Мы родом из СССР. Книга 1. Время нашей молодости

Полвека находился на дипломатической службе, побывал во многих странах мира от Швейцарии до Японии. Сейчас живёт вдвоём с женой Ларой в Минске. Кандидат юридических наук, преподаёт международное право в Минском университете.

Выросли и уже давно обзавелись семьями их дети – дочь Ира и сын Игорь. Сын пошёл по отцовскому пути: тоже окончил ИМО и стал дипломатом. С 2008 года – посол Республики Белоруссия в Египте. Растут и внуки…

А теперь вернусь в далёкий 1946 год, в Таганрог, к своей тогдашней жизни.

Очень скоро обнаружилось, что в такое трудное время жить иждивенцем, даже у близких родственников, было нелегко. Дядя Коля ещё не вернулся с военной службы. Денежной помощи, оказываемой им, далеко не хватало, чтобы прожить семье из четырёх человек. А я уже был пятым ртом. И в конце третьей четверти, в марте 1946-го, вынужден был расстаться со школой. С дневным обучением. Далее на два десятилетия растянется моя, уже заочная учёба, совмещаемая с различными видами трудовой деятельности.

…По совету школьных комсомольцев, я пошёл в райком комсомола. Там меня приняли, что называется, с распростертыми объятиями.

Первым секретарём Орджоникидзевского райкома комсомола, куда я обратился, был Виктор Семененко. Молодой инженер, коммунист, толковый, мыслящий, отзывчивый человек. Полтора года я проработал в Таганроге, каждодневно встречаясь с ним, видел его в самых различных делах. Самое лучшее впечатление о нём и глубокую признательность ему сохранил на всю жизнь.

Буквально в один-два дня, он договорился с руководством картонной и картонажно-зеркальной фабрик о моём назначении на должность заведующего отделом кадров. При этом секретарь райкома комсомола порекомендовал избрать меня секретарём фабричной комсомольской организации. В недельный срок оба вопроса были решены.

Я старался наидобросовестнейшим образом исполнять свои служебные обязанности, но большую часть времени отдавал налаживанию работы комсомольской организации. И результаты не заставили себя ждать. Немногочисленная фабричная комсомолия потянулась ко мне, и мы занялись интересными делами.

Сразу же начал учиться в партийной школе при райкоме партии, куда меня зачислили по просьбе того же Виктора Семененко. Здесь занятия проходили один-два раза в неделю, вечерами. И мне удавалось совмещать работу, комсомольские дела и учёбу.

Моя бурная комсомольская деятельность очень скоро была замечена и оценена райкомом комсомола. Спустя три-четыре месяца, райком комсомола направил меня секретарём комитета комсомола школы ФЗО-21.

Теперь я всецело отдавал себя любимому делу. Комсомольская жизнь стала моей родной стихией. Отныне и, как окажется, на многие годы.

Улучшился и быт. Пусть скромный, но постоянный заработок. Хлебные карточки. Талоны на питание в столовой фабзавушников.

На прошедшей вскоре районной комсомольской конференции я был избран членом райкома, а затем – и в состав бюро райкома комсомола. Почти одновременно утверждён внештатным инструктором орготдела райкома ВЛКСМ.

Когда меня избирали секретарём комсомольской организации, в школе ФЗО-21 было не более тридцати комсомольцев на двухсотенный контингент учащихся. Спустя полгода абсолютное большинство питомцев школы стали комсомольцами. В то время действовало правило: «Рост рядов – главный показатель работы комсомольской организации». Считалось (и не без оснований), что в комсомоле мальчишки и девчонки, вступающие в жизнь, лучше всего смогут приобщиться к общественным делам, получить основательную идейно-политическую, патриотическую и нравственную закалку, вырасти сознательными участниками трудной, но такой интересной, поистине захватывающей жизни своей страны, своего великого народа.

В истории Таганрога – много боевых и трудовых традиций. Особый интерес был и у меня, и у моих питомцев к военной биографии города. В период фашистской оккупации здесь действовало подполье, в котором участвовала большая группа комсомольцев. Руководителем подполья был довоенный секретарь Таганрогского горкома ВЛКСМ Николай (Семён) Морозов. Гитлеровцам удалось напасть на след подпольщиков. Многие были схвачены и после жестоких пыток казнены. Погиб и руководитель подполья.

Их подвиг был примером беззаветной верности юных патриотов своей Советской Отчизне…

Удивительное это было время. Трудное. Полуголодное. Но мирное. Мы, советские люди, были бесконечно счастливы и горды своим именем, своим подвигом, Великой Победой над опаснейшим врагом. И ещё. Мы были молоды, и нам всё было по плечу. Все мы непоколебимо верили в лучшее завтра и всецело были устремлены в него…

Коллектив моих питомцев был сложный. В своём большинстве – это деревенские, крестьянские дети, преимущественно, из донских сёл и станиц. Но много было и сирот, переданных из детских домов и детприёмников. Были и чистые беспризорники, уже вкусившие глоток полной «свободы», анархического своеволия, вовлечённые в многочисленные воровские шайки и группы, промышлявшие грабежом, хищением, насилием, даже убийством. Были и такие. И вот всю эту разношёрстную массу надо было поставить на путь истинный. Дать путёвку в настоящую большую жизнь.

С кем было труднее: с деревенскими или с беспризорниками и детдомовцами? Однозначно ответить не могу. И в том, и в другом случае были свои сложности. И всё же интереснее было со вчерашними детдомовцами и беспризорниками. Им была свойственна коллективистская психология. И они откликались на все общественные, коллективные мероприятия. Особенно, если удавалось увлечь их каким-то интересным делом. К счастью, мне это удавалось.

Коллективно облагораживали свою школу ФЗО, двор, общежитие. Коллективно патрулировали по улицам города, задерживали подозрительных, склонных к воровству и грабежам. Трудно поверить, но на это ребята, вчерашние беспризорники, шли с большой охотой и желанием.

По поручению горкома комсомола, мои питомцы участвовали в рейдах по проверке проходивших товарняков. В поисках пищи тысячи и тысячи людей двигались из голодных мест на Дон, Кубань, Ставрополье, на Северный Кавказ и в Закавказье. Жуткая, страшная картина: снимать с поездов умерших от голода, опухших, в обморочном или полубессознательном состоянии. В особенности, девчонок и мальчишек. Их, полуживых, мы передавали в детские дома и детприёмники, а спустя несколько дней, получали их к себе в школу ФЗО уже накормленных, помытых, как-то одетых, подлечившихся, подправившихся. И включали в свою большую семью фабзавушников.

…Очень любили коллективно отдыхать: ходили к морю, в городской парк, по достопримечательным местам Таганрога, в кино или на концерты гастролирующих знаменитостей. Приобрести билеты на всех желающих не было средств. Поэтому покупали один-два десятка билетов для особо отличившихся в учёбе и общественных делах; при входе в парк отдавали их контролёру, а пока он считал, – успевали проскочить все пришедшие.

Так, помнится, я со своими питомцами в летнем театре в горпарке был на концерте Зои Фёдоровой, покорившей миллионы зрителей блестящим исполнением ролей во многих довоенных кинофильмах и кино-сборниках военных лет.

Позже я узнал, это была одна из последних её гастрольных поездок. Потом разнеслись слухи, что она осуждена на длительный срок за «враждебную деятельность». Лишь десять лет спустя, она снова появилась в кинофильмах.

Там же, в летнем театре, единственный раз в жизни видел и слушал, в живом виде, знаменитого певца Александра Вертинского, вернувшегося на Родину из эмиграции…

Рассказывая о своих питомцах – воришках и беспризорниках, хочу сказать, что нередко у меня на виду они встречались со своими вчерашними уличными сообщниками. Каждый звал к себе, но, как правило, и те, и другие, оставались порознь. Не помню ни единого случая агрессивности или схватки между ними. Более того, они, указывая на меня (я старался держаться при этом чуть в стороне), просили ни при каких обстоятельствах «не трогать нашего комсорга».

Посредством своих питомцев, я узнал имена (скорее клички) некоторых воровских авторитетов. И они почтительно раскланивались при встрече со мной.

Я гордился тем, что многие мои питомцы из недавнего беспризорного или уголовного мира стали настоящими людьми. И хорошими специалистами, и общественными активистами…

А что же деревенские? Они тоже были трудолюбивыми и исполнительными. Но чаще не по интересу, а по необходимости. Забот-хлопот с ними было много.

Казалось бы, надо радоваться, что в такое голодное время страна позаботилась о них, взяла на своё попечительство, давала бесплатное образование, профессию, кормила и одевала, как могла.

Но меня всегда удивляло и вызывало недоумение и даже возмущение, – то, что ребята не ценили государственной заботы. И не только они сами, но нередко и их родители. В чём я многократно убеждался.

«Я не могу смириться с тем, что мой сын живёт впроголодь. Дома хотя и нет достатка, но что есть, – от пуза», – не раз и не два говорили мне мамы моих питомцев.

Поясню, что основной контингент учащихся школ ФЗО и ремесленных училищ формировался по оргнабору, по существу, по разнарядке, для создания государственного резерва кадров промышленности, транспорта, строительства. Кстати, вся эта система подготовки кадров и называлась: «Государственные трудовые резервы».

Естественно, при таком комплектовании школ ФЗО и ремесленных училищ, принцип добровольности не соблюдался. На первый план выступал государственный интерес. И ему надо было подчинить себя. Это не каждый осознавал. Отсюда и довольно частые отлучки, бегство из системы «трудрезервов»; или, если называть эти факты своим именем, – дезертирство с трудового фронта. Именно так квалифицировались подобные явления. Конечно же, меры наказания были совсем иные, чем за дезертирство из армии; ограничивались административным и общественным осуждением, мерами сугубо воспитательного характера.