Энергоинформационная педагогика

Наука с большими потугами нащупывает новые пути познания. Начинаем понимать ограниченность структурного подхода. Человека нужно брать только целостным, в единстве всех его структур, сфер и функций. В медицине и педагогике такой подход может сразу изменить результаты практического воздействия. Какой он – целостный, неразделенный Человек, обязан будет сперва постичь каждый, берущийся за воспитание.

Можно, все глубже уходить в изучение отдельных органов и их функций, как это делается сейчас. Но толку от этого мало. Что даст, например, кардиологу все более тщательное, но вырванное из контекста всего организма изучение сердца, если центр ритма расположен не в сердце, а в мозге. И ведет сердечный ритм человека далекая Галактика, находящаяся на расстоянии сотен световых лет. Потому и нет прогресса в излечении аритмий. То же самое мы можем сказать о неизлечимом пока гриппе и всех других недугах, поражающих весь организм. Современная медицина никак не может отойти от практики лечения болезней. А не кончавшие мединститутов знахари знали, что нужно лечить весь организм, а не орган, в котором появились сбои. В новых медицинских исследованиях все больше подтверждается, что самое эффективное лечение достигается воздействием на общую энергетику организма.

Вывод очевиден: изучение Человека должно быть только целостным, когда одновременно учитываются все его сферы. Среди них наименее изученная энергоинформационная сфера подлежит рассмотрению прежде всего.

2.2. Человек физический

Что видим в человеке невооруженным глазом? Физическое тело, развивающееся по законам живых организмов. Если ребенка кормить молоком и хлебом, то он будет расти подобно другим живым существам. В этом отношении человек не уникален. Рост как увеличение длины, объема, силы органов – универсальный закон развития живых существ. Физическое тело человека развивается по своим законам, которые достаточно хорошо изучены. И если бы человек состоял только из тела, то он давно перестал бы быть загадкой для науки. Физическое тело древние мудрецы называли первой или видимой натурой человека.

Но самого главного глазами не увидишь. Чего мы не видим в человеке? Его второй и более высоких натур. Но они как раз и составляют главную сущность человека, и тем самым выводят его из мира других живых существ.

Уже в ранней греческой философии пытались постичь человека. Но дальше того, что он «микрокосм» – существо, не уступающее по сложности самой Вселенной, – не пошли. Исходную идею софистов сформулировал Протагор (490-420 до н. э.), утверждавший, что человек есть мера всех вещей: «существующих, что они существуют и несуществующих, что они не существуют». Поворот от космологических сюжетов к антропологической проблематике осуществили софисты и Сократ (470-399 до н. э.).

Сократ попытался обнаружить объективное содержание человеческого сознания. Так он надеялся выйти на сущность человека. Но дальше изречения известной формулы мудрости «Познай самого себя» не пошел и умнейший из людей.

Поиски Сократа были продолжены Платоном (428-348 до н. э.), который попытался посмотреть на человека абстрактно, как бы с высоты птичьего полета. Но это достижимо только тому, кто сам не является человеком. Человек же, на все смотрит по-человечески и все измеряет по своим человеческим меркам. Потому ему никогда не выйти за пределы человеческого понимания. Платон вышел за пределы чувственного мира и многообразия изменчивых вещей и сделал вывод о существовании неизменного, сверхчувственного мира идей. В человеке, как и во всем сущем, Платон обнаруживает две сферы: бессмертную, единую и неделимую душу, которая является идеальной сущностью человека, и смертное, тленное тело. Платон определяет природу человека с точки зрения того, каким он должен быть, и поэтому большое внимание в его учении уделяется воспитанию, призванному изменить природу человека и его предназначение.

Аристотель (384-322 до н. э.), которого мы очень чтим за его непогрешимую логику, в познании человека преуспел еще меньше. Как суровый логик он брал реального человека, таким, каким он является в действительности. Человек этот ему так не нравился, оказался таким несовершенным, что философ с отвращением отворачивается от реалий и требует совершенствования природной организации человека, признавая ум и интеллектуальную деятельность высшей формой жизни.

«Ищу человека» – отвечал Диоген, бродивший ярком солнечным днем с зажженным фонарем, на вопрос любопытных – что же он делает. «А мы кто?» – удивлялись простофили. Неопрятно одетый, с вечно недовольным лицом, но великий умом и духом, непоколебимый в своей уверенности мудрец только злобно рычал: «Вы не люди, вы собаки!».

Поиски сущности человека зашли в тупик. Наступило долгое историческое затишье. Не знаем и никому не советуем размышлять на эту тему, ибо тайна великая есть, – отвечали отцы церкви своим прихожанам.

Размышлять о человеке позволено было только посвященным. И они старались, как могли. Что то объясняли, но больше, как мне кажется, скрывали, или нарочно излагали в таких выражениях, чтобы простой смертный ничего уразуметь не мог. Поясню этот момент.

После сенсационных предположений современной науки, которая говорит о существовании на Земле многих цивилизаций и абсолютных знаниях, дарованных Всевышним первым земным людям, уже не кажутся бессмысленными действия отцов церкви, инквизиции, стремящихся затормозить распространение знания. Прежние цивилизации погибли потому, что не сумели ими правильно распорядиться. Знания попали в руки несовершенных людей и привели в конечном итоге к печальным последствиям. Цивилизации погибли. Вероятно, и тогда, как и теперь, все, что открывают ученые, превращается в оружие, которое всегда почему-то оказывается в руках наименее достойных представителей рода человеческого. Понимаем: знание без нравственного смысла – меч в руках сумасшедших, – но дальше понимания не идем.

О том, что Земля вертится, знали те, кому было открыто знание, и до Галилея. Не было открытием для посвященных в тайну и прозрение Д.Бруно, равно, как и все другие, последовавшие после научные открытия. Но знали древние хранители знания и о несовершенстве человека, о том, что слабый «мыслящий тростник» весьма склонен лелеять свои амбиции, принимать быстрые и неправильные решения, действовать сослепу, опрометчиво и неразумно. Умножая знания, оскудневший нравственно человек только приближает свою кончину и неизбежную гибель всей цивилизации. Такие примерно предположения возникают у нас после знакомства со старинными философскими и религиозными трактатами, истолкованием которых заняты сегодня целые научные сообщества. Герменевтика (искусство толкования текстов) как научная отрасль утверждается, а при действительно прогрессивном развитии знаний о человеке, она не должна была бы появиться вообще.

Нас часто удивляет как бы наивность древних истолкований человека. Вот пример, который приводится в учебниках педагогики, и которым хотят показать, какими несовершенными были знания в древности, как плохо они преподавались детям. Средневековый ученый монах Алкуин, знавший ответы на все вопросы, пытается помочь ученикам схоластической школы постичь сущность человека. Как интересен и непостижим маленький фрагмент из «Словопрения высокороднейшего юноши Пипина с Альбином схоластиком». Ставил вопросы и отвечал на них, разумеется, сам Алкуин:

Пипин. Что такое человек?

Алкуин. Раб смерти, мимоидущий путник, гость в своем доме.

Пипин. На что похож человек?

Алкуин. На плод.

Пипин. Как помещен человек?

Алкуин. Как лампада на ветру.

Ответы-символы, ответы-загадки: в них и мудрая печаль, и недосказанность, и неопределенность. Алкуин сравнивает человека с лампадой на ветру, пламя которой может и разгореться, и погаснуть, обогреть и обжечь, оно изменчиво и эфемерно. Он – гость в этом мире. Различный в разных обстоятельствах. Именно это и мешает рассмотреть его поближе.

Что можем добавить мы к этому определению во всеоружии современных научных знаний? Мало, почти ничего, и намного хуже.

Ответы средневековых знатоков мудрости также полны высокого смысла и неопределенности. Из них следует, что человек подобен Богу. Он венец Его Творения. Несовершенство человека вызвано не каким-то изъяном Божьего промысла, а злоупотреблением свободой воли, дарованной человеку Всевышним. Отсюда главная задача человеческого воспитания – добровольное ограничение его свободной воли через самое доступное человеку – подчинение плоти духовному началу. Одновременно это и самое трудное для человека: лишь отдельные люди из сонмищ живших и живущих возвысились до выполнения первой части завета – есть, чтобы жить, а не жить, чтобы есть.

В средние века повышается внимание к внутренней духовной жизни человека, ее постижение становится основой философии воспитания. Но недосказанность существует, она видна невооруженным взглядом. Трудно понять, читая трактаты: лукавили, темнили объяснители или сами уже мало что понимали по причине утраты истинных знаний?

В учении Августина Блаженного воплощаются и идеи неоплатонизма, и христианский дуализм низшего (земного) и высшего (божественного) порядка. В философии Фомы Аквинского христианская концепция связывается с учением Аристотеля. И если Августин, следуя платоновской традиции, считал душу независимой от тела и отождествлял ее с человеком, то Фома Аквинский уже рассматривает человека как единство тела и души. «По закону своей природы, – писал Фома Аквинский, – человек приходит к умопостигаемому через чувственное, ибо все наше сознание берет свой исток в чувственных восприятиях» (Антология мировой философии. В 4 т. – М., 1969. – Т.1. – С. 827).

Подобная трактовка человека встретила решительное противодействие уже в эпоху Возрождения, когда стала утверждаться идея, что человека нужно изучать в условиях его реальной жизни. Символом этого утверждения стало знаменитое высказывание Монтеня: «души императоров и сапожников скроены по одному и тому же образцу». Идеи античности возрождаются в творчестве таких знаменитых человековедов как Николай Кузанский, Леонардо да Винчи, Томас Мор, Данте, Монтень, Кампанелла. Красной нитью через их сочинения проходит идея целостности человека и его органической связи с Вселенной. Сегодня она имеет большое количество приверженцев среди философов и педагогов, несмотря на то, что многие века безжалостно критиковалась и извращалась.

Значительные изменения в осмыслении проблемы человека и формировании современных взглядов произошли в XVII веке, который не без оснований называют «веком разума» или «веком гениев». Мыслителей этого периода также волнует сущность человека, его предназначение, взаимоотношения с природой и обществом, его пороки и добродетели, наклонности и страсти, проблемы преодоления низменного в человеке и возвышения его природных добродетелей путем воспитания.

Английский мыслитель Ф. Бэкон (156-1626) высказался в том смысле, что цель науки состоит в принесении пользы человеку, а французский мыслитель Р. Декарт (1596-1650) дополнил его заключение призывом, чтобы сам человек получал достоверное знание о себе с помощью своего собственного разума.

Соединение мыслящего и протяженного, двойственность человеческой сущности наиболее точно выразил французский математик и религиозный философ Б. Паскаль (1623-1662), назвав человека «мыслящим тростником». Но человек не просто самая ничтожная былинка, он мыслящая былинка, а значит – может возвыситься над природой. Все наше достоинство, – учил Паскаль, – заключается в мысли. Вот чем мы должны возвышаться, а не пространством и продолжительностью, которых нам не наполнить.

Такое понимание сущности человека положило начало новому подходу к воспитанию. Если средневековая система воспитания, освященная церковью, выступала хранительницей традиций, то зарождающаяся новая – стремилась к развитию заложенных в человеке способностей.

Основные положения философско-педагогической системы эпохи Просвещения были сформулированы выдающимся английским мыслителем Джоном Локком (1632-1704). Мыслитель не увлекся новыми формулировками сущности человека, он больше размышляет о его воспитании. Локк почти не высказался по двум важнейшим вопросам, которые в то время занимали умы просвещенных мыслителей: 1) какое положение занимает человек в природе? 2) как соотносятся мысленное и протяженное, душа и тело? Вопрос о том, считать ли душу существующей до или несколько позже первых зачатков организации, или начал жизни в теле, или же одновременно с ними, мыслитель великодушно предоставил тем, кто больше об этом думает и знает. А вот мысли его о воспитании, как главном средстве улучшения человеческой природы, действительно интересны (Локк Д. Мысли о воспитании./ Соч. в 3-х т. – Т. 3. – М.:Мысль, 1988).

За Локком пошли немногие. Среди них Д. Толанд (1670-1722), к творчеству которого почти не обращаются теоретики воспитания. В работе «Пантеистикон» он также подчеркивает, что человек – часть природы. Отвечая на вопрос, откуда человек родом, Толанд, может быть, с излишней образностью отмечает: «Солнце мне – отец, земля – мать, мир – отечество, все люди родные». Сущность человека, по его мнению, проявляется в том, что он животное общественное, которое не может ни хорошо, ни счастливо, ни даже вообще жить без помощи и содействия других.

Развивая идеи Локка и Толанда, достаточно оригинальное объяснение природы человека дает английский философ и врач Дейвид Гартли (1705-1757) в сочинении «Размышление о человеке, его строении, его долге и упованиях». Человек, считает он, состоит из тела и духа. Тело подвластно внешним чувствам, дух же является действующей силой, первопричиной и включает ощущения, идеи, удовольствия, страдания и произвольные движения. Бог является творцом и управителем мира и поведения человека.

Материалистическую трактовку сущности человеческой природы дает известный английский химик и философ Джозеф Пристли (1733-1804). Он выступил против общераспространенного мнения о том, что человек состоит из двух независимых субстанций – материи и духа. «Я скорее думаю, – говорит философ, – что весь человек единообразного состава и что… способности, называемые духовными, являются результатом такой органической структуры как структура мозга». Важнейшими характеристиками человека являются способность ощущения и восприятия, а также способность мышления. Способность мыслить является «свойством нервной системы, или, скорее, мозга».

Еще один англичанин, о котором в педагогиках вспоминают нечасто, Антони Коллинз (1676-1729) убеждал, что человек – разумное и чувствующее существо и, более того, существо, детерминированное разумом и чувствами, т. е. подчиненное необходимости. Об этом нужно помнить, определяя стратегию и тактику его воспитания.

Свою лепту в объяснение сущности человека вносит и выдающийся шотландский мыслитель Дэйвид Юм (1711-1776) в специальном «Трактате о человеческой природе». Он не без оснований достаточно критически оценивает попытки философов предшествующих эпох проникнуть в человеческую сущность и говорит о необходимости создания единой систематической науки о человеке, которая «должна быть доведена до величайшей степени точности». Юм объясняет сложно, о душе, например, он говорит, что она есть не что иное, как система или ряд различных перцепций, причем все они соединены, но лишены какой-либо тождественности. Человек всего лишь связка или пучок различных восприятий, следующих друг за другом с непостижимой быстротой и находящихся в постоянном течении, в постоянном движении. Юм рассматривает человека не в контексте окружающей природы, а как существо познающее, что имело огромное педагогическое значение.

Перенесемся теперь в не менее просвещенную Францию и послушаем тамошних мудрецов. Первым по времени среди французских просветителей стоит Жюльен Офре де Ламетри (1709-1751) – один из самых противоречивых, но, безусловно, талантливых и оригинальных мыслителей XVII в. Трактат «Человек-машина», который произвел в Западной Европе эффект взорвавшейся бомбы, снискал ему славу, известность, но гораздо больше принес неприятностей. Проблему человека Ламетри рассматривает, опираясь на четкие исходные теоретические позиции. Познать природу человеческой души, утверждал он, просто невозможно, особенно если мыслить ее как абстракцию, оторванную от тела, как некую самостоятельную субстанцию. Принципиальной для Ламетри является следующая мысль: «Душа и тело были созданы одновременно, словно одним взмахом кисти». При этом душа является активным началом тела. Ссылаясь на древних философов, Ламетри выделяет растительную, чувственную и разумную душу.

Концепцию человека Ламетри можно представить в виде следующих основных положений. Во-первых, человек рассматривается как часть природы. Философ доказывает, что между человеком, животными и растениями нет пропасти и все они – различные проявления материи, самым совершенным выражением которой является человек. Во-вторых, особая природная организация человека воплощена в его теле. Самое же человеческое тело – «это заводящая сама себя машина, живое олицетворение беспрерывного движения». В-третьих, взявши в руки «посох опыта», говорит философ, мы можем найти душу как бы внутри органов тела. Чрезвычайно интересно замечание Ламетри о том, что человек по своей природной организации стоит ниже животных, и помещение в один класс с животными делает ему честь. Превосходство над животными человеку дает воспитание.

Французский философ Этьен Бонно де Кондильяк (1715-1780) создает еще одну оригинальную концепцию человека. Он допускает существование и материальной и духовной субстанции, истинная сущность которых не поддается познанию. Тело есть протяженная субстанция, а душа есть субстанция, которая ощущает. Тело само по себе не воздействует на душу и не является причиной ее ощущений, оно лишь повод для них или окказиональная причина того, что порождает душа и, более того, наши органы чувств «суть лишь окказионально источник наших знаний».

Наиболее полное отражение проблема человека нашла в творчестве Клода Адриана Гельвеция (1715-1771). В своем знаменитом труде «О человеке» (1773) философ берет на себя смелость создать целостную концепцию человека. Но с какой целью? Когда философ изучает людей, – размышляет Гельвеций, – его предмет есть их благо. Это благо зависит как от законов, при которых они живут, так и от воспитания, которое они получают. Познать человека, чтобы его правильно воспитать – истинная и благородная цель.

Человека Гельвеций определяет как природное существо, имеющее только одно начало – физическую чувствительность. Человеческая душа есть тоже не что иное, как способность ощущать, и поэтому является элементом природной организации.

Больше других Гельвеция занимает вопрос о причинах умственного неравенства людей. Не от силы тела, не от свежести органов и не от большей или меньшей тонкости чувств зависит большее или меньшее умственное превосходство. Философ видит две причины неравенства умов: различное стечение событий и более или менее сильное желание учиться. Даже явление гениальности не смущает философа. Вера в то, что талант – дар природы, порождает леность и небрежность и мешает в учении. Гениальный человек чаще всего является делом случая и даже гениальным становятся благодаря воспитанию.

Социальная человеческая сущность также обусловлена природной организацией. По мнению Гельвеция, в человеке безраздельно господствует гедоническое начало, и наслаждение есть единственный предмет желания людей. Человек стремится к самосохранению, желает себе добра и только это направляет его социальное поведение. Чтобы внушить людям любовь к добродетели, пишет Гельвеций, достаточно подражать природе. Удовольствия указывают на ее требования, страдания – на ее запреты, и человек послушно ей повинуется.

К числу характеристик сущности человека Гельвеций относит эгоизм, себялюбие и индивидуализм, которые являются вечными и неизменными чертами человеческого характера и движущими силами общественного развития. Заключение, к которому он приходит, проанализировав природную организацию человека, следующее: «Воспитание нас делает тем, чем мы являемся» (Гельвеций К.А. О человеке. / Соч. в 2-х т. – Т. 2. – М.: Мысль, 1974).

Мысль о человеке как части природы была доведена до абсолюта самым влиятельным деятелем французского Просвещения Жан-Жаком Руссо. В трактате «Эмиль или о воспитании» Руссо попытался создать персонифицированный идеал естественного человека. Его Эмиль представлял некую идеальную норму мужчины, София – образец идеальной женщины. Женщина по своим природным способностям, считал Руссо, равна мужчине, однако каждый из них выполняет предначертания природы и уготованную ему особую роль. Руссо много говорит о различиях в природном предназначении мужчины и женщины, но не забывает об их природном единстве.

Руссо настойчиво подчеркивает мысль о совершенстве природной организации человека (у природы ошибок не бывает), но это вовсе не означает, что люди равны по своим природным задаткам. Каждый от рождения, по мнению Руссо, наделен своим особым темпераментом, определяющим его склонности и характер. Каждому человеку отведено свое особое место в мироздании, надобно лишь найти его, «чтобы не портить общего порядка». Руссо совершенно однозначно говорит о том, что разнообразие умов и дарований создано самой природой. Люди способны развиваться в дурном или хорошем направлении. Принцип совершенствования человека, отстаиваемый Руссо, сформулирован однозначно – следовать своим природным наклонностям (Руссо Ж-Ж. Эмиль или о воспитании. – М.,1978).

Существом между ангелом и животным назвал человека итальянский философ Пико делла Мирандола. Созданный Богом человек стоит в центре мира, не будучи ни земным, ни небесным. Он может опуститься к животному уровню или стать богоравным. Пребывание между ангелом и зверем – данный ему диапазон существования. Но если человек будет развивать свою способность к познанию и самопознанию, то он станет ближе к ангелам. Если же он станет жить своими инстинктами, то будет опускаться все ниже. Человек, – учил Мирандола, – мастер, скульптор своего собственного образа, он есть тем, что он сам из себя сделал. В этих словах – вера в возможности человека, его здравый смысл. Это обобщенная программа воспитания как человека как усовершенствование его духовности.

Красивыми бриллиантами сверкают рассуждения о человеке вольнодумца, скалозуба и остряка Вольтера (1694-1778). Он не согласен ни с чем и ни с кем, и считает, что взгляды философов на проблему человека глупы и тенденциозны. «Один говорит: человек – душа, сопряженная с телом…. Другой уверяет, что человек – тело, в силу необходимости мыслящее». Однако ни тот, ни другой не доказывает свое положение. Сам же Вольтер предпринял попытку, исследуя человека, выйти за пределы сферы человеческих интересов, отделаться «от предрассудков философа».