Случившееся завтра

– Акова… Авокадо. Фрукт такой из Южной… То ли Америки, то ли Африки, – после этих слов он вопросительно посмотрел на Игоря.

– Америки, – кивнул «XXI век». – А это хумус. Арабское блюдо. В наших краях такой еды до… двухтысячных особо не было. Попробуй!

– В наших краях… – пробормотал Рома. Он как будто успел забыть, откуда был родом. – Нет, спасибо.

– Здоро?во, – раздался четвёртый голос. В кухню вошёл последний «путешественник во времени», Серж. На его лице не читалась усталость, а в движениях не было тягучей заторможенности, свойственной остальным. Единственное, что выдавало его внутреннее состояние, – взгляд. По зеленым глазам было видно, что глубоко внутри он был таким же вымотанным и потерянным, как и остальные.

Услышав слова «товарища», Серж на мгновение нахмурил брови. В этом коротком потерянном возгласе он узнал что-то, что жило глубоко внутри него. От чего он пытался сбежать и чего никому не хотел бы показывать, даже самому себе. Чтобы отвлечься от мимолётных, но таких тяжёлых мыслей, он посмотрел на бутерброды с хумусом и авокадо, ухмыльнулся и взял один со стола. Не глядя, он откусил кусок и принялся быстро жевать, стараясь ни о чём не задумываться.

– А чё, – с улыбкой произнёс Серж, – клёво. На кашу гороховую похоже, с маслом. Тока масло кислое и зелёное.

– Так это и есть горох, – пожал плечами Игорь. – Ну, типа того. Арабский.

– Ха, прикольно, – ответил «восьмидесятник», откусывая очередной кусок. В этот момент все четверо осознали, что, вопреки своим различиям, они были в одной лодке. Выбраться из этого особняка поодиночке не выйдет, и последние несколько дней были этому подтверждением. А раз уйти отсюда просто так у них не получится, – если вообще получится, – то почему бы не пообщаться? Да, сил на это особо не было, но на что они были? Как говорится, аппетит приходит во время еды. Может, вместе они смогут разгадать загадку таинственного особняка и вернуться в родные эпохи.

– В двадцать первом веке много еды? – вдруг застенчиво спросил Володя. Сразу же после этого он устремил взгляд на Игоря, то же самое сделали остальные.

– Да, – еле заметно кивнул «XXI век». – Очень. У нас…

– Стой, – остановил его Серж. – А как же… Ну, вот та штука, о кторой вы гова-арили, – он закрыл глаза, зажмурился и принялся щёлкать пальцами. – То, шо нельзя никому ничё рассказывать. Бабочки там какие-то, – после этих слов он внезапно осознал, что сказал. Ведь эта мысль принадлежала не только Игорю, но и Роману, который его совсем недавно раздражал. Удивление загорелось и на лице «шестидесятника», который вмиг вспомнил ту неприятную беседу.

– Я тут подумал… – Игорь почесал в затылке и обнял правой рукой левую. – Может, хрен с ними? Ну узнаете вы что-то о будущем, вернётесь в свои эпохи…

– Кто нам поверит?.. – закончил за него Рома. – Да и кому рассказывать? – кажется, в этот момент он думал о том же самом. До этого он думал, что ничего не хотел знать о будущем, но, увидев парней, сменил мнение. Сил уставать уже не было, так что какая разница?

После этих слов на кухне повисла тишина. Правда, кто поверит в россказни про белый особняк и подневольных путешественников во времени? Да и о чём они узнают друг от друга, о результатах спортивных состязаний на пятьдесят лет вперёд? Наплевать. Не обязательно же обо всём рассказывать.

– Да, – нахмурившись, согласился Серж. – Я историю менять не хочу, мне всё и так нравится, – на этих словах он посмотрел сначала на хумус, а потом на Игоря.

– А я не смогу, – Рома испуганным взглядом посмотрел на Сержа.

– Ну а на меня истории и в настоящем хватит, – грустно закончил Володя. В этот момент все четверо поняли, что если и рассказывать что-то, то только хорошее. Ведь в каждой эпохе есть что-то светлое, и никакие войны, кризисы и конфликты не смогут на это повлиять.

– Ты так спокойно говоришь об арабской еде, – посмотрев на Игоря, сказал Рома, – в будущем больше нет стран?

– Есть, – покачал головой Игорь. – Просто… – он не знал, как объяснить. – У нас глобализация. Культуры объединяются: кухни всех стран мира в доступе, у многих есть друзья за границей, мода везде примерно одинаковая. Как-то мы с друзьями гуляли с французами и итальянцами, и у всех нас были кроссовки одинаковые, – после этих слов он мечтательно улыбнулся, вспомнив тот вечер. Выражение лица Романа в этот момент застыло где-то между удивлением, страхом и завистью.

– А когда это всё началось? – будто не веря словам Игоря, спросил Володя.

– Не знаю, лет тридцать назад, – парень пожал плечами.

– В моё время, то есть? – Серж приподнял бровь. Связь эпох, о которой он до этого не думал, застигла его врасплох.

– Да, – рассмеялся Игорь. – Мы в 2k… В две тыщи восемнадцатом вообще помешаны на восьмидесятых. Одеваемся похоже, ремейки… – на мгновение он осёкся. – Обновлённые варианты старых фильмов снимают, музыку под старину делают.

– «Под старину», – ухмыльнулся Серж и горделиво задрал подбородок.

– А у вас как? – поинтересовался Игорь у Ромы. В этот момент из его взгляда медленно стала уходить потерянность. Ненадолго вернуться в родной мир с помощью собственной памяти оказалось тяжело, но приятно.

– Как… – «шестидесятник» скрестил руки на груди и незаметно для себя улыбнулся. – Поэты стихи на Горького читают. Империалисты из Африки уходят. В космос полетели… Скоро на Луну ещё полетим. Полетим ведь? – полными надежды глазами он посмотрел на Сержа и Игоря. Те, неловко переглянувшись, синхронно кивнули.

– На Луну? – удивился Володя. До войны он думал о чём-то таком, особенно когда смотрел на небо. Об авиации и грядущих полётах в космос писали в журнале «Техника молодёжи», но читать его не было времени. Да и не по возрасту такое, хотя иногда забыть об ответственности и погрузиться в детство очень хотелось.

– Да-а-а, – протянул Рома, разжав руки. – А ещё у нас строят. Заводы, дома, квартиры всем дают. Открыли новую станцию метро, «Калужскую». Там как раз скоро новый район строить начнут. Недавно границы Москвы расширили, теперь она ого-го какая.

– У нас тоже границы Москвы расширили, она теперь в Калужскую область упирается, – парни удивились. – И тоже метро строят, – улыбнулся Игорь. Воспоминания о таких мелочах, как открытие новых станций метро или выход нового айфона, грели душу. Казалось, всё это было где-то настолько далеко, что уже перестало быть реальным, и вот теперь к этому снова можно прикоснуться. – Говорят, к двадцатому году ещё двадцать пять новых станций откроют.

– Сколько?! – спросил Володя. Он понимал, что после войны всё вернётся на круги своя и люди снова станут творить, но одно дело думать, и совсем другое – в этом убедиться.

– Двадцать пять, – кивнул Игорь. – Мне всегда было интересно, что чувствовали люди, когда закончилась война. Если не хочешь об этом говорить, не надо.

Володя серьёзным взглядом окинул парня, после чего вздохнул и грустно улыбнулся.

– Радость. Самый счастливый день. Я в Берлине был, когда победу объявили. Потом знамя над Рейхстагом увидел. Возникло такое чувство, знаешь, как будто дышать легче стало. Восьмого числа народ на улицу повылетал, кто-то стал в небо стрелять, смеяться. Многие плакали, некоторые танцевали, – на глазах парня выступили слёзы. Остальные в этот момент грустно закачали головами.

– А у нас перемены, – решил сменить тему Серж. – Перестройка! – он встряхнул руками и улыбнулся. – Академики выступают по радио, в газетах пишут всё, как есть. Депутат Ельцин в трамвае с простым народом ездит! Кино американское в салонах показывают! – парень активно жестикулировал. – Скоро заживём! – после этих слов он посмотрел на открывшего рот от удивления Романа и ухмылявшегося Игоря.

– О Ельцине вы ещё услышите, – сказал «XXI век».

– А что, – задумчиво сказал Володя, – до этой «перестройки» американское кино нельзя было посмотреть?

– Можно! – запротестовал Рома. – И французское, и индийское!

– Это не то, – отмахнулся Серж. Он хотел передразнить «товарища», но делать этого не стал. – Я про «Звёздные войны» только в восиимсят шестом узнал, а их лет десять назад сняли.

– Странно, – задумался Володя. – Мне казалось, у нас должны быть хорошие отношения с американцами после войны. Союзники же, в конце концов… Я общался с некоторыми после Эльбы, хорошие ребята.

– Тебе лучше не знать, – закачал головой Рома.

– Погоди, ты говоришь по-английски? – приподнял бровь Игорь.

– Да, – кивнул Володя. – У нас в квартире старушка одна жила, Изольда Генриховна. Она до Революции гувернанткой работала. Никто об этом не знал, иначе… – солдат замялся. – У неё было много книг, ещё с тех времён. Я мальчишкой к ней приходил и читал, но чтобы никто не увидел, – по его лицу было видно, что он впервые кому-либо об этом рассказывал. – Какие-то были на английском. Она… – вдруг Володя осознал, как могла сложиться судьба престарелой немки во время войны. В его глазах на доли мгновения пробежал страх. – Научила меня.

– Завидую, – закивал «XXI век». – Я никак не могу выучить. В моём времени это очень ценится.

– А чё там учить-то? – ухмыльнулся Серж. – Плиз, вот фо сейл, хау мач, вот те и йзык этот англицкий.

– Славные были денёчки в конце двадцатого века, – отшутился Игорь. В этот момент он понял, чем занимался «восьмидесятник»: фарцовка. Об этом парням из прошлого лучше не знать. Интересно, с чего это все такие откровенные? Он и сам рад поделиться чем-нибудь с новообретёнными товарищами, но почему?

– Ещё бы, – вмиг распознав сарказм, приподнял бровь Серж.

За следующие несколько часов беседа стала глубже и… Живее. Парни решили перейти из кухни в гостиную, где общаться было удобнее. Они рассказывали друг другу об особенностях и деталях своих эпох, говорили о том, что радовало, и совсем немного о том, что огорчало. Радость от побед в боях, подъём искусства и экономики, новые музыкальные жанры и расцвет Интернета. Парни из XX века искренне поражались возможности передать любую информацию за доли мгновения и почти полному отказу от бумажных денег, Игорь с замиранием слушал истории о военном Берлине и нелегальных рок-квартирниках. Во время беседы между «путешественниками во времени» возникло небывалое чувство единения, до этого, казалось, потерянное. Никто из них не рассказывал о трудностях родных эпох: подливать масла в огонь пустоты не хотелось. А чтобы увидеть в серости яркость, нужно приложить усилия.

– Кем ты работаешь, кстати? – неожиданно спросил Игоря Володя. За всё время их разговора никто из них не обмолвился ни единым словом о себе. Игорь не знал, что ответить. Он занимался продюсированием рекламного контента в сети, но рассказывать об этом каким-никаким, а коммунистам из прошлого он не хотел. – Чем занимаются люди в XXI веке?

– Я… Делаю так, чтобы люди в Интернете могли узнать больше о новых товарах.

– Рекламируешь, то есть? – уточнил Серж. Он уже давно понял, что человек, сидевший перед ним, жил в капиталистическом обществе. А зачем нужна реклама при развитом-то социализме? В своих рассказах Игорь несколько раз упоминал слово «рынок» и вспоминал, что ему сложно было выбрать компьютер. Раз трудно, значит, было из чего, а раз так, значит, конкуренция. Такое старому доброму Союзу особо не свойственно. Неплохо товарищ генсек перестроит, ничего не скажешь!