Бестеневая лампа

Дед подошел к столу, окинул его взглядом, посмотрел на те бумаги, что лежали под оргстеклом, на аккуратную стопку историй болезни, на остро заточенные карандаши в специальном стакане и остался доволен.

– Ничего лишнего, – сказал он, опускаясь в кресло. – Это хорошо.

– Еле успел все в тумбочку засунуть, – шепнул Рыков Виктору. – Блок сигарет, карты игральные – у солдат отобрал, – и два номера «Плейбоя».

– За «Плейбой» отдельное спасибо, – в ответ тихо сказал Виктор.

Дед тем временем сложил руки на столе в замок, повращал немного шеей и остановил свой взгляд на собеседниках.

– Начнем, пожалуй. Кто доложит по пациенту?

Рыков откашлялся, встал, как нерадивый школьник, пару раз шмыгнул носом и сказал:

– Доложит лечащий врач.

После чего сел обратно и пихнул Виктора в бок.

Подстава была неожиданной – впрочем, а иначе какая же это подстава. Виктор замешкался, потому что история болезни осталась на столе у Рыкова, но собрался с мыслями и понял, что помнит практически все. Он сначала хотел говорить сидя, потому что ему показалось, что делать доклад по пациенту для родного деда можно и в более расслабленном положении, но вдруг осознал, что перед ним сейчас в кресле начальника сидит не просто родной человек, а ведущий (хоть и в прошлом) хирург этого госпиталя. Ноги сами подняли его с дивана.

– В палате номер четыре, она же интенсивной терапии, четвертые сутки находится ветеран боевых действий, майор в отставке Магомедов Ильяс Магомедович. Предварительный диагноз звучит как «Трофические язвы культей обеих голеней. Отсутствие нижних конечностей на уровне верхней трети голеней вследствие травматической ампутации обеих стоп после минно-взрывного ранения. Синдром системной воспалительной реакции». Несколько косноязычно получилось, но пока вот так. Поступил к нам с жалобами на длительно не заживающие раны культей, общую слабость, повышение температуры тела, отсутствие аппетита, выраженную астению. Со слов самого пациента и его жены Тамары – такое состояние беспокоит в течение последних двух недель с некоторым ухудшением. Самостоятельно выполнялись мазевые перевязки, протезы не носит в связи с ранами.

– Жена его перевязывала или он сам ухитрялся? – внезапно спросил дед.

– Жена.

Дед взял из стакана карандаш и сделал пометку в настольном календаре Рыкова, после чего кивнул. Виктор расценил это как предложение продолжать.

– Анализы при поступлении показались нам довольно странными. Высокий лейкоцитоз, сдвиг формулы влево, немного пониженный гемоглобин. Начали лечить местно плюс антибиотик, а на следующий день анализы повторили. Лейкоцитоз вырос на пару единиц несмотря на то, что всего за сутки раны немного очистились. Исходя из лабораторных данных, решили исключить системную реакцию, направили его на УЗИ, попутно выполнив еще и обзорные снимки грудной клетки и брюшной полости. На них – все хорошо, на УЗИ легкая гепатомегалия. На следующий день температура приобрела гектический характер…

Виктор вдруг понял, что дед довольно сильно отстал в нынешней классификации сепсиса и его критериев, потому что с тех пор, как он уволился, она почти каждый год менялась, дополнялась, расширялась. «Если что, аккуратно пройдусь по теории, чтоб не подумал, что мы его, дурака старого, учить вздумали», – отметил про себя он.

– Собственно говоря, к чему это все веду… – хотел подытожить Виктор, но дед закончил вместо него:

– К сепсису. Все критерии налицо. Лейкоцитоз, фебрильная лихорадка, гепатомегалия, – сделал вывод за Виктора дед. – Все по последнему докладу ассоциации специалистов по хирургической инфекции за прошлый год.

Виктор не смог сдержать удивления, но спросить ничего не решился. Дед увидел приподнятые брови внука и сказал:

– Ты мне ноутбук зря, что ли, подарил? На пенсии много чего сделать можно от безделья. В том числе понять, что такое интернет, и с его помощью разобраться с классификацией сепсиса.

Виктор развел руками и молча сел на диван.

– Я вижу, что проблема довольно проста. Есть пациент с сепсисом, но вы не можете понять, где у него источник.

– Так точно, – ответил Николай Иванович. – Язвы на культях, конечно, грязненькие, но не септические. Пневмонии нет, абсцессов печени и селезенки нет, никаких признаков поражения пазух. То есть отсевов нет. Но, если так пойдет и дальше, он у нас умрет с нераспознанным очагом. Исходя из логики происходящего, мы должны сегодня собрать консилиум по этому поводу, но сначала хотим выслушать ваше мнение. Если нужно, его история – в стопке рядом с вами с самого верха лежит.

Дед протянул руку, взял историю болезни, сразу открыл с того места, где были вшиты анализы, пролистал внимательно бланки, потом посмотрел несколько дневниковых записей. Напоследок он развернулся к окну и взглянул на пару снимков, вложенных в историю. Затем оперся на локти, снова сцепил пальцы рук в замок и положил на них подбородок, глядя куда-то в сторону и о чем-то размышляя.

– Режим постельный, конечно же? – спросил он, не поворачивая головы.

– Само собой, – ответил Рыков. – Палата интенсивной терапии, все, как положено.

– И жена с ним? Кормит, перестилает, умывает? Санитарка вообще им не занимается?

– Жена не пускает, – покачал головой Рыков. – Ее бы воля, она там и готовила бы ему, но мы запретили газовую плитку. Он герой войны, за него совет ветеранов просил, командир пошел навстречу.

– Понимаю, – дед встал с кресла. – Халат найдем для меня?

– Все готово, Владимир Николаевич, – начальник вскочил с дивана, метнулся к шкафу и через мгновение держал в руках белоснежный халат с завязками на спине, как дед всегда любил. Мода на акушерские халаты была у деда с войны – в них удобно было наклоняться к больному или к столу, потому что ничего не провисало спереди. Война кончилась, а привычка осталась.

Они втроем прошли в отделение. Сестра на посту знала о том, что ожидается некий серьёзный гость, но была не в курсе того, кто этот пожилой и слегка прихрамывающий доктор, перед которым сам Рыков ходил чуть ли не на цыпочках. Она встала за столом, поздоровалась, дед кивнул ей в ответ.

Николай Иванович открыл дверь интенсивки. Они вошли.

Магомедов лежал на кровати у окна и смотрел телевизор. Его жена Тамара в темно-синей блузке и такого же цвета юбке до пола резала на столе у холодильника хлеб и готовила мужу бутерброды; волосы были собраны под белый платок, им она напоминала Виктору сестру милосердия из старых фильмов.

– Доброе утро, – поздоровался Рыков. – Мы к вам с обходом, и нам поможет один очень важный и знающий специалист, Озеров Владимир Николаевич, полковник медицинской службы.

Магомедов, услышав голос начальника отделения, тут же протянул руку с пультом в сторону телевизора и выключил его. Тамара на мгновенье замерла – Виктор понял, что она ждет какой-то реакции мужа.

– Прекрати пока готовить, присядь, – указал Ильяс своей жене. Тамара покорно отложила в сторону нож, вытерла руки полотенцем и села на вторую кровать.

Они вместе производили странное впечатление – жена казалась роботом, что выполняет приказы хозяина. Он был идеально выбрит, чисто одет, свежая постель, завтрак, телевизор – она организовала ему быт полностью.

Дед подошел поближе и несколько секунд просто вглядывался в лицо майора, потом медленно поднес руку к его лицу и осмотрел склеры, сдвинув нижние веки.

– Покажите язык.

Ильяс показал.

– Хорошо. Пить хочется постоянно?

– Да.

– Жена подает, как только попросите?

– Конечно.

– Перевязка сегодня планируется? – спросил дед у Виктора.

– Можем организовать прямо сейчас, здесь, – ответил тот и вышел, чтобы позвать операционную сестру.

Перевязка прошла быстро – в умелых руках Юли салфетки и бинты просто летали. Дед надел перчатки, посмотрел на язвы, взял в руки бинты, поднес поближе к глазам, потом помахал над ними к себе ладонью, чтобы оценить запах, чему-то кивнул. Юля наложила мазевые повязки и вышла, забрав грязный материал.

– Вы давно без протезов из-за этих ран? – решил уточнить дед.

– Три недели, – Ильяс отвечал строго на поставленные вопросы.

– И как вы без них обходились дома?