Наши души

– Принцессы не квакают! – и обратился к сыну, – Петя, а зачем ты мне горло так сжимаешь? Мне немного трудно дышать, ослабь хватку, а то ещё утону… Вон и Читик еле дышит, захлёбывается уже! Забирайся на Петю, Чит!

Иван рукой подтолкнул собаку к единственному спасительному островку – спине сына.

Петя заверещал и ещё сильнее сжал горло отца:

– А-а-а, Чит, ты ногти когда последний раз подстригал?!

– Ну, вы утопите меня, инвалиды хреновы! – под бульканье размытых пузырей голова Ивана скрылась под водой…

…Очередной рассвет вычертил картину знакомого болота. Иван приподнял голову и аккуратно переложил её на другую сторону:

– Всё будет хорошо… Или не будет… да, Семёныч?

Под пение птиц и серенады лягушек Иван медленно возвращался к действительности, попутно замечая, что к болотной какофонии добавилось что-то новое, едва уловимое, и это нечто постепенно проявилось нестройным перебором гитарных струн. Иван поднял голову со своего уютного ложа: прямо перед ним на островке с тремя чахлыми берёзками сидел Высоцкий в голубых джинсах и рубахе с закатанными рукавами. Высоцкий зажал баррэ на гитаре, внимательно посмотрел на проснувшегося Ивана и улыбнулся:

– Да не ссы ты, конечно, будет. Всё будет! – слегка поднастроил гитару и запел:

«Вдоль обрыва, по-над пропастью,
по самому по краю,
Я коней своих нагайкою стегаю, – погоняю,
– Что-то воздуху мне мало, ветер пью,
туман глотаю,
Чую, с гибельным восторгом —
пропадаю, пропадаю!
Чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее!
Вы тугую не слушайте плеть…»

Следующие строчки изменили тональность и зазвучали с реверсом, как будто звучали в пустом зале:

– Но что-то кони мне попались привередливые, и дожить не успел, мне допеть – не успеть!

Иван вновь поднял опустившуюся голову и увидел, что Петя сидит рядом с Высоцким и подпевает ему. От них и от самого островка исходил нежный золотистый свет, переходящий в ярко-голубой и ещё выше – в нестерпимо слепящий. Иван зажмурился. Вокруг уже не было никакого болота, не было совсем ничего, только они на этом острове из Света, Музыки и Голоса. Иван уселся рядом, обнял Петю, поцеловал:

– Вот ты где, сынок! – и запел одними губами. – Я коней напою, я куплет допою, хоть немного ещё постою на краю…

Небо потемнело и быстро прояснилось, как будто кто-то моргнул, перелистнув прочитанную страницу.

Машина Ивана стремительно летела по мегаполису. Слёзы безжалостно размывали проносящиеся мимо фонари, фасады и рекламу ночного города, а из динамиков что есть мочи Высоцкий:

«Сгину я, меня пушинкой ураган сметёт с ладони,
И в санях меня галопом повлекут по снегу утром.
Вы на шаг неторопливый перейдите, мои кони,
Хоть немного, но продлите путь
к последнему приюту…»

Голос из навигатора:

– Вы прибыли к месту назначения.

Иван быстро припарковался и побежал вперёд, пока не уткнулся в огромный баннер перед зданием: «НИИ нейрохирургии им. академика Н. Н. Бурденко». Фонари не справлялись со своей задачей – всего в паре метрах от баннера господствовала непроглядная ночь. Солёная влага лица, перемешиваясь с ледяным дождём, бесследно исчезала на чёрном асфальте. На секунду остановившись, Иван проверил содержимое папки с документами и устремился на крыльцо. Всё это время песня не умолкает. Она звучит в голове, в небе – везде… из каждой ступеньки больничного крыльца, из всякой звезды Млечного пути раздаётся:

«Мы успели, в гости к Богу не бывает опозданий,
Так что ж там ангелы поют такими
злыми голосами.
Или это колокольчик весь зашёлся от рыданий,
Или я кричу коням, чтоб не несли
так быстро сани…» —
голос постепенно затихает, до шёпота:
«Я коней напою… Я куплет допою…
Хоть мгновенье ещё постою на краю…»

Буквы на баннере перемешались и поменяли свой цвет. Теперь на нём горела надпись:

Много лет назад. В той жизни

Кабинет детского невролога в поликлинике принял маленького пациента и его маму. Доктор Воронова смачно зевнула, не утруждая себя прикрыть рот рукой, – так ей все эти жалобы уже надоели:

– Ну, чего Вы, мама, всё ходите ко мне? Голова у ребёнка и должна болеть, это возрастное, всё пройдёт, я же Вам это говорила уже!

Света:

– Но ребёнок стал уставать очень быстро, а раньше…

– На то он и ребёнок, чтобы уставать, – нетерпеливо перебила врач, – бегает много, играет, вот и устаёт.

Света затараторила, торопясь сказать, пока снова не отфутболили:

– Мы всех врачей прошли, что Вы нам в прошлый раз написали, трубку глотали, везде всё в норме, но Петя почти совсем перестал есть, и рвота иногда по утрам случается. Не писает утром. Что это ещё может быть?

Воронова:

– Да ничего это не может быть. ЭГГ сделали?

– Сделали.

– Ну и молодцы! Приходите через полгодика, если не пройдёт. Дети растут, так бывает, – широченно зевнув, эскулап на 2–3 секунды остаётся с распахнутым ртом. Наконец, «окно» закрывается, а вместе с ним заканчивается и приём, – до свидания!

…Петю сильно рвёт в садике на выпускном, качает из стороны в сторону. Иван и Света уводят его домой. Сын сильно похудел, но лето, проведённое на даче, выдало ребёнку резервные силы. Пришла эпохальная осень – первый раз в первый класс. Почти сразу Ивану позвонили из школы:

– Приходите побыстрее, пожалуйста, с Петей что-то не так.

Медсестра:

– Мы так испугались! На уроке Петя побледнел и, кажется, в обморок упал на пару секунд. Давление померили, очень маленькое было. Жаловался, что голова болит, а теперь вот молчит.

По дороге домой хмурый отец держит сына за руку:

– Что, Петь, голова болит?