Сага о золотопольцах

Гавриил нахмурился и, оглянувшись по сторонам, сжал кулаки. Это не укрылось от внимания воеводы.

– Не шути с нами, кузнец, – сказал Бажен, обнажая меч.

– Хорошо, я пойду с вами, – сказал Гавриил, выходя из-за стола.

– Ой, да что ж это такое! Зачем вы моего Гаврюшу забираете?! – заголосила жена кузнеца.

– Молчи, женщина, – отвечал воевода, – муж твой виновен в нападении на наследника нашего князя, княжича Гремислава.

– Да как же так то?! – не унималась она.

– Не волнуйся за меня, голубушка, – сказал кузнец. – Уложи детей и сама ложись. Все образуется.

Гавриил подошёл к жене и поцеловал ее.

Потом он обнял каждого из своих детей, а старшему сказал:

– Теперь ты, Евсей, глава семьи, на то время, пока меня не будет. Заботься обо всех.

– Буду, отец, – ответил Евсей.

Затем кузнец подошёл к воеводе.

– Ну, пошли, – сказал он и вышел прочь, в сопровождении дружинников.

***

Утро было солнечным и тёплым, князь стоял на крыльце, с Феофаном и Гремиславом. Внизу, в окружении стражников, стоял кузнец Гавриил. Пимен стоял в нескольких шагах от него и, держа на вытянутых руках свиток, оглашал приговор.

– Третьего дня, кузнец Гавриил совершил нападение на наследника престола Доброславграда и окрестных земель. Не проявляя должного почтения, он избил княжича Гремислава, за что князь Фёдор приговаривает его к смерти, – Пимен сделал паузу. – Но в честь отправления нашего войска в поход, князь, милостью своей, не желает осквернять этот светлый день дурным знамением, а потому заменяет смертный приговор на сто ударов плетью. Приговор должен быть приведён в исполнение немедленно, – Пимен завершил чтение и убрал свиток. Два дружинника заковали кузнеца в колодки. Жители окрестных домов, стоящие неподалёку, тихонько перешептывались в ожидании. Вперёд вышел воевода Бажен с плетью. Князь сделал знак рукой.

– Можно начинать! – возгласил Пимен.

Бажен взмахнул плетью и изо всех сил ударил по спине Гавриила. Кузнец дернулся и тяжело вздохнул.

– Один! – возвестил Пимен.

Плеть снова взвилась в воздух и опустилась на спину кузнеца.

– Два!..

– Три!..

Спина кузнеца постепенно превращалась в кровавое месиво, он повис на колодках, и лишь тихо стонал. Князь улыбался, Гремислав внимательно всматривался в эту картину.

– Двадцать два! – огласил Пимен.

Удар… Удар… Каждый удар вызывал краткий вздох в толпе.

– Тридцать восемь!..

К пятидесятому удару кузнец уже безжизненно болтался на веревках, так что вторая половина ударов была нанесена по бесчувственному телу.

Князь был доволен увиденным. Толпа возмущённо роптала. На лице Гремислава застыла бледная маска отрешенности. Воевода Бажен с ног до головы был забрызган кровью из ран на спине кузнеца.

– Сто! – проорал Пимен.

Дружинники отвязали кузнеца от забора и положили на землю. Подошедший целитель осмотрел бесчувственное тело.

– Он мёртв, – сказал целитель. По толпе прокатился тяжкий вздох.

– Свершилось правосудие! – воскликнул князь и удалился в свои покои.

Бажен сделал указание своим людям, чтобы те передали тело кузнеца семье, а сам также скрылся в княжеских палатах. Гремислав проследовал следом.

Холопы взвалили тело кузнеца на носилки и в сопровождении дружинников направились передавать тело семье.

Толпа начала расходиться, и спустя некоторое время на площади не осталось никого.

***

Князь восседал во главе стола, по правую руку находился Бажен, по левую Гремислав, далее находились различные знатные господа. Феофан находился за спинкой кресла князя, держа наготове кувшин с вином, готовый при надобности быстро наполнить его кубок. Слуги быстро убирали пустые тарелки и подавали новые блюда. Стол ломился от различных яств.

Для женщин был установлен отдельный стол, где собрались жены и дочери знатных людей. Княгиня вела беседу с женой воеводы.

– Что это ты, Гремислав, невесел? – спросил князь.

– Да вот, батюшка, тревожно мне, кузнец помер, а это дурное предзнаменование, – ответил княжич.

– Да кто ж виноват, что он издох? – удивился Фёдор. – Я проявил милость и не стал его вешать.

– Видно, дух в нем чёрный был, который пожелал омрачить нам праздник, – сказал Гремислав.

– Твоя правда, – молвил воевода, – была бы у него совесть чиста, то Четырехликий бы не стал забирать его к себе в такой день. Значит, замышлял он недоброе и бог ограждают нас от нечестивых замыслов этого негодяя.

– Да, Четырехликий справедлив, но почему нельзя было забрать его к себе не сегодня, а после нашего отбытия? Дурной это знак, ой дурной, – Гремислав залпом осушил свой кубок. – Феофан! Ещё.

Феофан в мгновение очутился рядом и наполнил бокал.

– Не так все, сын мой, – сказал князь, – я уверен в том, что бог специально забрал этого пса сейчас, чтобы показать холопам, что наказание неотвратимо, если ты зло против нас замышляешь. Эй Феофан, я прав?

– Да, государь, вы несомненно правы, – сказал Феофан. – А если княжич сомневается, то мы можем спросить у жрецов.

– Вот за это мне и нравится этот бездельник! – князь пальцем указал на чашника. – Какая идея! Мы так и сделаем, спросим у жрецов.

– Стоит ли батюшка? – спросил Гремислав. – А если они скажут, что это дурной знак, что тогда?

– Не скажут, – уверенно произнёс Фёдор.