слегка насмешливо, глядя на Добрыню, озвучил пришедшие ему на ум мысли Владимир.

– То, что было до похода – это одна история, один сказ, а то, что будет после, – Добрыня сделал длительную паузу, о чем-то размышляя, после чего изрек: – Всем нам, особенно тебе, может не понравиться.

– Угрожаешь мне? – слегка нахмурился князь, начав покусывать нижнюю губу.

– Предупреждаю и тебя, и себя. Сон ведь не тебе, а мне приснился. Коршун-то крылья свои над княжной заморской простирал, ее поддерживая…

– И что ты хочешь мне сказать? – слегка насмешливо молвил Владимир. – Что? Не женись на девице румяной и пригожей? Так поздно уже. Я решений не меняю. Я хочу быть таким, как василевс. Чем он лучше меня? От меня Василий зависит. Я ему воев дал, которые самозванца потеснят. Я…