Мы родом из СССР. Книга 1. Время нашей молодости

Может, вступился Всевышний за муки тяжкие Галилея и Коперника? Или возмутился кощунственными действиями церковников, чинивших гражданскую казнь над Чернышевским, отлучавших от церкви и проклинавших Толстого? Или осудил Всевышний тех сановников церкви, которые давали благословение и отпускали грехи за кровавые злодеяния белогвардейцам, интервентам против многих тысяч сынов и дочерей трудового народа, восставших против тиранов, веками живших его трудом, потом и кровью?

И самый свежий пример из Новейшей Истории. Третьего октября 1993 года, в 11 часов утра, в осаждённом карателями Доме Советов, в котором заседал Высший Законодательный Орган Российского государства, избранный его народом, – X Съезд народных депутатов, – с благословения Патриарха Всея Руси Алексия II была открыта церковь и проведено богослужение.

Духовные отцы громогласно провозгласили, что отныне эта Обитель, осенённая крестом, именем и образом Господа Бога, будет защищена от любых глумлений и надругательств. Осаждённых в Доме Советов, лишённых тепла, света, питания, медикаментов посетил митрополит Кирилл, нынешний Патриарх Всея Руси, к интеллекту которого я отношусь с почтением и уважением. Как нам казалось, он сочувственно воспринимал наше положение и решительно высказывался за недопущение кровопролития. Но… не прошли и сутки, как Обитель, освящённая церковью, была на глазах у всего мира и Всевышнего расстреляна и подожжена из танковых орудий вместе с тысячами людей, находившихся в ней и вокруг неё, среди которых было множество православных, верующих, рассчитывавших на милость Божью, и даже священнослужителей.

Раздался ли голос Всевышнего или его земного наместника – российского патриарха в защиту страждущих? Напротив. Последний авансом отпустил навеки грехи прошлые, настоящие и будущие власть предержащим тиранам Земли Российской.

На этом фоне происходило просветление и моей матушки, и множества других, истинных правдолюбцев, на собственном опыте познавших сущность божества и безбожия, истинный смысл и назначение религии, церкви, иконы.

…Вернусь к дням своей далёкой юности, к довоенным дошкольным и школьным годам.

Помнится ещё один эпизод из моего раннего детства, о котором мне давно хотелось рассказать, обозначив его суть весьма выразительными словами: «Солёный хлеб».

Не могу точно назвать год, отмеченный этим горьким случаем на заре моей жизни. Хорошо помню только, было мне лет восемь или чуть больше. Скорее всего, в дни зимних каникул. Было это вскоре после отмены карточек на хлеб и другие продукты. Вместе с соседскими мужчинами, работавшими в Донбассе, ночным пригородным, или, как он назывался, «рабочим», «деповским» поездом я отправился в Краматорск. Поехал, чтобы купить там хлеба. В Барвенково свободной продажи его практически не было. В заводском Краматорске приобрести хлеб было можно, хотя, конечно, тоже не без труда. Приехав в Краматорск где-то часам к пяти утра, я отправился к хлебному магазину. В связи с тем, что в руки отпускали по одной буханке хлеба, пришлось занять две-три очереди с интервалом в пятьдесят-сто человек. Отогревались в подъездах домов, где были чуть-чуть тёплые «паровые» батареи.

День сложился удачно: хотя изрядно устал и промёрз на холоде, мне удалось взять три булки хлеба и килограмм пшена. Но не рассчитал, растратил все имевшиеся у меня деньги. Ничего не оставалось – надо было ехать домой без билета. В традиционной суматохе при посадке мне удалось «пробраться» в вагон. Мужчины посоветовали забраться вместе с «торбой» под сиденье, заслонив меня ногами.

Где-то на полпути к Барвенково, в Шидловке или Бантышево, в вагон пришёл ревизор с фонарём в руках. Он знал, где искать безбилетников. С помощью фонаря обнаружил и извлёк меня из-под сиденья. Робкие роптания и просьбы мужиков: «Оставь пацана в покое» не возымели на ревизора никакого воздействия. Он повёл меня в купе проводника, запер на ключ, а сам отправился дальше по вагонам поезда. Появился уже на подъезде к Барвенково и стал, не спеша, заполнять квитанцию на уплату штрафа, угрожая мне и особенно родителям самыми страшными карами: и тюрьмой, и отправкой на мыловарню. У меня не было ни гроша – в этом ревизор легко убедился, вывернув мои карманы. И тогда он бесцеремонно отобрал у меня, в счёт уплаты штрафа – две булки хлеба из трёх. Ни слёзы, ни просьбы не помогли. Пока ревизор-живодёр мордовал и стращал меня, поезд прошёл Барвенково и уже подходил к очередной остановке – Языково. Вышел я из вагона с буханкой хлеба и килограммом пшена, запуганный, изнурённый усталостью, холодом и особенно жестокостью ревизора.

Был тёмный морозный вечер. По заснеженным шпалам, заливаясь слезами, с колотившимся сердцем отправился в пятикилометровый путь до Барвенково да ещё два километра – по «западенской» улице к нашей хате. И очень хотелось есть. Я не мог уже пересилить себя и стал отламывать кусочек за кусочком, чтобы хоть немного подкрепиться. Солёные слёзы густо падали на краюшки, и хлеб казался мне горько-солёным. Где-то ближе к полуночи добрался домой. Дверь открыла взволнованная мама; ей уже сообщили, что меня задержал ревизор, но больше о моей судьбе ничего рассказать не могли.

«А где же хлеб?» – вырвалось из груди мамы. Я в слезах рассказал ей обо всём, что случилось…

Жестокость живодёра-ревизора на всю жизнь сохранила в моей душе и в памяти самое неприятное впечатление об этой профессии.

Я вспомнил о двух, может быть, самых драматических случаях из моего детства. Но не они определяют его, не они отразились на формировании характера, линии поведения, всей дальнейшей жизни…

Мама – Осадчая Варвара Семёновна (1905–1998) (Снимок 1965 г.)

Сестра – Мария Осадчая (Снимок 1941 г.)

«Жизнь делать с кого?»

Память не в силах удержать сплошную цепь событий, многоликий и многослойный образ целой эпохи, промелькнувший в одночасье на коротком отрезке человеческой жизни. Но…

Как там у Маяковского:

Когда я итожу
то, что прожил,
И роюсь в днях —
ярчайший где,
Я вспоминаю одно и то же —
двадцать пятое, первый день…

Для меня таким днём стало 7 ноября (25 октября) 1937 года, День 20-й годовщины Великой Октябрьской Социалистической революции.

Мне в 1937-м исполнилось 10 лет. Тот год запомнился двумя событиями, разными по характеру и значению. Но оба они связаны с празднованием 20-летия Октябрьской революции.

Седьмого ноября 1937 года в Барвенково стояла прохладная погода. Почти весь день моросил мелкий осенний дождь. Но это нисколько не сказалось на радостном возбуждении взрослых и детей. Праздничное настроение было у всех.

И хотя страна жила небогато, Советская власть заботилась о том, чтобы люди ощутили юбилей Октября, воплощение его идей.

После общегородского митинга и демонстрации на центральной площади города мы с сестрой отправились на детский утренник в контору «Заготзерно», где работал отец.

Там был концерт детской самодеятельности; каждому участнику утренника вручили праздничные подарки (конфеты, печенье, яблоки).

Но главным событием для нас в тот день было катание на машине. В открытом кузове «полуторки», по меньшей мере, часа два (а может и три) нас возили по улицам Барвенково. Несмотря на осеннюю непогоду, мы были на верху блаженства. Радость была безграничная. Ни на минуту не умолкали песни, веселье, смех, жизнерадостное «ура!».

Это была первая и едва ли не единственная довоенная праздничная прогулка на машине, и потому она запомнилась на всю жизнь.

В прекрасном настроении вернулись домой.

В тот праздничный вечер произошло ещё одно событие, во многом определившее содержание и смысл всей моей жизни. Накануне на пионерской линейке в школе «за отличную учёбу и примерное поведение» мне вручили книгу В. Кожевникова «Тансик». Я уже её читал и потому, полистав, отложил в сторону. А попросил у сестры её «премиальную» книгу в сером переплёте. На её обложке – серебряный штык и молодая зелёная ветка, а над ними название – «Як гартувалася сталь». И ещё выше – фамилия автора: Николай Островский. До того дня я не знал ни автора, ни его книги. И потому удивился: «Для чего сестре – пятикласснице вручили книгу о производстве стали. По недоразумению?»

Но не отложил, а начал выборочно прочитывать отдельные эпизоды. Очень скоро убедился, что книга интересная, и принялся за сквозное чтение. Далеко за полночь мама погасила керосиновую лампу и почти насильно уложила спать. Ночь была почти без сна: такое сильное впечатление было от прочитанных страниц и от желания угадать дальнейшую судьбу Павки Корчагина и его друзей.

Ранним утром я снова уселся за книгу и уже не мог оторваться от неё; даже за обеденным столом не расставался с ней. А после ужина уговорил маму и сестру читать книгу вслух. Начали с первой страницы. И за несколько вечеров прочли книгу, пережив вместе с Павкой Корчагиным всю его драматическую, мужественную жизнь. Сколько глубоких волнений и искренних горячих слёз было за эти напряжённые, тревожные вечера. Фактически у меня стало с тех дней два отца: реальный и духовный. По случайному совпадению у них было одинаковое имя и отчество – Павел Андреевич…

Дочитав последнюю страницу книги, я долго не мог успокоиться, продолжая жить судьбами Павки Корчагина, Серёжи и Вали Брузжак, других её героев. Снова и снова возвращался к самым волнующим эпизодам книги: поистине потрясающим было впечатление от прочитанного.

Николай Алексеевич Островский 24 сентября 1904 – 22 декабря 1936.

В день вручения Николаю Островскому ордена Ленина 24 ноября 1935 года. Справа Ольга Осиповна Островская – мама писателя. Стоят слева направо: Раиса Порфирьевна (жена); Екатерина Алексеевна – сестра; Катя – племянница; Дмитрий Алексеевич – брат.

В те дни я твёрдо однажды и навсегда решил для себя: идти по пути Павла Корчагина. Он стал для меня всем: самым верным и надёжным другом, учителем, наставником, путеводителем, судьёй всех дел и поступков. Он покорил меня однажды и навсегда своим мужеством, волей, целеустремлённостью, нравственностью своего поведения, поступков и мыслей. Сколько раз я читал и перечитывал «Как закалялась сталь» – не подсчитывал. Одно могу сказать: великое множество. Впрочем, как и все книги и статьи о книге и её легендарном авторе – писателе-коммунисте, вышедшем из первого поколения комсомола, – Николае Алексеевиче Островском. Он однажды и навсегда определил мою судьбу, жизненные ориентиры, всю мою жизнь.

На протяжении всей жизни я постоянно находил в книгах Николая Островского, в его статьях, выступлениях, письмах ответы и советы по всем вопросам и проблемам, которые возникали у меня.

Скажу больше: многие нормы и критерии жизни Павла Корчагина и самого писателя стали неоспоримыми и безусловными для меня. Они формировали меня, мой характер, они помогали мне жить и достигать поставленной цели.

Основополагающими принципами в жизни, как и для великого множества людей, стали для меня мудрые советы Николая Островского, сформированные им на опыте собственной жизни-борьбы, жизни-подвига:

«Мужество рождается в борьбе с трудностями и проверяется испытаниями… Только вперёд, только на линию огня. И только к победе и никуда больше…»Этому девизу я старался следовать всегда.

Почему так значителен образ Николая Островского, подвиг всей его жизни? Николай Островский – ровесник Валерия Чкалова, Полины Осипенко, Паши Ангелиной, Алексея Стаханова. Он принадлежал к тому поколению советских людей, которое вошло в сознательную жизнь в годы Великой Октябрьской социалистической революции; которое росло, мужало и закалялось в битвах гражданской войны, к тому счастливому поколению, которое стало первопроходцем социалистического строительства в нашей стране. Так отвечал на этот вопрос замечательный советский писатель Борис Полевой в предисловии к первому изданию трёхтомника книг, статей, речей и писем Николая Островского. Это было первое поколение Ленинского Комсомола. И потому логично звучит вопрос-ответ: у кого же должно было учиться новое поколение советских людей, новое поколение комсомола, идущее ему на смену?!

С кого должны были мы делать жизнь свою, как не с Николая Островского, воспевшего и в книгах своих, и жизнью своей первое поколение борцов за власть трудового народа, строителей Нового Мира?!

И выбор был сделан однажды и навсегда!

…В конце 60-х годов ЦК ВЛКСМ учредил почётное звание «Лауреат премии Ленинского Комсомола». Его присваивали за особые заслуги самым достойным и самым талантливым воспитанникам комсомола.

Первым лауреатом премии Ленинского Комсомола по праву стал правофланговый всех поколений комсомола Николай Островский.

Почётный знак был передан жене писателя, тогдашнему директору Московского музея Николая Островского – Раисе Порфирьевне Островской 2 февраля 1967 года. Осуществление этой торжественной миссии было поручено первому космонавту СССР Юрию Алексеевичу Гагарину. Его ассистентами были: Людмила Павличенко, Герой Советского Союза легендарный советский снайпер, и близкий друг Николая Островского, автор одной из лучших книг о Николае Островском – Пётр Новиков…

Николай Островский – лауреат № 1 премии Ленинского Комсомола. Знак лауреата вручают жене писателя Раисе Порфирьевне Островской первый космонавт СССР Юрий Гагарин; Герой Советского Союза Людмила Павличенко и друг писателя, автор книги «Счастье быть бойцом» Петр Новиков.

…Сколько помню, мне в жизни ничего не давалось легко. Всё приходилось брать с боем, с полным напряжением сил, с полной самоотдачей. Касалось ли это общественных дел или личных. Это приносило свои плюсы: формировало характер, закаляло волю, давало опыт на будущее. Все эти «ценности» особенно пригодились на завершающем этапе жизни, когда пришлось оказаться в эпицентре суровой борьбы с ренегат-предателями, душителями КПСС, социализма, палачами нашей Советской Отчизны и трудового народа.