Властитель груш

– А я что сказал?

– Что мы сбегаем в трущобы и распишем харю Тиллеру, чтоб к нам не совался больше. А потом оприходуем двух кабанчиков и анкерок.

– И что это значит?

– Ну, наверное, что мы Тиллеру и его ребятам пней выдадим?

– Патриций не сказал бы лучше! – похвалил Карл, хлопнув громилу по плечу, и снова обратил лицо к трущобным домикам. – Эй, живей переставляйте ноги! Наши кабанчики уже начали поджариваться!

В чём простодушный мордоворот не ошибся, так это в том, что долго шататься в этой части города, выискивая за каждой мусорной кучей смотрителя – то есть части города, не кучи, – идея не очень умная. Семнадцать человек – в самый раз для быстрого шумного налёта, но уж точно не для полноценной кампании в трущобах. Здесь десятки укромных мест и примерно столько же бывших ландскнехтов из банды Тиллера. Эти ребята драться умеют и любят, оружие у них тоже припасено, так что такое вторжение – для них, скорее, радостный повод хорошенько размяться.

И потом, на кривых, узеньких, грязных улочках и без ландскнехтов хватает шансов попрощаться с кошельком или кишками. Не говоря уж о перспективе засрать шикарный наряд.

Шансы эти меж тем сильно выросли, когда налётчики свернули с «главной» улицы в один из косых переулков, через которые в конечном счёте они должны достичь Ржавого Угла.

А также через невысыхающие лужи, горки из нечистот и хлама, который даже местные из дома прочь выкинули; мимо стайки-другой костлявых шкетов с голодными и хитрыми глазами, группы подозрительных оборванцев за углом и скрюченного существа в лохмотьях. Привалившееся к стене, оно то ли спало, то ли уже издохло – Карл точно не собирался проверять. Он был готов получить по морде от Тиллера, но только не подцепить оспу, проказу, сифилис и кровавое проклятие одним махом.

Около половины жителей бедняцкого квартала зарабатывали на хлеб и кров простым и тяжким трудом вроде погрузки и разгрузки купеческих лодок в речной гавани или стирки белья. Остальные попрошайничали, переправляли опасные товары – такие, за которые даже ткачи и контрабандисты отца не брались, – ну и тащили всё, что плохо лежит. Заработанное тем или иным образом пропивалось и проигрывалось в Грушевом Саду, а также выплачивалось Тиллеру в качестве доли, или платы за покровительство, или чаще просто платы за жильё.

Где-то жить нужно и докерам, и ворам. Деревянные и глиняные домишки по три, четыре, а где-то и в пять этажей, настроенные как попало, лишь бы место сэкономить; маленькие комнатушки, маленькие окошки, через которые свет едва падает, но зачем тебе свет, если ты всё равно день-деньской на улице промышляешь?

В любом случае, рента – единственная возможность получить отсюда хоть какую-то прибыль, и ландскнехтам это пока удавалось. Ни отец, ни Дирк Ткач, не говоря уж о чистоплюйном капитане Лодберте из Застенья, в своё время такими успехами похвастать не могли. За это Тиллеру, конечно, стоило воздать должное. Прямо перед тем, как воздать по зубам за переход границы.

Вот и Ржавый Угол, незамысловато названный в честь цвета глиняных кирпичей, из которых сложен десяток домиков в тупичке. Через этот Угол проходила граница трущоб с Грушевым Садом и ткацким кварталом. Впрочем, по трущобным меркам название считалось даже очень замысловатым: другие райончики носили имена вроде «Дыра» или «Сральник».

Громила в солдатском колете и с застиранным синим платком на голове безмятежно ковырял пальцем в носу, подпирая угол.

– Когда к тебе приходил Герберт на той неделе, что ты ему сказал? – раздался из-за поворота грозный, звонкий голос, привыкший перекрикивать что угодно и кого угодно. Отвечавший мямлил и ответ так далеко было не разобрать. – Сука, громче!

Караульный вздрогнул, оборачиваясь на чавкающий звук шагов. Приметив Карла с компанией, он торопливо вытер палец и шмыгнул во дворик.

Командирский голос не утихал.

– Вот именно, мать твою! Ты сказал, что заплатишь через неделю! И что? Где деньги? Их ведь нет, правда?

– Гауптманн, там кака-то фейка и упыри с дубьём! – оповестил главаря угловой солдат.

– Заткни бабу свою и шуруйте выносить вещи, пока я ваше говно не спалил! Чё там у тебя? Какая фея?

Карл завернул за угол с дубовой палкой в руке и с самой нахальной из своих улыбок на лице. Меч стучал по ноге, взывая к крови, но сегодня не следовало разить так глубоко. Это урок, а не окончательное решение.

– За «фею» я и с тебя спрошу, – добродушно пообещал Даголо, ткнув пальцем в часового, и быстро огляделся вокруг.

Пара дюжин местных – в основном бабы с детьми, от них проблем не будет. Рудольф Тиллер стоял посреди двора с учётной книжкой в руках. Вокруг него рассыпался десяток людей, все с такими же синими повязками на стриженых головах. Если только по домам вокруг не спряталось ещё два раза по стольку, перевес очевиден.

– Карл. Ну, здорово, – спокойно произнёс Тиллер, захлопнул книгу и предусмотрительно запихнул её в сумку. – Чего припёрся в нашу дыру? Эти крысы мне и без тебя заплатят, спасибо.

– О-о, нет-нет-нет, дорогой капитан, чхать я хотел на твоих крыс, – медленно ответил Карл, выступая вперёд.

Его люди привычно рассыпались полукругом позади. Крепкие лбы на шаг вперёд, те, что пожиже – за ними, Стефан и Сик – по обе стороны от него. Вот-вот начнётся.

– Не возьму я только в толк, какого хрена тебе не чхать на наши дела?

Ландскнехт невозмутимо пожал плечами. Выглядел он постарше Шульца или Эрны, да притом ни ростом, ни комплекцией на фоне своих людей не выделялся, но ни тени испуга на его потасканном лице не было. Вероятно, он очень даже хорошо понимал, что сейчас будет драка, а расклад не в его пользу, но вида не подавал. Потому он и вожак.

– Ты, ежели хотел чего, так и говори без этих ваших… э-э, торических вопросов.

– Курт Мюнцер отказался платить долю моему отцу. Ты обещал ему покровительство. Припоминаешь?

– Ну-у… – протянул Тиллер, почёсывая затылок. – Да, этот солдатик приходил ко мне плакаться. У Магны от его жалоб голова разболелась. Я сказал, что подумаю…

– Нехрен тут думать! – отрезал Карл, выступая вперёд ещё на несколько шагов.

Стефан и Сик двинулись следом, центр полумесяца тоже продвинулся. С полускрытым вздохом ландскнехт шагнул навстречу, поднося ладонь к дубинке на поясе.

– Ты знал, мать твою, что Курт – наш человек, и знал, что из Грушевого Сада он в твои трущобы сраные не попрётся. Значит, хотел кусочек Сада себе оттяпать? Немножко бренди по специальной цене, да?

– Да Курт и сам уже сдулся. Чего ты прицепился ко мне?

– Того, что зря ты к нам полез, – Даголо злобно оскалился, стискивая пальцами потёртый конец деревяшки. – И я сейчас покажу почему.

«О, я так не хочу драться!» – вопили поджатые губы и кислая мина Тиллера; вот-вот он попытается съехать на примирительный тон, выторговать себе пощады…

Ландскнехт резко прыгнул вперёд, срывая дубинку с пояса, и замахнулся на Карла.

– Сука! – он отступил на шаг; Стефан с рёвом налетел на часового, который держался рядом с синим капитаном, а Сик ударил Тиллера слева. Ловко развернувшись, тот парировал удар дубинкой, а левой рукой с размаху засадил в висок громилы.

Крякнув, Сик осел на землю, но Карл уже оказался рядом и залепил палкой по локтю. Ландскнехт вскрикнул, выпустил оружие, и тут же шагнул навстречу. Карлов воротник затрещал, ухваченный цепкими пальцами.

Добротная ткань с честью выдержала рывок, и мужчины оказались топчущимися нос к носу, рыча, стараясь пихнуть друг друга достаточно сильно, чтобы опрокинуть. Карл двинул противника коленом и попытался толкнуть, но тот вдруг резко качнул головой вперёд – и нос пронзила острая боль.

Даголо взвыл и отпрянул, чуть согнувшись и зажимая лицо ладонью, в которую тут же хлынула кровь. В руке Тиллера блеснул нож. Он твёрдо шагнул вперёд, но через миг тень Угольщика пала на него сзади.

Карл расправил плечи и наотмашь зарядил по лицу ландскнехта, а затем с силой пнул ногой в колено. Две палки ещё несколько раз опустились на плечи и голову хозяина трущоб, прежде чем тот рухнул ничком.

– Ух! – налётчик быстро осмотрел поле боя: не пора ли хватать ноги в руки и линять к папочке?

Около половины «синих» держались пока на ногах, но «садовые» уверенно теснили их, собравшись по двое на одного, в то время как остальные пинали для острастки лежавших. Карл всегда держался заодно с этими достойными людьми, а потому, последовав их примеру, хорошенько ткнул Тиллера носком башмака.

Ландскнехт вслепую махнул ножом, промазав, но заставив его отшатнуться. Даголо выпустил дубинку и неловко обнажил меч.

– Ну-ка, Рудольф, брось эту штуку! – прогнусавил он из-за придерживающей нос ладони. Блестящее острие смотрело прямо на грудь противника.

– Погоди, – прохрипел он и кое-как отбросил клинок прочь.

Его прищуренные глаза нацелились на лицо Карла, а рука поднялась к мечу с двумя пальцами, отогнутыми в предостерегающем жесте.

– Убьёшь меня – Лига шею тебе намылит!