А

А
Иван Николаевич Пальмов

В Южной Америке существует племя, называющее себя – Пирахи. Они никогда не спят и верят в то, что если уснуть, человек перестает быть собой. Стало быть любой другой человек, не этого племени, есть уже не сам он, а как бы множество. Это один человек, проживающий несколько жизней. Человек, чья реальность определяется одной только литерой "А" выбитой на руке.

Иван Пальмов

А

«А»

Глава1.

Храм истины.

«Истину не передать словами, ее можно только увидеть, почувствовав. Кому-то и этого будет не достаточно».

Эти слова, произнесенные откуда-то издалека, услышал некий прихожанин на исповеди. Он сидел совершенно один в темноте исповедальной комнаты и мог быть кем угодно. Вероятнее всего он какой-то путешественник, которому нужна была подсказка. Он, конечно же, получил ее там, где и рассчитывал – в церкви.

– Выходит мне не узнать, – подытожил путник.

– Отчего же, посмотри внимательно.

Путник вгляделся в тьму своей исповедальни и к удивлению обнаружил три предмета перед собой в небольшой нише. Там были старинные песочные часы, курительная трубка и книга.

– А теперь скажи, что ты видишь? – спросил голос за стеной.

– Часы, трубку и книгу.

– Верно, но я уверен ты мог бы сказать о них гораздо больше.

– Об этих часах я могу сказать только то, что они бронзовые, ну а еще здесь есть серебряный орнамент напоминающий кельтский. Орнамент рисовал мальчишка подмастерье, его звали Бенни, но он вовсе не англичанин как можно подумать. Его так назвал часовщик, который не был ему отцом, но знал его с младенчества, – путник будто и не предал значения тому, как подробно он повел рассказ. – Часовщик этот был чудаковатый и потому никто не удивился, что во всем Кельне именно часовщик назвал потерянного мальчишку Бенни.

– Это замечательная история, но раз так может и число песчинок тебе известно? – поинтересовался голос.

– Думаю, этого не знал даже Бенни, а вероятно и сам часовщик.

– Все верно, они не знали, но ты знаешь. Назови его.

Внезапно путником овладел не то чтобы страх, но некоторый трепет перед тем знанием, что явилось в его мозгу не в миг, а как будто вышедшее из самой вечности. Оглушенный чувством, путник не услышал своих слов, но уста его явно произнесли заветное число. Однако Голос за стеной словно не удивился.

– Верно и трубка тебе знакома? – снова полюбопытствовал голос.

– Я знаю из какого дерева эта трубка. Она из дуба. Вероятно, ему лет четыреста, а может и больше, многие годы он лежал под водой и затем его выловил один рыбак. Для этого ему понадобилось снова собрать и завести свой старый гусеничный трактор, которым он не пользовался с тех пор как перестал работать в поле. Да рыбаком он был, не смотря на то, что некогда ему приходилось целыми днями проводить в поле. Он не мог не быть рыбаком, потому как всю жизнь прожил на реке. Так вот дуб он отдал. Отдал плотнику, который так же любил удить рыбу. Некоторое время спустя плотник подарил рыбаку трубку как раз из того мареного дуба.

– Интересная трубка. – воскликнул голос

– Да, еще ведь на чаше было вырезано лицо. Не знаю уж чье оно, кажется, плотник вырезал его в шутку, но оно от чего-то, похоже на меня.

– Остается книга и ты верно уже все о ней знаешь, – с интересом подвел голос.

– Эта книга Иббур. Она так называется, у нее не хватает одной буквы в заглавии, она была золотая и ее оттуда сорвали. Затем ее отдали в починку известному чешскому мастеру. Увы, тот взялся за нее и ему пришлось нелегко. С ним произошла длинная история, которая к слову кончилась не так уж и плохо. Но в чем вы не правы так это в том, что я знаю все об этой книге. Я не знаю, сколько в ней страниц. Я знаю только то, что число их конечно и не больше тысячи шестисот сорока пяти. Однако сосчитать не смогу, даже если листать все подряд. Исходя из моих слов, всякий скажет, что страниц именно тысяча шестьсот сорок пять. И все же, это почти то же самое, что сказать, будто страница только одна. Я это знаю уже, наверное. Думаю, только создатель ее знает число.

– Увы, друг, тут ты не прав. Я не знаю числа.

Путник давно догадался, что говорит вовсе не со священником, но только теперь понял, кем мог оказаться голос за стеной. Он хотел было уже спросить, но вдруг подняв голову, обнаружил высокий стеклянный витраж и уже услышал, как за его спиной кто-то молится, а кто-то даже фотографирует не то витраж, не то самого путника. Оглядевшись снова, путник вышел. Он не помнил как входил в храм и потому вовсе не удивился, что перед ним был современный пестрящий неоном огней при свете дня город. Кругом висели надписи на не понятном для путника языке. Иероглифы дополняли всеразличные значки указатели и реклама. Ему показалось, что обернись он снова, уже не будет и храма. Обернувшись, путник все же увидел храм, и среди высотных домов квадратной геометрии действительно стояло готическое здание из той же эпохи, что и сам стиль готики. Путник еще стоял какое-то время у входа в церковь, не замечая, что идет дождь. Он один стоял с непокрытой головой под дождем, прохожие шли с зонтами или в дождевиках одного и того же желтого цвета. Напротив высилось огромное здание торгового центра, в которое путник, зачем-то зашел. Он не знал для чего заходит в здание, возможно, чтобы не мокнуть, но тогда он об этом не думал. Он решил умыться и довольно легко нашел уборную и чуть с большим трудом сумел найти себя в отражении зеркала. Там был еще молодой человек, одетый не пойми во что, скорее рубище, нежели современные рубаха и брюки. При этом все одеяние его, как и он сам было чистым.

«Помни это помни, обязательно помни», – эти слова он ежесекундно повторял про себя вплоть до момента, когда увидел свое отражение и только после этого невольно замер. Он должен был запомнить все, что случилось в церкви, и он помнил, но ему важно было не только помнить все факты, сколько уметь восстановить чувства которые им владели в тот момент. Это отражение теперь сбило его и от того путник был зол. Он начал умываться и вдруг заметил отметину у себя на руке. Там была черная похожая на татуировку буква «А».

Что это значит? Задал себе вопрос путник и стал перебирать все факты что он знает на букву А. «Город, в котором я нахожусь?» Города он не знал.

Возможно тогда мое имя. В самом деле, как я мог забыть? Тут он решил пофантазировать, потому как без имени было нельзя. Сначала он решил, что имя Андрей было бы подходящим, но оно вовсе не похоже на его настоящее. Скорее всего, его зовут Аркадий. Все же до тех пор, пока не известно наверняка, путник решил называть себя первым именем. Пока человек в лохмотьях разбирался со своей буквой перед соседней раковиной встал мужчина и начал умывать руки. Андрей хотел было задать вопрос, какой угодно лишь бы заговорить, но вдруг почувствовал, что горло его сжимает рука. Неужели это рука того что стоял рядом с ним? До сих пор он видел его только в зеркало и повернув голову понял, что вовсе не рука была причиной. Рука и в самом деле была возле его шеи, но не душила, а снимала петлю. Кругом шла какая-то процессия, а еще была толпа и все это нелепо торжественное мероприятие Андрей смотрел из под полога грузовой машины. Его куда-то везли, было очень похоже на казнь.

– Ты хочешь убить меня? – хрипло спросил Андрей. Он не знал кто именно и зачем его хочет убить, но он решил начать диалог.

– Ты и так уже не живой. Вот примерил петлю, подходит? – тоже хрипло прохохотал душивший.

– Меня казнят? – продолжил Андрей.

– Когда-нибудь обязательно. Но не все же сразу. Сначала подготовишься, посидишь пару недель. Ну а там… – палач сделал неопределенный жест рукой и подмигнул.

– Тебе и самому ведь интересно, правда? – путник словно узнал только что какую-то правду, которая в тот же миг вдруг и закрылась от него.

Андрей тогда вновь подумал о церкви. Он снова вспомнил и дал себе зарок не забывать, что случилось. Его словно и не заботила собственная смерть.

Наконец привезли на площадь для казни. Сегодня должны были казнить не его, не Андрея, но смотреть полагалось всем, кого ждала та же участь. Огромная толпа заполонила собору площадь

Яркое солнце слепило глаза, отсветами и бликами застилая дома и лица. Даже высокий постамент с высокой перекладиной не сразу выделялся на фоне светлого дня. Наконец появились палачи, одетые в красное, будто только лишь для того, чтоб не потускнели яркие краски. Одни приговоренные выбивались из общей массы пестрящего. Они шли спокойно в своей обнаженной и бледной коже. Андрей в начале хотел их сосчитать, но несмотря на то, что их было не более двух, перечесть их не удавалось, слишком уж далеко. Карета подъехала ближе и вот их уже можно сосчитать, но считать особенно нечего, там стоит один человек, с мешком на голове. На его шее висит петля. Андрею становится уже не просто любопытно, а до страха необходимо знать, повесят ли его так же с мешком на голове или же мешок скинут. На помост выходят два палача, один подходит к рычагу с веревкой, а другой поворачивается и говорит в самое ухо приговоренному. Что он сказал расслышать нельзя, но теперь палач срывает мешок и одновременно петля возносит висельника. У него такое же лицо, как и у Андрея, это будто бы он. Нет, это именно он и есть, словно в зеркале и Андрей начинает задыхаться. Солнце, блики, петля и живое зеркало, живое как он сам и от того даже шея его болит. На голову снова набрасывают мешок, темно. Андрей в истерике пытается сбросить мешок и сбросив, снова видит себя.

Настоящее зеркало. Он трогает его руками снова и снова пока пытается снова начать дышать. На его локтях висит футболка, черная и плотная как тот мешок. Сверху светит лампа и откуда-то сзади доносится голос:

– Вам принести размерчик поменьше?

Андрей оборачивается и утыкаясь в плотную занавесь срывает ее отбрасывая футболку.

– Не надо, – выкрикивает он на ходу и бежит.

– А вы куда, вы ведь… – продавец пытается остановить вышедшего из примерочной человека, но тщетно, тот уже убежал, – штаны унес гад.

Продавец подходит к кассиру со всем трепьем, что было у нее в руках после побега нерадивого покупателя.

– В штанах сбежал козлина. Оставил свое вот это вот и ушел.

– Тряпки какие-то, – отреагировала кассир

– Вроде лен, – добавила продавец.

– Да какая к черту разница?

– Может у него случилось что? – успокаивала себя продавец.