Ваниляйн и Лизхен

– Может быть, вы хотите спросить меня о чем-нибудь? Пожалуйста, спрашивайте, не стесняйтесь.

Действительно, мне хотелось бы знать, откуда поступает на ее фабрику сырье, в основном пряжа, каким образом, кому и как фирма сбывает свою продукцию. Но я умышленно промолчал, так как после моих вопросов началась бы еще одна серия продолжительных объяснений и пояснений.

– Теперь, господин комендант, прошу вас пройти в один наш цех и посмотреть, как в нем трудятся работницы.

“Еще и цех осматривать надо!” с ужасом подумал я.

В большом просторном и хорошо освещенном помещении в несколько рядов стояли малогабаритные вязальные машины, за которыми сидели наемные работницы – как пожилые женщины, так и совсем юные девочки. Некоторых из них я уже знал в лицо. Проходя мимо одного такого станка я заметил, как сидящая за ним девушка, не поднимая головы, бросила на меня мимолетный лукавый, даже насмешливый взгляд и тут же углубилась в работу. Попробуй сейчас кто-нибудь из работниц оторваться от работы, расслабиться, потянуться, не говоря уже о том, чтобы отойти от станка, как тут же, немедленно будет наказана хозяйкой. Чистота в цехе была идеальной, ее поддерживали сразу три пожилые уборщицы. Мы не спеша обошли весь цех и через узенькую дверцу проникли в просторную комнату, на стенах которой висели вязаные женские кофточки, юбки, костюмы, мужские свитера, пуловеры, детские шарфы, шапочки, носки, рейтузы и еще много других вязаных изделий, названия которых я не знал. Это были образцы продукции, изготовляемой на фабрике. Я опять с опасением подумал, что хозяйка фабрики сейчас начнет все это мне показывать и объяснять. Так оно и случилось. Хозяйка не только подводила меня к каждой модели и не только подробно рассказывала о ней, но и меня просила высказать мое собственное мнение. У меня же не было никакого мнения и представления о существующей сейчас моде, о принятых фасонах, расцветках, складках и рюшках. Я был законченным профаном в этих делах и даже отдаленно, приблизительно сказать ничего не мог. А фрау Крумбайн добивалась от меня хотя бы двузначной оценки того или иного изделия: нравится оно мне или нет. Я отвечал скорее наугад, чем по существу.

В заключение моего визита фрау Крумбайн предложила мне традиционную чашечку кофе, которую я торопливо выпил. Весь этот церемониал с непринужденной беседой, показом образцов изделий и чашечкой кофе лично мне совершенно был не нужен, но он как воздух был необходим хозяйке фабрики, всему ее производству для поддержания авторитета. Даже простой визит коменданта, пусть этим комендантом будет всего-навсего деревенский мальчишка, одетый в военную форму, который является представителем нынешней власти, повышает престиж фабрики в глазах ее оптовых покупателей и заказчиков.

Арочный железнодорожный мост – место встреч и наших с Лизой прогулок

Наконец я освободился из цепких рук фрау Крумбайн, вскочил на свой мопед и на большой скорости помчался к мосту. Погода заметно менялась, начал покрапывать мелкий дождь. Я опоздал на свидание почти на час, и моя бедная Лиза сидела под прикрытием зонтика у подножия массивной каменной опоры и терпеливо ждала меня. Когда я как вихрь подлетел к ней, она встрепенулась, словно испуганная пташка, и с улыбкой бросилась ко мне. Ни одним жестом, ни одним словом, даже ни одним вздохом она не упрекнула и не осудила меня за столь длительное опоздание, а превозмогая усталость и дрожь, всем своим видом старалась показать и убедить меня, что стоять под дождем и ждать меня ей было не только не трудно, но даже приятно. Дождь усиливался и наша прогулка срывалась. Я усадил Лизу на совершенно неудобный и не приспособленный для перевозок пассажиров багажник мопеда и осторожно с заглушенным мотором спустился с возвышенности в низину, в которой размещался центр села.

Когда мы поспешно проскочили мимо дежурного телефониста и вбежали в комендантскую комнату, то оба сразу увидели объемистую картонную коробку.

– Что это? – воскликнула Лиза, вопросительно посмотрев на меня.

– Не знаю, – ответил я.

Мы быстро распаковали коробку. Она была набита вязаными кофточками, пуловерами и другими трикотажными изделиями, на которых красовались цветные этикетки “Strickwaren-Fabrik Wilgelm Krumbein. Heyerode”. Я сразу догадался, что в коробку были вложены как раз те изделия, образцы которых я оценил, как понравившиеся мне. Так вот зачем фрау Крумбайн понадобилась моя оценка каждой ее модели! Она была опытным коммерсантом и хорошо понимала, что за все надо платить, даже вот за такой, в общем-то, ординарный визит коменданта.

Лиза категорически отказалась принять от меня в качестве подарка любые изделия из этой коробки, во-первых, потому, что этого добра в их доме было с избытком и, во-вторых, она заявила, что лучше будет “ходить голой”, но ни за что не наденет на себя изделие этой фирмы. Почему, я так и не понял. Мне ничего не оставалось делать, как все это сокровище (а для моих родителей и сестренок там, на родине, все это было действительно бесценным сокровищем) впоследствии запаковать и отправить домой посылкой.

Мы с Лизой уже не стеснялись друг друга как раньше. В промежутках между поцелуями мы на электроплитке сварили кофе и выпили по чашке этого напитка с бутербродами. Лиза завела патефон, поставила на диск любимую пластинку – вальс Штрауса “Сказки венского леса”. В комнате зазвучала величественная и чарующая мелодия бессмертного творения. Лиза подбежала ко мне, чмокнула меня в щеку и, ловко выскользнув из моих рук, плавно закружилась в танце вокруг комендантского стола. Я вижу ее порозовевшие от выпитого кофе щеки, сверкающие глаза, распустившиеся волосы и внутренне радуюсь и поражаюсь ее удивительной красоте и женственности. А как плавно и величественно изгибалась ее тонкая талия в ритме вальса! Я поражался: откуда у этой простой крестьянской девушки такие царские движения и манеры. Лиза, моя Лиза, сегодня превзошла себя. Сделав еще два-три круга вокруг стола и снова не дав поймать себя, она плавно подвальсировала ко мне и также плавно опустилась на мои колени, обняв мою голову обеими руками.

– Ваниляйн, ты не представляешь себе, как я сегодня счастлива! – сказала она, не убирая с моей головы своих рук. – А все потому, что я крепко-крепко люблю тебя.

– Лиза, скажи, за что, за что ты меня любишь! Что ты нашла во мне? Я просто не могу это понять, – горячился я, явно напрашиваясь на комплимент.

– Люблю тебя я просто так, за ни за что!

– Так не бывает, – хорохорился я. – Я, например, знаю точно, за что я люблю тебя.

– Лиза тихо засмеялась (она никогда не смеялась громко и заразительно) и продолжала:

– Ты не прав, Ваня. Я знаю, что люблю тебя за ни за что, потому что любовь всегда тайна, всегда загадка. Как только эта загадка будет разгадана, так любовь мгновенно исчезнет!

– Не знаю, может быть, это и так, но лично я люблю тебя, знаешь, за что? Слушай и наматывай себе на ус: за необыкновенную красоту, за чудесный бархатный голос, за черные бездонные глаза, за ярко-красные влажные губы, за твои жаркие и сладостные поцелуи, за веселый необидчивый нрав, за твое великое терпение, за… за…

Пока я перечислял качества, за которые я люблю Лизу, она вслух громко считала их, загибая пальцы на левой руке:

– Eins, zwei, drei… ну… ну… еще… еще… придумай еще что-нибудь! Не густо, этого мало. Для полной характеристики, по крайней мере, надо бы насчитать дюжину моих “хороших” достоинств. Вот тогда я поверила бы, что ты любишь меня по-настоящему! – Она вспорхнула с моих колен, подбежала к патефону н заменила пластинку. Приятный тенор громко запел слова знакомой, любимой песни:

– “Schenk mir dein L?cheln, Maria!”

Лиза вернулась ко мне, и мы прослушали песенку до конца, стоя в объятиях друг друга.

Я подошел к окну и выглянул наружу. Начало смеркаться, погода портилась, по улицам гулял ветер, сгребая в кучи первые опавшие листья. Несколько капель дождя от удара расплющились на стекле, поползли вниз, оставляя длинные и грязные полосы. Лиза сняла с себя шерстяную кофточку и потянулась к гвоздю, чтобы ее повесить. Я вдруг увидел ее неестественно расставленные ноги в какой-то нелепой позе, которая вызвала во мне незнакомое, даже крамольное желание – увидеть ее ноги обнаженными. Я почему-то не устыдился этого желания, не покраснел, как это случалось раньше, а, наоборот, стал неузнаваемым для самого себя, смелым, даже излишне смелым. Подгоняемый этим растущим желанием, я с горящими глазами вдруг сделал решительный шаг к Лизе. А Лиза, видимо, каким-то шестым или седьмым чувством угадала мое намерение, стремительно, что раньше она делала очень редко, повернула ко мне лицо и устремила на меня вопрошающий и встревоженный взгляд.

Наши глаза встретились, и мы какое-то время как завороженные смотрели друг на друга. В этот напряженный момент мы оба одновременно поняли, что наступила та самая важная, одна-единственная в жизни минута, которая рано или поздно должна произойти и которая произойдет очень скоро, может быть, даже сейчас, независимо от нашего желания или нежелания, независимо от нашей воли, независимо от нас самих. Я смотрел на Лизу возбужденным горящим взглядом и понимал, что она впервые видит меня таким. Я в свою очередь видел ее чистое, спокойно-торжественное, как бы освещенное изнутри лицо и был просто ослеплен его глубокой одухотворенностью и какой-то нечеловеческой красотой. Лиза казалась мне в этот момент сошедшим с небес неземным существом! Однако, эта ее неестественная и даже нелепая поза почему-то вызвала во мне такое вот запредельное, до крайности неприличное земное желание. И я – робкий, застенчивый, вечно сомневающийся в себе парень – вдруг стал настолько смелым и решительным, что подошел к ней, положил руки на ее крутые бедра и стал медленно скользить ими до ее талии снизу вверх, сгребая в гармошку ее легкое ситцевое платьице, обнажая все выше и выше ее стройные загорелые ноги. Лиза, моя Лиза, стояла, не шелохнувшись, все в той же нелепой позе, молча и недоуменно смотрела на меня, не одобряя и не осуждая мой, вообще-то говоря, нахальный поступок. А поступок мой был действительно нахальным, и Лиза это понимала, но она не заругалась на меня, не закричала, иначе я мгновенно убежал бы прочь из комнаты, чтобы скрыть свой стыд и свою наглость. Она не бросилась мне на шею с намерением помочь мне освободиться от своей одежды, в этом случае я бы немедленно обвинил бы ее в распущенности и с презрением, даже с брезгливостью отвернулся бы от нее. Лиза поступила по-другому: она КАК БЫ сделала попытку защитить себя от моего внезапного вторжения, старалась КАК БЫ прикрыть свою наготу подолом платья, но не прикрыла ее и в то же время ничем – ни своим взглядом, ни жестом не осудила меня, чтобы я вдруг не застыдился бы самого себя. Она КАК БЫ помогала мне балансировать на острие ножа и не позволяла мне свалиться с него ни в ту, ни в другую сторону. Она делала КАК БЫ то и другое одновременно, и в этом КАК БЫ заключалась вся мудрость Лизиной женской натуры и вся ее тайна.

Я знал, что к платью, в которое была одета Лиза, со спины был пришит поясок, который Лиза завязывала в узел на талии впереди себя. Сгребая платье в гармошку, я опасался, если пояс этот окажется завязанным, то из попытки ничего не получится, так как я сам ни за что на свете не осмелился бы его развязать. Но поясок этот, к счастью, был не завязан, его оба конца висели по бокам, и я, продолжая движение руками, легко снял платье вместе с комбинацией с гибкого Лизиного тела. Лиза же, полуобнаженная, оставшаяся только в трусиках и в бюстгальтере, подбежала к стене, подняла глаза к тому месту, где не так давно висело распятие Христа, которое было снято по моей просьбе, стала беззвучно шептать слова молитвы, часто повторяя имя Святой Марии. Она, как и большинство жителей Хейероде, не была набожной, хотя и была крещеной и изредка ходила в церковь, а сейчас в самый ответственный момент своей жизни, обратилась к Святой Деве Марии за помощью, за советом, за поддержкой, внутренне готовя себя к свершению этого неотвратимого акта. Несмотря на то, что я сам горел как в огне и с трудом соображал, что делал, однако я воочию видел стройные оголенные ноги Лизы, ее изящное, холеное, не тронутое нуждой юное тело, ее округлые девичьи плечи и, самое главное, тонкий, словно высеченный из мрамора, профиль лица, освещенного отблеском затухающей зари. Я видел это бесценное сокровище своими собственными глазами и не мог поверить, что все оно, без остатка принадлежит мне! Мне одному! Совсем недавно я видел только смерть, разрушения, жестокость, боль и нечеловеческие страдания людей. Совсем недавно от жизни я не ждал ничего хорошего: ни счастья, ни радости, ни спокойствия, а имел скромное желание прожить на белом свете еще один лишний день или получить из дома долгожданную весточку. И вдруг, и вдруг… на мою беззащитную голову нежданно-негаданно свалилось такое огромное Счастье, которое не могло присниться мне даже в самом фантастическом сне. Все это было так велико и возвышенно, что, казалось, не могло быть правдой. И все-таки это был не сон, не мираж, а самая настоящая реальность, голая явь и правда.

Я не спеша подошел к Лизе, взял ее за талию, повернул к себе, и она тотчас прильнула ко мне всем своим трепетным телом, и наши губы слились в продолжительный, торжественный поцелуй, поцелуй – предшественник великого события! Оторвавшись друг от друга на мгновение только для того, чтобы сделать один-два вздоха, мы снова слились в божественном, другого слова я не смог подобрать, поцелуе. Мы целовались долго и много, на этот раз зажигающе и страстно возбуждая в себе еще новые, неведомые чувства. В промежутках между поцелуями Лиза шептала теперь совсем другое имя, мое имя “Wanilein, mein Wanilein!"

LISCHEN

Елизавета Вальдхельм

Родилась 17 июня 1925 года в селе Хейероде

Мюльхаузенского района, Тюрингия, Германия.

Фото 1952 года

WANILEIN

Иван Бывших

Родился 15 октября 1924 года в селе Поначево

Курагинского района Красноярского края.

Фото 1946 года

Мы не торопили события, все шло само собой, по какому, то заранее и кем-то составленному плану. Мы знали, что ЭТО должно случиться, и ОНО случилось! Но все же не ОНО САМО было главным для нас в тот дождливый сентябрьский вечер, а только сам факт прихода этого ОНО. Мы оба не расспрашивали друг друга, знали и верили, что и я, и она были чистыми, непорочными, что нам обоим не придется краснеть друг перед другом, и что каждый из нас сознательно отдавал себя, свое собственное “Я”, свою честь и свою часть только тому, кого он сам добровольно выбрал из тысячи таких же людей, без всяких оговорок, условий и раздумий. МЫ ОБА БЕСКОНЕЧНО ВЕРИЛИ ДРУГ В ДРУГА, и эта вера была тем самым главным стержнем, на котором зиждилась наша любовь. ВЕРА друг в друга – это больше и выше, чем сама ЛЮБОВЬ. Эта простая и часто валяющаяся под ногами истина, на которую мало кто обращает внимание, была врожденной Лизиной сущностью, и она сумела передать ее мне.

Я не скажу, что в этот сентябрьский вечер нам ЭТО понравилось. Скорее всего ОНО нам не понравилось, но когда ОНО все же случилось, сам этот факт стал для нас обоих величайшим событием, эталоном жизни, границей, разделившей нашу общую судьбу на две части: что было до ЭТОГО и что стало после ЭТОГО.

За окном уже шел проливной дождь, в водосточных трубах бешено билась вода, сильные порывы ветра стучали по крыше, врывались в комнату через открытую форточку. Но нам с Лизой было не до этого, мы не обращали внимания на разбушевавшуюся непогоду, мы были заняты собой и нашими новыми проблемами. Лиза, зажав мое лицо обеими руками, осыпала его страстными поцелуями. Насытившись ими, она положила свою чудесную головку мне на грудь и, помолчав с минуту, сказала:

– Знаешь, Ваня, с этого сегодняшнего дня я принадлежу и буду принадлежать до конца своих дней только тебе одному. Знай и всегда помни это!

– Лизхен! Зачем ты это говоришь? Не надо зарекаться, не надо давать друг другу клятв, ведь мы не принадлежим себе и не знаем, что с нами будет завтра, послезавтра, а тем более через год. Мы любим друг друга, это хорошо и пока достаточно. Я, например, благодарю судьбу за то, что она послала мне именно тебя и никого другого, и тебя такой, какая ты есть, о какой я мечтал всю свою короткую жизнь! – сказал я запальчиво и крепко прижал к себе Лизу.

– Ты прав. Но ты прав для себя, у меня своя правда. Я тебя ничем не обязываю и не прошу никаких обещаний, кроме одного – любить меня всю жизнь, даже тогда, когда ты будешь женатым…

– Лизхен! – перебил я ее.

– Да, да, даже тогда, когда ты будешь женат. Не на мне. А я, я… Я буду верна тебе всю свою жизнь.

– Ты что? Никогда не выйдешь замуж? – воскликнул я с ужасом, понимая, что Лиза способна исполнить свои намерения, она никогда не бросала слов на ветер.

– Лиза откинула свесившуюся мне на лоб прядь волос, спокойно и многозначительно подтвердила:

– Да, Ваниляйн, это так.